Проделав этот трудный путь, они решили немного отдохнуть. Доктор расположился на берегу, прислонившись к иве, а Софи улеглась на песчаной отмели, положив голову на корягу. Они попросили речную куропатку, которая жила поблизости, разбудить их в случае опасности и задремали.
Маленькая птичка разбудила Джона Дулитла, когда солнце стояло в небе уже высоко. Потянув его за рукав, она зашептала:
— Доктор, скорее проснитесь: сюда едет фермер. Вас он, может быть, и не заметит, а Софи увидит обязательно. Скажите ей, чтобы она опустила голову под воду: она храпит, как морская сирена. Я попробовала ее растолкать, но у меня ничего не получилось.
Джон Дулитл разбудил тюлениху и заставил ее спрятаться. Когда опасность миновала, они снова отправились в путь.
Целый день и всю следующую ночь Доктор шел, а Софи плыла, не останавливаясь, к морю.
Постепенно ландшафт начал меняться: открытые болотистые равнины, на которых паслись овцы, становились все круче и круче. Наконец вечером следующего дня путешественники увидели вдалеке мерцание портовых огней. Впереди по обоим берегам реки возвышались крутые скалы, за которыми скрывалась долгожданная цель — Бристольский пролив.
Когда друзья прошли еще немного, они обнаружили, что прямо вдоль реки проложены две дороги, ведущие в город. По ним без конца проносились экипажи и дилижансы.
Плыть дальше тюленихе было нельзя. Поэтому она вылезла из воды, и они свернули направо — к скалам. На этот раз они покидали реку уже навсегда.
Доктор снова заставил Софи надеть шляпку, а сам держал наготове плащ. Он мог пригодиться в любой момент: ведь им предстояло пересечь несколько дорог и обойти две или три фермы.
Целую милю друзьям пришлось подниматься по крутому склону на вершину утеса, с которого можно было увидеть море. Стараясь обходить все жилые постройки, они медленно, но упорно продвигались наверх. По пути им попадалось множество каменных оград, через которые Доктор мог бы легко перепрыгнуть, но для Софи они стали настоящим бедствием. И Джону Дулитлу каждый раз приходилось брать тюлениху на руки и переносить ее через ограду.
Хотя Софи не жаловалась, Доктор видел, что этот подъем слишком тяжел для нее, и когда они наконец добрались до вершины утеса и на них дохнуло свежим морским ветром, тюлениха была так измучена, что не могла дальше ступить и шагу.
От того места, где они стояли, до обрыва, с которого Софи могла бы прыгнуть в море, оставалась всего какая-то сотня ярдов. Но вдруг из дома, стоявшего неподалеку, до Джона Дулитла донеслись голоса и пение людей. Едва он успел накинуть на тюлениху плащ, как дверь дома открылась и оттуда вышли двое мужчин. Испугавшись, что их могут поймать, когда конец их долгого путешествия уже так близок, Доктор схватил Софи на руки и, шатаясь под ее тяжестью, понес к обрыву.
— Ой! — воскликнула тюлениха, когда они прошли несколько ярдов. — Посмотрите — море! Как красиво оно переливается в лунном свете? Море, море — наконец-то я вижу море!
— Да, это конец твоим бедам, — тяжело дыша, проговорил Доктор. — Когда доберешься до Аляски, передавай привет всем тюленям из своего стада.
Наконец он дошел до обрыва. Заглянув вниз на пенящиеся водовороты соленой морской волны, Джон Дулитл собрал все свое оставшееся дыхание и сказал:
— До свиданья, Софи! До свиданья и — счастливо!
После этого он наклонился над водой и, сделав последнее невероятное усилие, сбросил Софи в Бристольский пролив.
Изгибаясь и кувыркаясь в воздухе, тюлениха полетела вниз. Ее плащ и шляпка, сорванные порывом ветра, медленно парили рядом с ней. Когда она плюхнулась в море, Доктор увидел, как вспенилась вода, и до его ушей донесся слабый всплеск.
— Слава Богу! — проговорил он, вытирая платком пот со лба. — Все же мы сделали это. Теперь я смогу сказать Мэтью, что Софи добралась до моря, а я не попал в тюрьму.
И в этот момент холодная дрожь пробежала у него по спине. Доктор почувствовал, как чья-то тяжелая рука опустилась ему на плечо.
ГЛАВА 3
МИРОВОЙ СУДЬЯ СЭР УИЛЬЯМ ПИБОДИ
Джон Дулитл медленно обернулся и увидел, что его держит за воротник какой-то здоровенный мужчина в форме, которая очень напоминала морскую.
— Кто вы? — спросил Доктор.
— Береговая охрана, — ответил здоровяк.
— Что вам от меня нужно? Отпустите, пожалуйста, мой сюртук!
— Еще чего! Вы арестованы.
— Арестован? За что?
