Медленно возвращался я с причала в лагерь. Шел один. С носилками, перекинутыми через плечо, я подошел к тому ровному месту, где мой буйвол Брут схватился с Дантоном. Остановился и сел отдохнуть. Уже стемнело, хотя было еще только семь часов. Западный край неба еще слабо освещался закатившимся солнцем. Все остальное погрузилось в темноту, и только луч маяка время от времени прорезал ее. Щемило сердце, переполненное тоской и горем.
Какого черта понадобилось тебе смотреть на это погребение, да еще на погребение своего друга! Ну посмотрел. Послушал колокол. Может, хватит? Удовлетворил свое нездоровое любопытство?!
А теперь надо разделаться с тем, кто сотворил это зло. Когда? Сегодня же ночью. Почему сегодня? Рановато: парень ведь начеку. В его «шалаше» десять человек. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы они опередили и взяли верх. На сколько человек можно рассчитывать? На четверых, пожалуй, точно, я – пятый. Так. С парнем надо разделаться и постараться попасть на остров Дьявола. А там никаких полетов и никаких приготовлений. Просто пара мешков с кокосовыми орехами – и бултых в море! До побережья совсем недалеко, каких-то сорок километров по прямой, с учетом волн, ветра, приливов наберется сто двадцать. Выдержу ли – вот в чем вопрос. Я сильный. Двое суток верхом на мешке – надо полагать, справлюсь.
Закинув носилки на плечо, я двинулся в лагерь. У ворот пришлось пережить неприятный и необычный момент – меня обыскали. Раньше такого не было. Никогда. Багор отобрал у меня нож.
– Хотите, чтобы меня убили? Зачем разоружаете? Вы прекрасно знаете, что посылаете меня на верную смерть. Если меня убьют, виноваты будете только вы.
Никто не ответил: ни багры, ни надсмотрщики-арабы. Открылась дверь, и я вошел в камеру.
– Ни черта не видно. Почему одна лампа вместо трех?
– Папи, иди сюда.
Гранде потянул меня за рукав. В комнате было совсем тихо. Чувствовалось, что-то должно произойти или уже произошло.
– У меня больше нет ножа. Обыскали и отобрали.
– Сегодня ночью он тебе не понадобится.
– Почему?
– Армянин с дружком в туалете.
– Что они там делают?
– Спят вечным сном.
– Кто их усыпил?
– Я.
– Быстро. А что с другими?
– У них в «шалаше» осталось четверо. Поло поклялся, что шума не будет. Он ждет тебя для разговора и предлагает на этом остановиться.
– Дайте мне нож.
– Возьми мой. Я останусь в углу, а ты иди и поговори с ними.
И я пошел. Глаза уже привыкли к темноте. Ясно вижу: все четверо стоят, плотно прижавшись плечами друг к другу, у своих подвесных коек.
– Хотел поговорить со мной, Поло?
– Да.
– Один на один или вместе с друзьями? Чего ты от меня хочешь?
Я сохраняю благоразумную дистанцию в пять шагов. Левой рукой плотно сжимаю рукоятку открытого ножа.
– Я хотел сказать, что твой друг вполне отомщен и надо на этом завязывать. Ты потерял своего лучшего друга, а мы – двоих. Мне кажется, на этом следует закругляться. А ты как думаешь?
– Поло, я понял тебя. Если согласен, давай договоримся не предпринимать друг против друга никаких враждебных действий в течение недели. А потом посмотрим, что нам делать. Согласен?
– Согласен.
И я удалился.
– Что они говорят?
– Считают, что смерть армянина и Сан-Суси – достаточная компенсация за утрату Матье.
– Нет, – сказал Гальгани.
Гранде промолчал, а Жан Кастелли и Луи Гравон высказались в пользу мирного соглашения.
– А ты как думаешь, Папи?
– Во-первых, кто убил Матье? Армянин. Так. Я за мировую и дал слово не предпринимать враждебных действий друг против друга в течение недели.
– Значит, ты не хочешь отомстить за Матье? – спросил Гальгани.
– За Матье уже отомстили: двое убитых, зачем еще убивать других?
– Надо выяснить, знали ли они о готовящемся убийстве Матье и как к этому отнеслись?
– Всем спокойной ночи. Прошу извинить – мне надо немного поспать.
В любом случае мне хотелось побыть одному. Лег и устало растянулся на своем гамаке. Почувствовал над собой легкое движение руки, которая забрала у меня нож. Из темноты донесся тихий голос:
– Спи спокойно, Папи. Мы подежурим по очереди.
Для внезапной, отвратительной по жестокости смерти моего друга Матье не было никакой видимой разумной причины. Армянин убил его просто из-за того, что во время карточной игры накануне ночью он нарушил правила и Матье заставил его в присутствии тридцати или сорока игроков заплатить сто семьдесят франков. Этот набитый дурак посчитал, что в глазах остальных уронили его достоинство. Гранде и Матье прижали его тогда, и ему ничего не оставалось делать, как выложить деньги.
