— С тобой я буду драться после.
— Когда же?
— Когда насую лопоухому!
— Кому? Это ты имеешь в виду Миху Гольденштедта?
— Ну да, вон того, что с американцем стоит. — Коля показал на высокого американского офицера, который стоял возле Гольденштедта и что-то ему говорил, поблескивая золотыми зубами.
— Ну, брат, — Корецкий сокрушенно вздохнул, — тогда нам с тобой не придется, видно, никогда встретиться на ринге.
Вокруг засмеялись.
— Ведь тогда он пожалел тебя, ну, а теперь вряд ли пожалеет! — продолжал насмехаться Корецкий.
Весть о том, что парень с Голубиной пади вызывает на поединок «первую перчатку» клуба скаутов, мигом облетела огромное помещение. От Коли не отходили. К нему подошел даже высокий американец. Похлопав Колю по плечу, он произнес:
— О, какой молодчик! Знаешь бокс?
— Знаю немного, — скромно ответил Коля.
Американец взял Колю за руку, вытянул ее. Смерил взглядом длину, ощупал и одобрительно произнес:
— О, карош!
Затем ощупал плечи, спину и снова сказал:
— Карош, карош вюнош! — И вдруг быстро наклонился и ударил ребром ладони под Колиной коленкой.
Нога у Коли подогнулась, но он, видимо против ожидания американца, устоял на ногах.
— Вы не очень-то! — буркнул Коля.
Американец, сделав вид, что не замечает недовольства Коли, похлопал его по животу:
— Карош пресс, карош! Хочешь быть чемпионом?
Взрыв смеха скаутов встретил эти слова.
Начались соревнования. Колю оставили в покое. Он пробрался к фанерной загородке. Скауты-боксеры, лежа на лавках, ожидали вызова на ринг. Насмешки вначале очень больно задели Колю, ему даже стало казаться, что и на самом деле ему не справиться с Гольденштедтом. Сомнения сменялись упрямым стремлением показать этим «чистюлям», что не так-то легко разделаться с ним, парнем с Голубиной пади.
На ринге звенел гонг, ревели зрители, раздавались шлепки перчаток, хлюпали чьи-то разбитые носы. Мимо за перегородку провели под руки того самого долговязого скаута, с которым Коля впервые дрался на ринге.
Коля не смотрел на ринг. Он заглядывал в щель между фанерными щитами и следил за лопоухим. Противник лежал на скамейке, а Корецкий массировал ему ноги. Гольденштедт громко сказал:
— Боюсь, что мой противник удрал!
— Сам не удери, — ответил Коля и обернулся, услыхав чьи-то шаги.
К Коле подошел веснушчатый скаут с записной книжкой в руке:
— Ага, ты здесь!
Коля стал раздеваться и пробурчал:
— Неси перчатки!
— Вот и прекрасно. Значит, будет спектакль! — Скаут заглянул за перегородку и крикнул: — Миха, готовься! Парень еще здесь!
Скаут сбегал за перчатками. Надевая их Коле на руки, он тараторил без умолку, перечисляя бесчисленные победы Гольденштедта.
— Ну, ни пуха ни пера! — сказал он наконец. — Я буду твоим секундантом. Хочешь?
— Мне все равно…
— Да ты, я вижу… Ого-го-го! — скаут оглянулся вокруг и зашептал: — Вот что я тебе скажу. Бойся правой лопоухого. У него страшный оперкот.
— Это что еще за оперкот?
— Что, не знаешь, что такое оперкот? Эх, ты! Это удар крюком под челюсть. Вот так! — и краснощекий скаут, согнув руку, с вывертом ударил себя в нижнюю челюсть. — Понимаешь?
— Ну, этот-то удар я знаю. И защиту от него тоже знаю. Надо закрыться вот так, и все, — показал Коля.
— Правильно! Ух, и здорово было бы, если бы ты ему дал как следует! А то он совсем зазнался. Сегодня даже не поздоровался со мной.
— Затем и пришел в ваш «сарай», чтобы разукрасить его, как господь бог черепаху разукрасил. Погоди, не затягивай так туго. Ну вот, теперь можно играть в ладушки, — Коля улыбнулся и зашлепал одной перчаткой о другую.
Удар гонга оповестил окончание боя.
На ринг прошел Гольденштедт в тяжелом халате, сопровождаемый Корецким. Коля направился следом. За ним семенил его секундант, шепча последние наставления.
На ринге, стоя в углу, Коля посмотрел в зал. Среди чужих, враждебных лиц он увидел несколько участливых улыбок. Коля не заметил, были это свои ребята или скауты. На скамейке в первом ряду скалил зубы американец. Он одобрительно кивнул Коле.
Коля почувствовал, как по его спине побежали мурашки, будто он стоял на вышке в купальне Махнацкого, на самой верхней площадке.
Секундант вытолкнул Колю на середину ринга, где возле судьи в белом костюме уже стоял Гольденштедт. Едва коснувшись Колиной перчатки, Гольденштедт бросился в атаку. Коля с трудом парировал град ударов.
