— Совсем сдурел? — Варя подскочила к детине, попыталась вырвать авоську, но силой ей было с ним не сравниться. Генка же продолжал столбом стоять на месте и лихорадочно искать выход. Ничего не придумывалось. О честной потасовке он и не мечтал, — поломали бы как прутик. Если бы хоть каменюку какую-нибудь, но кроме шишек под ногами ничего не валялось.
— А если я заявлю в милицию! — все-таки брякнул он. — Не боитесь?
— Чё?! — удивился Степчик. — В ментовку? Да ты у меня раньше в пруд полетишь. Сявка мозглявая!
Он шагнул к Генке, и парнишка невольно отпрянул. Упоминание о пруде парнишку всерьез напугало.
— В ментовку он заявит!.. На, фуфел, лови свое барахло!
Авоська полетела Генке в руки.
— А сахар?
— Сахарок, извини, мы сами любим. Так что гуляй, фуфел! И радуйся, что цел…
На негнущихся ногах Генка двинулся следом за Варей. Разгром и унижение были полными. Лицо его горело, мысли плавились от ярости, но поделать он ничего не мог. Во всяком случае, пока…
* * *
С тропки они выбрались на дорогу, и ноги заскользили в бархатной пыли.
— Вот уроды! — распалял себя Генка. — Ничего! Я им это припомню…
— Да ладно тебе! Это же Степчик с Мишаней. Они у нас тут давно колобродят. И никого не боятся. Разве что Огорода.
— Какого Огорода?
— Сосед наш — Валера Огородников.
— Он случайно не водитель грузовика?
— А ты его откуда знаешь?
— Подвозил меня сегодня от станции.
— С ним вообще-то опасно ездить. Он же лихач! Гоняет, как сумасшедший.
— А милиция?
— Милиция далеко. Ближайший телефон — на станции, оттуда и надо звонить. А кто пойдет в такую даль!
— Зачем же ходить… — Генка потянулся в карман за мобильным, но тут же поморщился. — Ну да, вы же тут вне зоны покрытия.
Зашуршали кусты, на свет божий выбрался Юрашка. Вид у него был как у побитой собаки, в глазах поблескивала влага.
— Ничего, что я убежал? — слезливо пропищал он.
— Конечно, ничего, — Варя распахнула руки. — Иди сюда, богатырь!
— Я не богатырь. — Юрашка бросился к ней, прижался лицом. — Я струсил.
— Ты маленький, а они большие.
— Они дураки!
— Они — хуже. Поэтому не реви, ясно?
Юрашкина голова согласно дернулась, в запрокинутом лице тут же сверкнула радость. Все равно как отсвет на дне колодца.
— Зато я муравейник нашел! Чуть даже не налетел на него. Я им соломинку сунул, а потом облизнул. Кисленькая! Я сразу и плакать перестал.
— Вот и молодец, что перестал!
— Ну да, я же уже большой! И часы у меня есть…
Глядя на малыша, Генка ощутил легкую зависть. Хорошо все-таки детям! Можно биться об заклад, что уже к вечеру Юрашка напрочь забудет о сегодняшнем эпизоде. И снова будет счастливым. Несмотря на отсутствие родителей, нищету и полную неопределенность будущего. Сам Генка нищим себя бы не назвал. Однако и счастливым назвать тоже не мог. Вот и этих двух обормотов он будет помнить долго. И Окулиста с участковым, и злосчастный пруд, и свое постыдное бегство.
Он хотел было брякнуть словцо покрепче, но в этот момент глаза его опустились к ногам Вари, и он поперхнулся. Теперь, когда она шагала рядом с ним, стало отчетливо видно, что левая нога у девочки заметно короче. Оттого и двигалась Варя, чуть прихрамывая, стараясь ступать на пальцы больной ноги. Генка снова отвернулся…
Издалека накатило рокотом, и сдвоенно громыхнул гром. Посмотрев вверх, ребята ахнули. Еще недавно чистое небо стремительно заволакивали тучи. Одна из наиболее темных и шустрых, словно пиратская шхуна, на всех парусах торопилась к солнцу. И ясно было, что именно ее пушки постреливают по сторонам, а вскоре добавят к грохоту водной картечи.
— По-моему, сейчас польет!
— Или даже град вдарит, — испуганно предположил Юрашка.
— Очень может быть, — кивнула Варя. — У нас тут на прошлой неделе так же было: сначала чисто и тихо, а потом вдруг как началось! И град брызнул — аж с голубиное яйцо! Юрашке вон по затылку попало.
— Тогда побежали? — предложил Генка.
— Побежали! — завопил Юрашка, и все трое помчались по дороге. Насчет града они, по счастью, ошиблись, а вот с дождем туча их не обманула. Видя, что троица убегает, небесные пираты выдали еще один залп, и первые капли немедленно ударили по земле.
— Ой, вымокнем! — крикнула Варя.
