Я подумал, что останусь на дереве до тех пор, пока охотник не разделает свою добычу и не оттащит ее к дороге. Но потом я понял, что он даже не собирается искать оленя. Он шел в другую сторону. С дерева я видел, что олень упал в большой куст сухой травы и его будет трудно найти.
В тот момент я занервничал. Я видел новую куртку, лежавшую в травах, и охотника, ищущего ее. Закрыл глаза и мысленно направил его налево.
Меня выручила старая добрая Внушающая Страх! Она спустилась с гор и села на молодой клен неподалеку от оленя. Увидев человека, она закричала. Охотник посмотрел в ее сторону. Бог знает, за что он ее принял, но он развернулся и пошел к птице. Та расправила крылья, поднялась в воздух и исчезла из виду. Я очень хотел позвать ее, но боялся за оленя, себя и ее.
Я повис на дереве и прождал около полутора часов. Наконец мужчина бросил поиски. Его позвали друзья, он начал спускаться с горы. Я слез с дерева. В сухой траве лежал молодой олененок. Я аккуратно заложил его камнями из забора и травой и помчатся домой. На мой свист с веток тсуги слетела Внушающая Страх. Я раздобыл кусок березовой коры и записал:
«Когда стемнеет, мы принесем наш обед и новую куртку. Я начинаю думать, что теперь у меня будет необходимое количество оленьих шкур и мяса. Если повезет, такая ситуация повторится еще раз».
После наступления темноты я забрал оленя и был прав. До конца сезона таким же образом я заполучил еще двух. Однако, как только у меня появился первый олень, время начало лететь быстро. Мне нужно было долго обрабатывать и чистить. Единственным минусом было то, что я не осмеливался разжигать костер и готовить это восхитительное мясо. Я боялся, что меня заметят. Я ел копченую оленину, орехи и боярышник. Эти ягоды по вкусу немного похожи на яблоки, но меньше и суше. Внутри у них также большие семечки. Узнать куст боярышника легко по большим блестящим красным шипам на нем.
С каждым днем выстрелов становилось все меньше, так как охотники уходили домой с гор. По мере того как они расходились, мы с Внушающей Страх могли перемещаться свободнее с каждым днем.
Воздух теперь был настолько холодным, что я мог хранить оленину, поэтому последних двух оленей не коптил. Спустя примерно две недели после первого предупреждающего выстрела я отрезал прекрасный стейк, развел яркий костер и в свете тлеющих угольков по-настоящему поужинал.
Я замочил несколько дождевиков в воде и, когда они разбухли и достаточно пропитались влагой, пожарил их с диким луком и скудным количеством старой дикой моркови. Я ел до тех пор, пока не почувствовал себя человеком. После записал:
«26 ноября
Охотники — отличные друзья, если ими правильно пользоваться. Не позволяйте им вас заметить; но держитесь рядом с ними. Для этого лучше всего подойдут ветви деревьев, так как охотники не смотрят вверх. Они смотрят под ноги, направо, налево и прямо перед собой. Поэтому если вы будете на дереве, вы не только увидите, куда они стреляют, но и заметите, куда падает добыча, а если вы будете предельно осторожны, сможете добраться до пищи раньше, чем они, и спрятать ее. Вот как у меня появился третий олень».
Я изрядно повозился с выделкой шкур, потому что вода в дубовом пне по ночам замерзала. Становилось все холоднее. Большую часть утра я носил белье из кроличьего меха.
В полдень в нем становилось слишком тепло, но ночью было просто отлично. Я спал в нем до того, как сшил одеяло. Я не снял олений мех с одеяла, мне он нравился. Так как я подрос, мне не удалось укрыться одной оленьей шкурой. Я пришил к ней еще один кусок шкуры.
Третью шкуру я превратил в куртку — просто вырезал прямоугольник с дыркой для головы и вшил прямые широкие рукава. Я сделал огромные карманы по всей куртке, используя каждый кусочек шкуры, включая сумки, которые сшил прошлым летом. Получилось нечто среднее между русской шинелью и фартуком плотника, но куртка была теплой, удобной и, на мой взгляд, красивой.
Двадцать третьего ноября я стоял в дверях с головы до пят одетый в оленьи шкуры. Костюм был отделан кроличьим мехом. У меня были варежки и мокасины с беличьим мехом. Я был впечатлен своим гардеробом.
Я свистнул, Внушающая Страх села мне на кулак. Она осмотрела меня своими шелковыми черными глазами и клюнула меня в костюм.
— Внушающая Страх, — сказал я. — Это не еда. Это мой новый костюм.
Пожалуйста, не ешь его.
Она тихонько пискнула, распушила перья и пристально посмотрела в сторону луга.