— Как грушу обрабатывает!
— Дай ему, Миха!
— Покажи свой оперкот!
Гольденштедт, подбадриваемый криками, и сам не раз уже хотел разом покончить с противником, нанеся свой знаменитый оперкот, но каждый раз с удивлением наталкивался на хорошую защиту.
— Трусит Голубинка!
— Ага, это вам не голыми кулаками драться!
— Дай ему с левой! — кричали скауты.
Но Коля не трусил. Та боязнь, что он испытывал перед выходом на ринг, сразу прошла, как только он увидел перед собой узкий лоб и злые глаза противника. Просто у Коли сказывался недостаток тренировки. Хотя он и находил себе партнеров для драки, но это были очень неопытные бойцы, почти не знающие английского бокса. Коля легко с ними расправлялся, применяя нехитрые приемы. Сейчас же перед ним был очень опытный противник. Он непостижимым для Коли образом разгадывал все его хитрые замыслы. И Коля переменил тактику: он перестал нападать, а только защищался, стараясь улучить минутку и дать скауту по-настоящему.
И опять Гольденштедт разгадал его замысел; стал осторожней, и только в конце раунда Коле удалось сильно ударить его по носу.
Секундант обмахивал Колю фанерным листом и недовольно шептал ему на ухо:
— Ты чего это за тактику избрал? Почему подпускаешь его на короткую дистанцию? Ведь у тебя руки длинней! Ну и бей его на длинной, не давай подходить. И наступай смелей! Вот увидишь, ты ему накостыляешь.
Во втором раунде, как только прозвенел гонг, Коля сам бросился на противника и, не давая ему опомниться, нанес такой удар в голову, что тот полетел на веревки ринга.
Зрители замерли. Кто-то хлопнул было в ладоши, но на него шикнули. Этот первый успех чуть было не обернулся для Коли очень плохо. Он не знал, что существует запрещенный прием, когда противник использует силу отдачи веревок ринга. Взбешенный Гольденштедт решил использовать этот прием. Откинувшись на веревках, он вдруг рванулся вперед и нанес Коле удар в лицо раскрытой перчаткой, что было тоже запрещено. Шнуровка перчатки рассекла у Коли кожу на лбу.
— Неправильно! Долой с ринга! — крикнул кто-то.
Но одинокий голос заглушил гул одобрительных криков:
— Так его! Бей!
— Какие тут правила!
Кровь заливала Коле глаза. Но судья не остановил боя. До конца раунда Коля хладнокровно защищался и даже не раз переходил в атаку.
— Молодцом! — похвалил Колю секундант в перерыве между раундами, залепливая рану на лбу липким пластырем. — По правилам ты и так уже выиграл бой. Да наши ни за что не согласятся это признать! Ну, ни пуха ни пера!
В третьем раунде Гольденштедт пошел на хитрость. Он сделал вид, что повредил правую руку, и защищался одной левой. А когда ему приходилось отбивать удары правой, то морщился, словно рука нестерпимо болела. Коля не поддался на эту уловку. Он не забыл совет секунданта: остерегаться знаменитого оперкота правой. А Гольденштедт, думая, что ему удалось обмануть Колю, наконец, решился. Подбадриваемый криками друзей, которые разгадали его хитрость, он отбил правую руку Коли, которой тот защищал лицо, и, подавшись вперед, хотел применить свой знаменитый «крюк» — ударить снизу в челюсть. При этом он открыл лицо и в тот же миг полетел на пол от такого же удара, каким хотел сразить Колю Воробьева.
При полной тишине судья медленно просчитал до десяти. На счете восемь Гольденштедт приподнялся на локте и снова растянулся на полу.
— О-о! — первым из зрителей произнес американец. — Это есть золотой мальчик! — кивнул он на Колю.
…После победы над «первой перчаткой» Коля стал своим человеком в скаутском клубе. У него появилось много знакомых скаутов. Американец — мистер Уилки — прочил Коле блестящую будущность боксера.
Однажды после тренировки Коля не нашел на скамейке своих рваных штанов и тельняшки. Вместо них лежал новенький костюм скаута.
Мистер Уилки подошел к озадаченному Коле.
— Да, да! Это есть твоя форма. Приз лучшему спортсмену. Бери, бери! Смело бери!
Веснушчатый скаут, с которым Коля подружился, протянул ему рубаху:
— Надевай! Твое тряпье мы уже в море списали!
Сколько раз втайне Коля завидовал ладно пригнанной скаутской форме. И вот эта недосягаемая роскошь лежала перед ним. Американские ботинки с необыкновенно толстой подошвой издавали сладостный аромат, скрипела и топорщилась в руках новая зеленая рубаха… И все-таки Коля медлил. Где-то в глубине его сознания слабый голос шептал: «Плюнь на это барахло! Подумаешь, купить чем захотели…» Но другой голос, более сильный, заглушил этот робкий протест совести: «Это ж приз; скаутом я все равно не буду; ведь пришел сегодня в порт грузчик в немецком мундире!» — последний пример окончательно убедил Колю, и он стал надевать рубаху.
