Но Олег не видел ни контейнеров, ни шифера. Быстро пробрался он в дальний угол цеха, туда, где когда-то был вход в «санаторий». Вот! Вот и железная дверь в полу! Олег чуть не закричал от радости.
На двери был замок. И табличка с оскаленным черепом, пробитым насквозь зигзагом-молнией: «Не трогать — смертельно».
Да... Вот это преграда!
Этого уж никак нельзя было предполагать. Подошел Скамейкин.
— Как дела? Ты чего, а? Не туда тебя привел, что ли?
— Туда, — невесело усмехнулся Олег. — Да вот, — он дотронулся ногой до таблички, — зубы показывает!
— Так это я приладил. Вот Маруся! «Зубы показывает»... чудила! Тут у нас колодец, а эти, — Скамейкин показал на кран, ездящий по рельсам под самой крышей, — крановщики всегда норовят контейнер на дверь навалить. А теперь боятся!
— Здесь ваш колодец? Здесь?
— Ну да. Сейчас я туда полезу. Тут раньше, говорят, каменная лестница была, а теперь вот люк сделали. Я тут каждый день бываю. Только тайны тут никакой нет. Подвал, и все. Хочешь, полезли.
«Вот это повезло так повезло. Ну и здорово же повезло...» — думал Олег, от радости не попадая ногой на железные ступеньки колодца.
— Не загреми мне на голову, Маруся! Сейчас, я свет зажгу...
Неужели все это было здесь?.. Здесь стояли топчаны и дымила печь-времянка? Здесь чадили коптилки? Здесь где-то у стены стоял сундук доктора Волкова? И здесь стонал на своем топчане раненый Жаворонков?
С разочарованием ходил Олег по чисто выбеленному подвалу, стараясь не задеть гирлянды проводов и кабелей, укрепленных вдоль стен и свисающих с потолка.
— Я тут пайки проверять должен. Пока я проверю, ты мне рассказывай, как обещал. Что же тут было?
Олег еще раз прошелся по всему подвалу, оглядывая свободные участки стены. Он-то думал, что и здесь, как в Брестской крепости, есть надписи на стенах. Он-то надеялся хоть что-нибудь еще узнать... Надписей не было.
Возможно, их забелили? Присев на корточки у стены и вздохнув, он начал рассказ. Можно все поведать Скамейкину. Пусть слушает, раз любит про войну.
— Это помещение называлось «санаторий». Его толстые стены не мог пробить ни один снаряд. Семь самых лучших мастеров получили срочное военное задание...
Глава III
ЗАДАНИЕ БЫЛО ВЫПОЛНЕНО
— Ну а потом... потом что?! — вскипел Скамейкин, когда Олег умолк. Но рассказывать больше было нечего. Он выложил все, что знал. Не выдумывать же, чего не было.
— Нет, ты постой, Маруся... Ты уж давай до конца! Ну?
Во время рассказа Скамейкин то и дело отрывался от работы и, пожимая плечами, с изумлением обводил взглядом подвал. Раз он даже вскочил с места и принялся рукавом стирать карандашную надпись на стене: «Маруся, гони три рубля!»
— Я весь дневник на память знаю. Дальше нет ни слова. Все.
— Может, их завалило? Погибли? Как думаешь? — стал сыпать вопросами темпераментный Скамейкин. — Ай, ай... а мы тут в «козла» забиваем в обед. Пирожки едим. Слушай, а это правда? Ты не насвистел мне?
— Уж будь уверен! Только я не знаю, что было потом,
— Не знаешь, значит... Ах ты, четыре в печень, пятый в голову!
— Что, что?
— Да это я боксом занимаюсь. Такая серия есть: четыре удара в печень, пятый в голову... Значит, больше ничего в дневнике?
— Ничего... Я сказал!
— Ни словечка?
— Ни словечка.
Что-то бормоча себе под нос, Скамейкин принялся за работу.
— Мне пора, — поднялся Олег, не зная, куда ему пора: то ли в лагерь, то ли домой, успокаивать маму. Ох, этот Горикин!..
— Волков, значит, спас твоего батьку. А чего ж тогда твой батька не стал его разыскивать?
— Он его, знаешь, как искал! Через столько лет нашел дневник. Слушай, вот если они тут были, да? И если не было току, а они все ждали, никуда не ушли, да? И если они не успели задание выполнить, их разбомбило или от голода погибли...
— Ну, ну? Не тяни!
— Тогда они герои или нет? — этот вопрос все еще мучил Олега.
— Хм... ты даешь, Маруся! Герои, наверное. Только... не до конца, раз задание не выполнили. Выполнили бы задание, тогда уж... да не знаю я! Сразу не разберешься. А ты-то как думаешь?
— Не знаю, — пожал плечами Олег.
— Я бы тоже никуда не ушел! — закричал Скамейкин. — Я бы... эх, что бы сделал! Им бы снарядов на меня не хватило!
— Я пошел, — заявил Олег, стараясь удержать улыбку. Уж слишком воинственно произнес Скамейкин «я бы!».
Вместе они вышли из склада и, не сговариваясь, свернули к заливу. Недалеко от берега качалась на якоре лодка. Двое рыбаков сгорбились над удочками.