— Ты тоже красивая, Внушающая Страх, — сказал я и дотронулся до грифельно-серых перьев на ее спине. Потом очень аккуратно погладил черные перья, росшие у ее глаз. Эти красивые отметки придавали ей горделивости. В некоторой степени она тоже была в новом костюме. За осень перья изменили цвет, и птица выглядела завораживающе.
Я пошел к ручью, и мы заглянули в воду. Я видел нас довольно хорошо, потому что в воде не прыгали лягушки и не создавали кругов и всплесков.
— Внушающая Страх, — сказал я, когда повернул голову и посмотрел на нее. — Мы выглядели бы замечательно, если бы не моя прическа. Мне нужно постричься. Я сделал все, что мог, с помощью перочинного ножа.
Нужно сделать шапку, чтобы не было видно неровных концов.
А потом я поступил вот как. Вдохнул чистый ноябрьский воздух, посмотрел еще раз, как сидит мой костюм, и начал спускаться с гор. Перешел вброд ручей и направился к дороге.
Прежде чем я смог отговорить себя от этого, я был уже на пути к городу. Когда я шел по дороге, то обманывал себя, что иду в библиотеку; но было воскресенье, и знал, что библиотека закрыта.
Я привязал Внушающую Страх к пню на окраине города. Мне не хотелось привлекать внимания. Я шел и пинал камни, насвистывал — в общем так, как вел себя будто ходил в центр города каждое воскресенье.
Увидев аптеку, я ускорил шаг, потому что выглядел, мягко говоря, необычно.
Взгляды людей задерживались на мне дольше, чем следовало.
Мне пришлось перейти на бег. Я скользнул внутрь аптеки и подошел к витрине, взял комикс и начал читать.
Я услышал приближающиеся шаги. Под нижними картинками я увидел пару брюк и башмаки. Один ботинок делал тук-тук. Потом ноги вдруг будто подпрыгнули, и я проследил за тем, как они подошли ко мне сзади. Опять тук-тук-тук; прыжок — и штаны, и башмаки пошли на новый круг. Затем раздался голос:
— Ну, я не я, если это не Дэниел Буун! Я посмотрел в лицо своего ровесника, но вид у него был более щенячий, подумал я. Он был похож на меня: карие глаза, темные волосы, нос чуть больше моего и уши тоже, только лицо нагловатое. Я сказал:
— Что?
Я ухмыльнулся, потому что долгое время не видел мальчика своего возраста. Парень не ответил, он просто зажал рукав моего костюма между пальцами и пристально на него посмотрел.
— Сам жевал? — спросил он.
Я посмотрел на то место, которое он осматривал, и ответил:
— О, нет, я отбил его камнем, но вот вокруг шеи пришлось жевать. Голова не проходила.
Потом мы посмотрели друг на друга. Я хотел сказать что-нибудь, но не знал, с чего начать. Он вновь взял меня за рукав.
— У моего младшего брата костюм лучше, чем у тебя. Зачем ты его надел?
Я посмотрел на его одежду. На нем были хорошие шорты, белая рубашка с распахнутым воротником и кожаная куртка. Я обрел голос:
— Если бы я был одет так же, как и ты, через неделю все это превратилось бы в клочья.
Он не ответил, лишь вновь меня обошел.
— Где, говоришь, ты живешь?
— Я не говорил, но я с фермы в горах. — Как, говоришь, тебя зовут?
— Ну, ты назвал меня Дэниелом Бууном.
— Дэниел Буун, да?
Сделав еще один круг, он уставился на меня.
— Ты из Нью-Йорка. Я слышу по акценту. Он перегнулся через прилавок.
— Давай, расскажи мне, это носят ребята в Нью-Йорке? Это костюм бандита?
— Вряд ли я член банды, — ответил я. — А ты?
— Здесь? Нет, мы играем в боулинг. Некоторое время мы говорили об игре, потом он посмотрел на часы.
— Я должен идти. Ты круто выглядишь, Буун. Чем ты занимаешься, играешь в ковбоев и индейцев?
— Приходи на ферму Грибли, и я покажу, чем занимаюсь. Я исследую. Кто знает, когда раздастся взрыв и нам вдруг придется уметь коптить оленину.
— Эй, парни из Нью-Йорка определенно умеют говорить загадками. Что это значит, сжечь квартал?
— Нет, это значит коптить оленину, — сказан я. Потом я вынул кусок оленины из кармана и дал ему. Он понюхал и вернул его мне.
— Эй, — сказал он. — Ты что с этим делаешь, ешь?
— Конечно, — ответил я.
— Не знаю, отослать тебя домой поиграть с моим братишкой или вызвать полицию.
Он пожал плечами и повторил, что ему надо идти. Когда он повернулся, чтобы уйти, спросил: — Ферма Грибли?
— Да. Приходи, если найдешь.