— За убийство.
Пока Доктор приходил в себя, из дома неподалеку выбежали еще двое мужчин и женщина.
— Ну как, ты поймал его, Том? — спросил один из них, подбежав к моряку.
— Ага. Прямо на месте преступления.
— Что это было?
— Женщина, — ответил здоровяк. — Я схватил его сразу же после того, как он сбросил ее с обрыва. Вот что, Джим: ты беги на станцию и попробуй достать лодки — может, вы еще успеете ее спасти. Правда, я в этом очень сомневаюсь. А я отведу этого субчика в тюрьму. Если вы что-нибудь найдете, дайте мне знать.
— Наверняка это была его жена! — воскликнула женщина, разглядывая Доктора с благоговейным ужасом.
— Это ж надо — убить собственную жену! Да ты просто Синяя Борода! А может, он турок, Том? Из этого, как его, Константи… тьфу, я всегда забываю, как это называется! Ты знаешь, они всегда бросают своих жен в Босфор, когда хотят от них отделаться.
— Да какой он турок, говорит он по-английски, — возразил Том.
— Тогда тем более, ему еще больше должно быть стыдно, если его никто не учил с детства таким зверским обычаям. Бедняжка! — Женщина посмотрела вниз и содрогнулась от ужаса. — Интересно, найдут ее или нет? Кажется, я вижу: там, внизу, что-то плавает. Ах, бедняжка! Хотя, кто знает, — может быть, это конец всем ее страданиям? Наверное, ей лучше было умереть, чем жить с таким извергом!
— Это была не моя жена, — мрачно сказал Доктор.
— Тогда кто же? — удивился моряк. — Я точно видел, что вы несли на руках какую-то женщину.
Секунду подумав, Джон Дулитл решил ничего не отвечать. Возможно, в зале суда он в конце концов и признается, что сбросил в море Софи, дрессированную тюлениху, но пока, сообразил он, — лучше хранить молчание.
— Так кто же это был? — снова спросил моряк.
Но Доктор и на этот раз ничего не ответил.
— Да говорю тебе, это точно была его жена, — опять вмешалась женщина. — Посмотри, у него глаза так и бегают! Держу пари, что он упрятал где-нибудь еще пять или шесть своих жен и все они ждут своей участи, бедняжки!
— Вообще-то он не обязан нам отвечать, — сказал моряк. — Мой долг предупредить вас, — торжественно продолжил он, повернувшись к Доктору, — что все, что вы скажете, может быть использовано против вас. А сейчас пойдемте со мной вниз, в полицию.
К счастью для Доктора, еще было очень рано, и когда они спускались с утеса и проходили по улицам города, им не встретилось ни души. Женщина же их провожать не стала.
Но только они подошли к полицейскому участку, к ним подбежал Джим. В руках он держал мокрый плащ и шляпку.
— Мы нашли эту одежду, Том, — сказал он. — Она плавала прямо у подножия утеса. Но тела нигде нет. Я оставил в лодке Джери Балкли, а сам помчался к тебе, показать вот это. Как ты думаешь, тебе это понадобится?
— Конечно. Это послужит вещественным доказательством. А ты лучше беги обратно и продолжай поиски. Я к вам присоединюсь, как только упрячу его под замок.
И он повел бедного Доктора в полицию. Записав его имя и все остальные необходимые сведения в толстую книгу, полицейские отвели Джона Дулитла в маленькую камеру с каменными стенами. Там он обнаружил хлеб с водой и жесткий матрас вместо постели. Теперь ничто не мешало ему предаться своим размышлениям.
Когда дверь за надзирателями закрылась, Доктор огляделся вокруг и заметил, что прямо на уровне его локтя расположено маленькое зарешеченное окошко, через которое пробивается серый свет утренней зари.
— Ой-ой-ой, — вздохнул он, оглядывая голые каменные стены. — Опять тюрьма! Слишком рано я себя поздравлял. Интересно, был ли Мэтью в этой тюрьме?
Тут луч солнца упал на противоположную стену, и Доктор увидел, что на ней выцарапаны какие-то знаки и буквы. Он подошел поближе и начал их рассматривать. И конечно же, среди разнообразных инициалов он скоро нашел две самые корявые и плохо процарапанные буквы М.
— Да, — сказал он. — Мэтью побывал и здесь. Кажется, он даже этим гордится. Все-таки жизнь — странная штука!
С этими словами Доктор разломил пополам приготовленную для него буханку хлеба и начал жадно есть. Надо сказать, что он был ужасно голоден.
— Какой чудесный хлеб, — пробормотал он, положив в рот последнюю крошку. — Совсем свежий. Надо спросить у тюремщика, где он его достает. Да и постель не так уж плоха, — добавил он, ущипнув матрас. — Вздремну-ка я немного. Я уже и не помню, когда я в последний раз как следует высыпался.
