Мишари послушно вдохнул дым, и голова его закружилась. Мир окрасился в яркие цвета, чувства обострились, но сознание стало покидать его разгоряченную голову. Ласковый голос стал еще настойчивее. Мишари хотел было уже прилечь на мягкие подушки и ни о чем не думать, а только слушать приятный голос, как в его засыпающем сознании робко послышался другой голосок:
– Не слушай его, Ме́ня. Это Магистр!
– Нет никаких Магистров, – спорил ласковый голос. – Есть только усталость. Есть только сон.
– Не сдавайся, Ме́нечка! – умолял слабенький голосок. – Борись!
К чему борьба с самим собой,
К чему напрасные желанья,
Забудь ненужные сказанья,
Ведь все начертано судьбой.
После этих слов медвежонку показалось, что он в своей родной берлоге в Дальнем лесу, и медведица Тамара поет ему колыбельную. Захотелось повернуться на бочок и, зевнув, посмотреть какой-нибудь сладкий сон. Вот только зевнуть никак не удавалось. От этого он не мог заснуть. Что-то мешало. Тут он опять услышал тоненький голосок:
Стоишь у полосы забвенья,
Там сладкий мир, но мир чужой.
Чтоб сделать шаг, решай душой,
Послушай сердца откровенье.
И тут перед глазами у Ме́ни поплыл зеленый луг, на котором они с давним другом – волчонком по имени Коготок играли как-то в прятки. Тогда Магистр превратился в Коготка и чуть не заманил медвежонка в чащу. Он хорошо запомнил тот урок. Не случайно кто-то очень мудрый показал ему эту картинку, чтобы напомнить, каким хитрым может быть Магистр. Словно в подтверждение этой мысли, мордочка волчонка вдруг оскалилась страшными зубами и превратилась в чудовище. Оно встало во весь свой огромный рост и зарычало. Стало так страшно, что Ме́ня проснулся.
Оказывается он задремал под навесом, куда позвал его сладкий голосок женщины в цветастых одеждах и с закрытым платком лицом. То ли непривычно жаркое солнце сморило его, то ли, действительно, гадалка что-то нашептала ему, – он точно не знал. Только почувствовал, как маленькие острые зубки пребольно покусывали его ухо. Стоя на задних лапках у Мишари на плече, серый грызун отчаянно пытался разбудить спящего.
– Эй, полегче! – попытался урезонить его мужчина.
– Я вот задам тебе! – не унимался тот. – Ишь чего выдумал!
– Чего? – не понял медвежонок.
– Курить, вот чего!
– Как это?
– А вот сам посмотри…
Мишари растерянно хлопал глазами, глядя на дымящийся перед ним кальян. Вокруг были мягкие подушки, на которых дремал его товарищ.
– Вот это да… – озадаченно протянул азиат.
– Да если бы не я… – начал было Малёк.
– Знаю, знаю, – отмахнулся от него Ме́ня. – А Соня что? Тоже того!
– Да я же тебе кричал. Магистр это. Что тут непонятного.
– А как же он тебя не охмурил?
– Так ведь я в своем прежнем теле. Меня так просто не возьмешь этими штучками.
– А нас значит можно? – обиделся косолапый.
– Да ну вас! – махнул лапкой мышонок. – Бежать надо, а то опоздаем.
– Куда? – мужчина озадаченно теребил свою бородку.
– К колодцу! – пискнул мышонок. – Мы же ради него здесь!
– А ты откуда знаешь?
– Да уж знаю, – грызун не собирался пускаться в объяснения. – Буди сову.
Растолкав спящего товарища, азиат увлек его за собою.
Вокруг по-прежнему толпилось много народу, базар жил своей обычной шумной жизнью. Им пришлось протискиваться вперед, извиняясь и раскланиваясь. Мишари оглянулся – нет ли погони? Странное место с подушками под навесом и кальяном было словно заколдовано. Никто не обращал на него внимания и проходил мимо, не останавливаясь. Там никого не было видно, да и за ними никто не гнался. И тут медвежонок понял: никто, кроме них не видел этого места. А может быть, его совсем не было, и оно пригрезилось только им.