— Не мы одни! — Генка на бегу рассмеялся. — Эти упыри тоже вымокнут. Хоть дождик за нас отомстит!
— Ура! — заблажил Юрашка. — А еще гром по ним вдарит! По всем их бутылкам!
— Да уж, пикничок у них точно сорвется… — Варя перешла на шаг. — Слушайте! Вроде и не капает уже. Неужели кончился?
— И ничего не кончился, — Юрашка указал пальцем назад.
Он был прав. Дождь вовсю полосовал лесную листву, мял и полоскал кустарник. Стена дождя вставала всего-то шагах в сорока от компании и, судя по всему, продолжала свое неукротимое движение.
— Пожалуй, мы зря остановилась…
Они вновь припустили бегом.
— Капнуло! — заверещал Юрашка. На плечи капнуло!
Генка тоже ощутил прямое попадание. Туча шла по пятам, как в детской игре в ляпы. То отставала, то вновь настигала. А вот тем двоим у пруда, видимо, досталось по полной программе. Лес даже стал серым, потонув в хлещущих струях…
— Радуга! — крикнул Юрашка и вскинул над собой руку. Прямо как коромысло!
Все трое остановились, и Генка второй раз за день испытал нечто похожее на восторг. Правда, на коромысло радуга, по его мнению, как раз не походила. Но в месте, где она прорастала из леса, сочными разноцветными бивнями возносясь к небесам, казалось, и земля сама должна моментально перекраситься. Конечно, иллюзия, но какая!..
— Первый раз вижу, — признался он.
— Первый? — изумилась Варя.
— Ага. То есть, на снимках и в интернете много раз видел, а вот чтобы так — вживую…
— А я раз сто уже видел! — похвастал Юрашка. — Даже тысячу!
— Да ты еще числа-то такого не знаешь, — одернула мальца Варя. — Не привирай.
— И вовсе даже я не привираю…
Удивительное дело, но до Соболевки туча так и не дошла. Задела краешком и убежала. Может, решила пощадить беглецов, а может, испугалась ямины на въезде. В нее, кстати, тоже не забыли заглянуть. Юрашка даже отважно плюнул, за что получил шлепок от Вари. Генка, шагнув ближе, прикинул глубину воронки и решил, что легковушка сюда запросто влезет. А может, даже и Валерин грузовик.
— Сколько здесь ходим, каждый раз трясусь за них, — призналась Варя. — И ведь никуда она не денется — ямища эта проклятая.
— Да уж, ловушка еще та, — согласился Генка.
— Хуже будет осенью, когда настоящие дожди хлынут. Вот тогда станет, как маленький пруд. Если уж кто свалится, ни за что не выбраться. Стенки-то — вон какие крутые.
Генка немедленно припомнил сегодняшнее свое водное крещение, и спину овеяло холодом. От глубокой ямины действительно тянуло чем-то стылым, недобрым…
Уже на улице, недалеко от продуктовой лавки, они остановились.
— Вот и пришли. Тебе дальше, а мы здесь живем, — Варя кивнула на бревенчатый, потемневший от времени дом.
Генка кивнул, не зная, что сказать.
— Как ты без сахара-то?
— Да никак, снова куплю. Деньги-то при мне, — он пожал плечами. — Слушай, а нога… Нога у тебя сейчас не болит?
— Уже нет… — Варе тема явно не нравилась. Она тут же потянула Юрашку за руку. — Пойдем, пойдем, богатырь. Нас уже и потеряли, наверное.
— Спасибо за торт! — крикнул малец. — Очень и очень вкусный.
— Если понравилось, еще принесу, — пообещал Генка.
— Честное слово?
— Честнее не бывает…
Они помахали ему на прощание и скрылись за заборчиком. А Генка, снова зайдя в лавку, купил сахар и попросил еще одну коробку с тортом. Увы, торт, как выяснилось, был последний, и он огорчился. Вот и давай после этого обещание малышам!.. Пришлось брать пряники, — ничего другого в лавке не нашлось.
Выйдя на улицу, Генка переложил авоську из руки в руку и только тут почувствовал, как здорово он устал за этот день. Непривычное к труду тело ныло при каждом шаге, голову чуть кружило, и даже пыльная дорога уже не утешала.
Добравшись до знакомого дворика, он поднялся по скрипучим ступеням, миновал сени, неловко прошел в дом. Было темно, и он машинально зашарил по стене в поисках выключателя.
— Ты, Геночка?
— Я, бабуль.
— Вот и хорошо. Садись, я сейчас супчику согрею.
— Спасибо, бабушка, — Гена улыбнулся. Слово было столь же непривычным, как и весь его сегодняшний день. И все-таки прошедшие часы что-то в нем изменили. Словоохотливые старики, заросшие чертополохом улочки, дети, на них живущие, — все это уже не было чужим. Да и как могло быть иначе, если он здесь едва не утонул? Мог умереть, но не умер — значит как бы родился заново. И получалось, что Соболевка стала для него родиной.
