Михаил молчал, соображая.
— Н-не знаю… Может быть… А все-таки нет. Все-таки наш город не сдался. Не знаю, почему-то мне так кажется, что не сдался.
— «Кажется»… — Игорь Александрович укоризненно покачал головой. — В науке такого слова, «кажется», просто не существует. Все надо доказать. А для этого предмет хорошо изучить надо, построить гипотезу, потом как следует проверить ее, и не раз. А ты — «кажется»!
В это время раздался звонок.
— Ребята! Не забудьте о фольклоре, — напомнил учитель. — Пусть каждый отчитается, расскажет, что удалось отыскать. Задание нелегкое. Итак, встреча наша на той неделе, через два урока!
Вскоре класс опустел, одни только Мишка с Димкой остались. Надо было придумать, куда спрятать череп.
— А что, если Кузнецову попросить? — размышлял Димка. — Только ей про все рассказать придется. Про «Анкудинов двор».
— Завизжит, пожалуй. Девчонка. — Мишка презрительно сморщил нос: — Ах, ах, скелет, ах, ужасно, ах, уберите, ах, не выношу!
— Думаешь, завизжит? — Димка уставился на череп, старательно обернутый газетами, перевязанный бечевкой. — А мне так кажется — не завизжит. Ленка не такая.
— «Кажется»! Слыхал? Это еще проверить надо.
В науке такого слова нет!
— А давай проверим. Вон и Кузнецова идет!
Димка вскочил, подбежал к двери.
— Кузнецова! Зайди в класс на минуточку!
— Что это вы здесь сидите? — Лена заглянула в класс.
— Есть к тебе дело, Кузнецова. Видишь ты этот предмет? — Мишка указал на сверток.
— Ну, вижу.
— А догадываешься, что это такое? — подскочил Димка.
— Конечно, догадываюсь: череп, — спокойно сказала Лена. — А на что он вам?
Друзья долго и сбивчиво рассказывали Лене обо всем — и о черепе, и о предполагаемой битве за огородами, и о «шкелете», напугавшем тетку Марью, и о Димкиной неудаче.
— Как интересно, — сказала Лена. — Давайте, ребята, я спрячу череп. Я просто запру вашего Анкудина в свой комод. У меня на ключ запирается. Вот и всё. До свидания. Завтра увидимся!
И она унесла череп.
— Молодец Кузнецова. Выручила.
Димка облегченно вздохнул.
— А знаешь, зря мы ей находки-то не показали, нечестно ведь получилось; она нам вон как помогла, а мы помалкивали, прятали все интересное, сказал Мишка. — А как помощь понадобилась, сразу: Кузнецова, поди сюда.
— Ну и что же, — возразил Димка, — мы ведь только до поры до времени. Теперь пускай заходит, смотрит, если так хочется.
— Наверное, Лена обиделась. Что-то и не спрашивает ни о чем, «до свидания» — и пошла домой.
— Из-за девчонки так переживаешь, эх, ты! Лучше скажи, когда боксом заниматься начнем?
— Олег обещал — с понедельника. Он уж и перчатки приготовил. Готовься, Димка, йоду запасай да бинтов!..
Мишка не соврал. Олег действительно принес из клуба две пары боксерских перчаток и обещал заняться с ребятами. Но с условием, что двоек больше не будет, а если кто получит двойку, то занятия тотчас прекращаются.
— С понедельника? Здорово! А ты-то йоду припас?
— А мне на что? Я под удар не полезу.
— И я не полезу! — И, немного подумав, Димка добавил: — А если никто из нас под удар лезть не собирается, интересно тогда, кого же мы будем бить?
— Эх, ты! Не понимаешь, что такое бокс. Думаешь, обязательно надо лупить друг друга? Ничего подобного! Главное — обыграть противника, уйти от ударов, а потом выбрать момент, и — бац!
— Здорово! Слушай, Миш, а может, сегодня и начнем? Попроси Олега, а?
Мишка нахмурился.
— Сегодня у меня намечено другое. Буду фольклор собирать. Интересно, что расскажет бабушка про орду. Может, что-нибудь и дошло до нее из поколения в поколение. Надо это все записать.
— Миш, можно, и я приду? У меня бабушки нет, кого я расспрашивать буду? Чужих-то бабушек да дедов не очень-то расспросишь.
— Тем более, у каждой бабушки есть свои внуки, чего же чужим-то рассказывать да петь?
— Конечно, чужим они рассказывать не станут… Так можно, я у тебя посижу?
— Ага. Мы будем всё записывать. Или давай так: я буду бабушку расспрашивать, а ты всё в тетрадку записывай. Мы будем с тобой вроде ученой комиссии. Чистая тетрадь у тебя есть?
— Найдется!..
Бабушка была, как назло, чем-то рассержена, это видно было по тому, как она гремела посудой и ругалась с кошкой Муркой.
— Пошла вон, полосатая! Этакую рыбину стащила, и все тебе мало! Я уж рыбину простила бы, будь у тебя совесть. Ан совести-то нет как нет! Еще и за другой явилась. Брысь, тебе говорю!