— Здесь он Жаворонкова нашел.
— Ага... Неужели никто у нас на заводе этого не помнит? Слушай, давай обратимся в газету. В нашу заводскую. Они напечатают, и кто-нибудь вспомнит, вот увидишь! Ты против? Почему?
— Не знаю... — покачал головой Олег.
— Чего ты испугался, Маруся? Так ведь все делают. Помещают портреты и кто-нибудь узнает его. Ну, не хочешь... Дай мне твой телефон, а? Я теперь тоже буду искать. Позвоню, если что...
«Площадь Ленина!»
Очень глубокое метро в Ленинграде! Пока Олег доехал на эскалаторе до выхода, он успел сообразить, что спешить ему сейчас надо не в лагерь, а домой. Сперва-то он хотел позвонить маме с вокзала и все ей рассказать по телефону, но после того, как он соврал ей уже по телефону сегодня, еще раз звонить не стоит. Мама кинет трубку.
Надо приехать, извиниться и честно рассказать, где был, чем занимался. Заодно можно и у мамы что-нибудь узнать. Отец ей когда-нибудь да рассказывал о Волкове. Он от нее ничего не скрывает.
Снова кинув пятачок в щелку автомата, Олег забежал на эскалатор и пошел перебирать ногами ступеньки. Скорей! Еще скорей!
— Гражданин! Гражданин, кому говорят, не бегите!
— Я все знаю, — заявила мама, открывая дверь. — Можешь ничего мне не врать! Я все знаю! Все! — В руках у нее была газета, она потрясла ею, будто вычитала оттуда.
— Я и не хотел ничего... придумывать. Ничего и не было такого...
— Стоп! Не будем тратить время! — Она зажгла свет в ванной и протянула ему полотенце. — Мыться и есть, живо! Лирика потом. Потом! — Она прошла на кухню. — Он мне звонит, будто он в лагере, а через пять минут я встречаю честного Андрейку...
— Я ему! Четыре в печень, пятый в голову!
— Марш мыться! Целый день проторчал в этом грязном подвале!
— А... а откуда ты это знаешь?
— Судьба у меня такая... об одном из газет узнавай, про другого телефон трезвонит каждую минуту!
Что с мамой? Не сердится. Нарядно одета. Олег и не знал, что у нее есть этот голубой костюм. Первый раз надела.
— Ты куда... в театр идешь, мам? — крикнул он из ванной. — Ох и костюм у тебя шикарный!
— У меня дома — театр. Суп будешь?
— Все буду! И суп и кашу! Лучше котлеты.
Нет, никогда он ее не сможет понять и разгадать. Прыгал в метро через ступеньки, прямо летел утешать ее, просить прощения и обещать, что больше никогда, ну никогда так не будет делать. А мама ходит в нарядном костюме, посмеивается и откуда-то все знает!..
Дверь в ванную приоткрылась — и появился Гешка. Судя по его лоснящейся шерстке и сонной толстой мордочке, он не погибал тут без Олега.
Пока Олег подогревал котлеты — мама не могла с ними возиться в новом костюме, — она подсчитывала с укоризной:
— Сперва позвонил ваш начальник лагеря. Раз. Ему, видите ли, не нравится, что тебя навещает Нина Эдгаровна. Это тебя, видите ли, смущает... Тебе неудобно. Слишком ты там знаменитая фигура, а к тебе няня ходит! Чем это ты знаменит?
— Наверное, футболом... не знаю...
— Ладно! Все твои качества я сама знаю. Все!
Да что с ней?! Ругает, а глаза смеются...
Олег нарезал хлеб и принялся уплетать котлеты. Ничего нет вкусней маминых толстых, горячих, сочных котлет, особенно когда можно съесть их хоть десять штук.
Она присела к столу, удобно подперла подбородок ладонью и, глядя, как исчезают со сковороды котлеты, продолжала:
— Я ему сказала, что осталось всего три дня до конца твоей смены и могла бы уж Нина Эдгаровна по-прежнему тебя навещать. Знаешь, что сказал твой начальник лагеря: «А теперь позовите Олега к телефону...»
— Обвал... — затряс головой Олег. — Ты напугалась, мама? Ну, не сердись!..
— Я напугалась? Я?! — усмехнулась мама. — Это он напугался, когда я ему сказала, что ты, конечно, нашел там где-нибудь старый снаряд и хочешь его подорвать. Поэтому и отпросился.
С трудом проглотив кусок котлеты, он закричал:
— Да ты что?! Да там же тревога будет объявлена! Они же лес пойдут прочесывать! Ты что наделала, мама!
Но она осталась невозмутимой. Только еле заметно усмехнулась.
— Мама, ты разыгрываешь меня, да? Ну, скажи? Ты ведь этого не говорила?
— Потом, значит, позвонил ты...
— Ты уже знала, что я не из лагеря...
— Потом я встретила Андрюшку! Вот честный мальчик!
— Ну с этим-то мы еще встретимся!
— Потом... позвонила Нина Эдгаровна из лагеря. Ну, а совсем недавно — Табуреткин.
