— Петр Васильевич, — спросил как-то Вовка. — Как же это получилось, что испанцев было совсем немного, а они сумели покорить целые народы в Южной Америке? Ведь им же через океан приходилось возить солдат, пушки и даже лошадей.
— Так они же против кого воевали? Против дикарей, — вмешался Ленька. — Те — стрелами, а их — пушками.
— Не только в этом дело, — сказал Петр Васильевич. — Конечно, огнестрельное оружие производило на индейцев ошеломляющее впечатление. Но, кроме того, большое значение имело одно роковое совпадение: по поверьям большинства индейских племен, бледнокожий бородатый бог облаков и ветра Кецалькоатль… Помните, Энрике Гомес пишет о священной фигурке птицы кецаль? Так вот, этот Кецалькоатль обещал своим народам вернуться к ним со стороны восточного моря.
И вдруг индейцы видят необычных светлолицых бородатых людей в сияющих латах, которые выпускают из трубок облака, гром и молнии и, вдобавок, мчатся со скоростью ветра. Индейцы впервые увидали лошадей, и те произвели на них впечатление, пожалуй, посильнее, чем мушкетные залпы. Они были уверены, что вернулся Кецалькоатль. Кроме того, индейцы были разобщены. Вспомните того же Фернандо Кортеса, о котором упоминает Энрике Гомес.
— Это тот самый, с кем ушел открывать новые земли дед Энрике?
— Да, да, тот самый. Ведь, если вы не забыли, с ним было всего четыреста солдат да двести индейцев. Видите, индейцы с самого же начала стали помогать испанцам вести войну против своих же братьев из других племен. Вот это и погубило их всех. Индейские племена терзала междоусобиц… У них не было единства, как не было его и во время восстания поднятого Гомесом.
— А что, Гомеса разобьют? Он не освободит Кубу? — тревогой спросил Вовка.
— Мы узнаем обо всем, когда прочтем оставшуюся часы рукописи.
— Куба стала свободной всего лишь год назад, — задумчиво добавил Витька. — Конечно, Энрике был разбит. Все у него пропало зря.
— Вот уж нет! — возразил Петр Васильевич. — Нельзя пролить зря кровь народа. Восстание, о котором пишет Гомес и другие совместные восстания негров и кубинцев в семнадцатом, восемнадцатом и девятнадцатом веках, забастовочное движение против засилия иностранных и своих капиталистов — все это в течение долгих лет готовило сегодняшнюю победу Кубы. Ничего не пропало зря, ни одной капли крови.
— Значит, индейцев погубило то, что они не были дружны? — опять спросил Вовка.
— Да, главным образом это. Помните, Энрике упоминает о Грустной ночи и о голоде в осажденном Теночтитлане? Так вот, этот самый Теночтитлан был столицей могущественного ацтекского государства, которым правил король Монтесум. Вряд ли удалось бы малочисленному отряду Кортеса покорить ацтеков, если б не поддержка, которую оказало иноземцам воинственное индейское племя тласкаланцев. Их неприступная горная страна Тласкала являлась надежным тылом испанских завоевателей, где они могли в безопасности отдохнуть после боев, пополнить свои ряды, запастись провиантом. Так, ловко используя разногласия между отдельными индейскими племенами, испанцы подавляли сопротивления сильных, хорошо организованных государств.
Особенный, суеверный ужас наводили на индейских воинов испанская конница и громадные боевые собаки. Эти невиданные животные казались простодушным индейцам чем-то вроде нечистой силы. Кстати, испанцы очень широко пользовались суеверием своих врагов.
— А что это была за Грустная ночь?
— Это была битва отряда Кортеса с войском короля ацтеков — Куитлаука, который вступил на престол после смерти Монтесумы. Испанцы пробивались из осажденного Теночитлана в дружественную им Тласкалу. Им пришлось сражаться против двухсот тысяч индейцев!
Если бы не счастливая случайность — испанцам удалось сбить командующего индейским войском, — им не выйти бы живыми из последнего сражения на пути в Тласкалу. Они поверяли в нем почти всех своих лошадей, орудия и большую часть солдат…
— Да, — вздохнул Ленька. — Конечно, индейцам было туго. Они все врозь, а испанцы вместе.
— Ну, положим, — улыбнулся Петр Васильевич, — испанцы тоже без конца подсиживали друг друга. Веласкес предал Диего Колона, сына Колумба, а Веласкеса — Кортес. Сам Кортес тоже был лишен всех прав и владений испанским королем Карлом Пятым, да и Колумбу в свое время пришлось совершить путь из Вест-Индии в Испанию в качестве пленника, закованного в кандалы. А завоевание Перу братьями Писарро! Это ведь сплошная цепь междоусобных стычек, козней, предательств. Об этом очень много надо рассказывать. Пожалуй, всей ночи не хватит, друзья.