Мурка все это слушала, но уходить не собиралась.
Мишка сразу понял, что эти речи вполне устраивают хитрую кошку: ведь под шумок можно утащить и вторую рыбину. Вон сколько их на блюде навалено. Горой!
Хоть и была не в духе, обедом бабушка ребят все же накормила. Ели как можно старательнее, с показным аппетитом.
— Ну и обед сегодня! — подхваливал Мишка. — Вкуснота! Кажется, все ел бы да ел; жалко, что в живот мало вмещается.
— Спасибо, Пелагея Дементьевна! — вторил ему Димка. — Давненько я не едал такой лапши. Пальчики оближешь!
— А что, у вас разве не варят домашнюю? — сразу смягчилась бабушка.
— Домашнюю? — притворно удивился Димка. — Да я и слова-то такого не слыхал. У нас все казенная какая-то, на сковородке.
Бабушка начала было убирать посуду, но Мишка не дал.
— Я сам, сам, ты отдохни, в твоем возрасте отдохнуть полезно.
— Посидите, Пелагея Дементьевна, мы с Мишей сами посуду помоем, мы мигом! — вскочил и Димка.
— Что-то вы сегодня добрые больно, — засомневалась бабушка. — Стекло в школе разбили аль другое чего?
— Ничего мы не разбили, — Мишка подмигнул другу, — а только хочется нам сегодня с тобой на кухне посидеть да песни разные послушать.
— Какие песни? Песен я не знаю никаких. Да и некогда, сейчас побегу с Митькой-калымщиком ругаться. Казанок ему отдала, починил чтобы, целый рубль спросил. А починка-то, эва, отскочила! Раз только и варила-то в нем всего, в казанке-то. — Бабушка в сердцах стукнула по днищу кастрюли.
— Так это пустяки, — урезонивал ее Мишка. — Олег вон лучше запаяет. Отдай ему; по крайней мере бесплатно…
— «Пустяки»! Рубль целый — это пустяки? Ты его заработал, рубль-то?
— Еще заработаю.
— Он заработает, Пелагея Дементьевна, — поддержал Димка. — Он ученым будет. Вон учитель велел ему песни старинные записать, одному ему поручил: ты, говорит, Анкудинов, из нашего класса самый грамотный!
Мишка покосился на друга — хоть бы не врал уж.
— Подите вы! — отмахнулась бабушка. — Калымщик окаянный, ведь как одурачил меня, старую! Ужо я ему скажу! Я скажу!
— Эх, а сама еще учишь: прощайте врагам своим, и так далее. Я-то, например, простил Олега, когда он мне синяк подставил. Схлопотал — и ни звука. А ты из-за какой-то кастрюли совсем на мыло сошла. Эх, бабушка!
И Мишка скорбно уронил голову на грудь.
Бабушка налила в свою большую чашку чаю, присела за стол. Все трое молчали. И только Мишка время от времени печально вздыхал.
— А какие песни-то надо, Миш? — сжалилась наконец бабушка. — Может, вспомню чего. Голова-то старая, память плохая. Да и голосу-то нет.
Ребята исподтишка переглянулись. Димка мигом развернул на столе чистую тетрадь, положил рядом самописку.
— Хорошо бы самые старинные песни, бабушка! — встрепенулся Мишка. — Ну, вот самые старые, какие в твоей молодости старики пели.
— Старики-то в моей молодости не пели, где им, а вот девицы — те, бывало, певали.
— Ну спой, спой скорее!
— Только вот напев-то запамятовала. — Бабушка зажмурилась и, раскачиваясь в такт, затянула дрожащим голосом:
При лунном свете серебри-и-стом
Гуля-а-ла дева под луно-ой
И за-а-клинала небом чисты-им
Хранить до гроба свой поко-ой.
— Постой, бабушка! Про деву — это не то, давай что-нибудь еще постарее.
— Постарее? Ну, вот еще веселую девицы наши пели. Только уж это с пляской. Мишка, принеси-ка мне чистый платок.
— Носовой?
— Который с кружевом. Потому никак, нельзя эту пляску без платка совершать, — важно объясняла бабушка.
Мишка слетал в горницу, принес самый лучший бабушкин платок.
Подбоченясь, бабушка вышла на середину кухни и, мелко, дробно топая, взмахивая платком, поплыла вокруг стола.
Штатский неуклюжий,
Фрак на ём висит,
А военный-душка
Шпорами стучит.
Она остановилась:
— Годится али нет?
— А еще постарее нет ли? — засомневался Мишка. — Что-нибудь про монголо-татар.
— Про татаровей?
— Дело в том, Пелагея Дементьевна, что наш город в старину захватили татары, — зачастил Димка. — Вот нам и интересно, как это было. Узнать чтобы про всё. Как воевали, как жили, и вообще…
— Про монголов да про татаровей что-то не помню. Да и не бывало у нас таких. Ишь выдумали. Мы православные, а татарове те сами по себе.