И вот самым подлым и трусливым образом, из-за угла, он убил Матье, убил человека, являвшего собой подлинный образец искателя приключений, прямого и честного, по меркам преступного мира. Я был глубоко уязвлен, и только тот факт, что убийцы пережили свое преступление всего лишь на несколько часов, слегка успокаивал. Он давал мне пусть небольшое, но столь необходимое в таких случаях удовлетворение.
Гранде, проявив повадки тигра, поразил обоих в горло, заколов одного за другим, прежде чем они успели приготовиться к защите. Он действовал с быстротой и ловкостью заправского фехтовальщика. Место, куда они рухнули, подумалось мне, должно быть залито лужами крови. В голову заползла глупая мысль: «А кто же их затащил в гальюн?» Но мне было не до расспросов. Перед закрытыми глазами так и стоял багрово-фиолетовый закат, высвечивавший дантовские сцены битвы акул за тело моего друга… Вот оно, по пояс в воде, с оторванной по локоть правой рукой, движется к лодке! Значит, все верно: это колокол призывает акул. Знают, суки, что их будут кормить под похоронный звон… Снова вижу десятки спинных плавников, отливающих тусклым блеском и режущих воду круг за кругом, словно перископы подводных лодок. Их наверняка больше сотни. Все кончено для моего друга: его спустили в канализацию, и она его протащила от начала и до конца.
Быть зарезанным в сорок с небольшим! Бедный Матье! Не могу больше терпеть. Нет, нет и нет! Пусть меня сожрут акулы, но живого – на пути к свободе; без мешков из-под муки, без веревки и камня. И без зрителей из багров и заключенных. Без колокола. Пусть сожрут меня живого в борьбе с морем и небом, устремленного к материку.
Кончено и с другим: хватит тщательно готовиться к побегам. Остров Дьявола, два мешка кокосовых орехов – и вперед. Пусть все трещит и рушится вокруг – положимся на Господа.
В конце концов вопрос упирается в то, выдержу ли я. Сорок восемь часов или все шестьдесят? Не приведет ли длительное пребывание в воде с перенапряжением мышц от усилия удержаться верхом на мешках к параличу, который может случиться в любой точке моря? Если повезет и я попаду на остров Дьявола, то обязательно попробую. Прежде всего надо убираться с Руаяля на остров Дьявола. А там посмотрим.
– Спишь, Папи?
– Нет.
– Хочешь кофе?
– Не возражаю.
Я сел на койке и взялся за горячую кружку, протянутую мне Гранде вместе с зажженной сигаретой.
– Который час?
– Час ночи. Я заступил на дежурство в полночь, но поскольку вижу, что ты все время ворочаешься, решил, что не спишь.
– Не сплю. Матье не идет из головы, а эти похороны с акулами – просто какое-то наваждение. Страшно подумать, представляешь?
– Что ты мне рассказываешь, Папи. Воображаю, на что это похоже. Не надо было тебе ходить.
– Я думал, что россказни о колоколе – сущее вранье. Да потом, я и представить себе не мог, что акулы способны его перехватить с тяжелым камнем на проволоке. Бедный Матье! До конца дней своих не забуду эту ужасную картину. Расскажи-ка, как тебе удалось так быстро расправиться с армянином и Сан-Суси?
– Я был в дальнем конце острова: навешивал железную дверь на здание скотобойни. Там-то я и услышал об убийстве нашего друга. Был полдень. Вместо того чтобы идти в лагерь, я вернулся на работу, сказав, что мне надо еще поковыряться в замке. Взял трубку длиной в метр. К другому куску трубы приладил пику с двусторонней заточкой. Вставил пику острием внутрь первой трубы – и получилась полная маскировка. Возвратился в лагерь около пяти вечера. Багор спросил, что это я несу, а я ответил, что у меня в гамаке сломалась деревянная планка и надо заменить ее на ночь этой трубой. Было еще светло, когда я пришел в нашу камеру, благоразумно оставив трубу в умывальнике. Перед перекличкой я ее забрал оттуда. Темнело. Плотно окруженный друзьями, я быстро изготовил оружие к бою. Армянин и Сан-Суси находились в своей части камеры и стояли перед гамаками. Поло держался несколько сзади. Хорошие ребята Жан Кастелли и Луи Гравон, но, сам понимаешь, они уже в возрасте, и у них нет ловкости, необходимой в подобных драках. Мне хотелось управиться с этим делом до твоего прихода, чтобы тебя ни во что не впутывать. С твоим «послужным списком» ты бы мог точно схлопотать вышку. Жан вырубил свет в дальнем конце комнаты, то же самое сделал Гравон с ближним светом. Осталась одна лампа посередине, так что в камере стало почти темно. У нас был большой электрический фонарь, который дал нам Дега. Жан пошел спереди, а я позади.