— Почему же это у них так выходило? Они же были из одной страны, из одной армии.
— Потому что они ничего не видели перед собой, кроме золота. Никакой другой цели. Благородной и возвышенной. Только золото. Пятая часть королю, остальное делили между собой конкистадоры. Например, Писарро, коварно обманув и пленив короля перуанских инков. Атагуальпу в его собственной столице — Кахамарке, заставили инков платить выкуп фантастического размера: заполнить зал, в который был помещен пленный король, золотом и драгоценностями на высоту человека, стоящего с поднятыми руками. А когда Атагуальпа выполнил это требование, испанцы предали его суду и казнили. Но и самих братьев Писарро погубило награбленное ими золото. Оно стало причиной бесконечных раздоров и стычек, в которых погибли два брата, а третий был заточен Карлом Пятым пожизненно в одной из испанских крепостей.
Индейцы поражались алчности белых пришельцев. Ведь коренные жители Нового Света не считали золото драгоценным. Оно шло лишь только на украшение храмов и жертвенников и не имело никакого другого назначения. Ни один индеец не стал бы рисковать жизнью из-за куска холодного металла… — Петр Васильевич глянул на часы. — Ого, друзья мои! Мы заболтались сегодня. Спать, спать, отбой! Леня ночует, конечно, с нами. Ведь завтра у нас интересный день — будем искать новую пещеру.
— Буэнос ночес![27] — крикнула нам Ветка и нырнула в свою палатку.
— Буэнос, буэнос… — ответил Вовка. — А я вот не прочь бы немного энтремесес[28].
— Ты что, и ночью ешь? — спросил его Витька.
— Когда сплю — не ем. Но я еще не сплю… — И он загромыхал черпаком в ведре.
— Так ты засни лучше, чем по ведрам шарить.
Вовка что-то ответил, и они долго еще переругивались шепотом.
В эту ночь мне приснился удивительный сон. Я плыл на скрипучей каравелле по ослепительно синему морю. Впереди, прямо из воды, поднимались высокие розовые горы — какая-то чудесная, никем еще не открытая страна. Ею управлял веселый и добрый король. Его голову украшали павлиньи перья. Он преподнес мне блестящую наваху, а я подарил ему мушкет.
Кругом прыгали темно-коричневые люди в трусиках из пальмовых листьев. Они пели боевые песни и бросали в море золотые самородки величиною с яблоко. Потом король хлопнул в ладоши и сказал голосом Петра Васильевича:
— Приведите сюда мою дочь, прекрасную Аолу!
Коричневые люди запрыгали еще отчаяннее, а потом воткнули в песок длинные копья и исчезли в пальмовой роще. Пальмы почему-то стояли в кадушках, выкрашенных в зеленый цвет. Снова раздались песни, и коричневые подданные короля вывели из-за кадушек прекрасную Аолу. Я сразу узнал ее по прическе. Улыбаясь, она подошла ко мне, и вдруг я увидел, что это вовсе не Аола, а Ветка. Да, Ветка с мохнатыми глазами и брючками до лодыжек.
— Приветствуй отважного чужеземца, дочь моя! — сказал король, тряхнув своими павлиньими перьями.
Ветка засмеялась, звонко крикнула: «Буэнос диас!»[29] и дернула меня за нос.
Я открыл глаза. Солнце пробивалось сквозь серебристую ткань палатки. Возле меня на коленях стояла Ветка и, хохоча, теребила мой нос.
— Вставай, сурок! Все уже давно умылись. Буэнос диас!
Глава 14. Гроза. Черные фрегаты. Победа или смерть. Осада. Плавучая тюрьма. Стилет Аолы. Солнце Карибского моря. Бригантина Адама Олеария
Пока мы возились с завтраком, погода изменилась. Откуда-то налетел ветер, небо заволокло тучами. В кустах притихли птицы, словно насторожились.
— Гроза идет, — сказал Ленька.
Над далекими серебристыми плесами начали темнеть тяжелые тучи. Словно наливались черной густой тушью. Они нависали над самой водой длинными волнистыми полосами. Через все небо хлестнула молния, точно ослепительно белая сухая ветка, и оглушительный, тяжелый грохот придавил нас всех к земле.
— Быстрей убирайте все в палатки! — крикнул Петр Васильевич.
Мы бросились собирать одеяла, рюкзаки, развешанные на кустах рубашки. На фоне совсем уже черных туч и темно-серой тревожной воды с неистовыми криками носились чайки.
Еще раз блеснула молния, и гром гулко покатился вверх по оврагу.