Мишари сбавил темп, чтобы не привлекать к себе внимания, и лишь переглядывался с товарищем, который понимающе молчал и не приставал с расспросами. Только мышонок на плече попискивал, подгоняя их. Постепенно они успокоились, чувствуя себя в безопасности. Затеряться в большой и шумной толпе гораздо проще, чем в дремучем лесу. Там запахи и звуки говорят о многом, а уж сломанная веточка и примятая трава всегда подскажут, когда и куда здесь кто-то прошел. Восточный базар – совсем иное дело.
– Я слышу, как плещет вода, – пискнул Малёк. – Колодец уже рядом. Двигайся вон к тому красному шатру.
– Вот раскомандовался, – фыркнул Ме́ня.
– Колодец ему подавай, шатер…
– Да не ворчи, ты, – перебил его мышонок. – Ты в обличии человека и нюх, и слух потерял.
Мишари подумалось, что этот грызун прав. Став человеком, теряешь очень много полезных способностей, а приобретаешь какие-то вредные привычки. Он дым никогда не любил, а тут – нате вам – кальян курить надумал. Одни напасти с этими превращениями. Как хорошо и просто было жить в Дальнем лесу.
– Видишь нищего у колодца, – прервал его мысли Малёк.
– Ну…
– Дай ему монетку. У тебя в кармашке позвякивает мелочь. Возьми самую большую и кинь в его кружку.
– Зачем это? – попробовал спорить медвежонок – ему не нравилось, что этот грызун распоряжается тут.
– Послушай, что говорит малыш, – неожиданно вмешался всю дорогу молчавший Сонар. – Мы с тобой и так много глупостей натворили.
И голос, и глаза у товарища ничем не напоминали сову, но что-то в его взгляде показалось медвежонку очень знакомым. Когда же тот часто заморгал, Мишари даже рассмеялся. Он вдруг почувствовал, что его товарищи рядом, а все эти превращения только фокусы. Они все равно вместе.
– Да хранит тебя Всевышний! – запричитал нищий, услышав, как звякнула монетка о дно пустой кружки. – Ниспошлет он долгие годы тебе, добрый человек. Дарующий малость тем, кто в нужде, спасает свою грешную душу. Господь наш все видит. Спасибо тебе, добрый человек.
Дрожащие пальцы худой грязной руки ловко спрятали монетку в складках поношенной и мятой одежды. Нищий был неопределенного возраста, словно время его давно остановилось. На изнеможденном лице не было отпечатков ни болезней, ни страданий, но не было и признаков жизни. Потухший взгляд скрывался под нависшими веками. Человек, словно сам похоронил себя заживо.
– Спроси его, – пискнул мышонок на ухо Ме́не, – знает ли он цену времени.
Услышав столь странный вопрос, нищий насторожился и медленно поднял глаза на подателя милостыни. Они были почти прозрачны.
Дороже мига в жизни нет,
Чем взгляд любимой на рассвете,
Или когда смеются дети.
Живи хоть десять тысяч лет.
– Ты говоришь, как философ, уважаемый, – Мишари прижал руку к сердцу и слегка поклонился.
– Скорее, – как поэт, – грустно ответил нищий, пряча глаза.
– Спроси его про книгу, – едва пискнул мышонок, стараясь быть незамеченным.
Нищий словно ждал этого вопроса и даже закивал в ответ головой. Заторопился, подхватывая на ходу свои нехитрые пожитки, увлекая двух азиатов за собой.
– Я покажу вам одну очень редкую книгу, – приговаривал он, приглашая жестом следовать за ним. – Очень редкую. Она досталась мне от деда, а ему – от его деда.
– Но зачем нам такая редкая… – Мишари не договорил.
– Ты все испортишь, косолапый! – перебил его грызун. – Помалкивай лучше!
– О, вы неверно истолковали мои слова, уважаемый, – обернулся к нему нищий. Я не продаю эту книгу. Вы только должны прочитать в ней одну фразу.
– Фразу?
– Именно так, добрый человек, – нищий схватил Мишари за руку, чтобы тот не потерялся в толпе. – Дед моего деда получил эту книгу в дар от одного мудреца. Он сказал, что настанет великий день и к колодцу придет добрый человек, который знает, как вернуть шкатулку во дворец.
– Шкатулку? – вырвалось у Сонара.
– Да, так сказал мудрец, – закивал нищий, поглядывая на холщовый мешок Мишари. – Прошло очень много лет, но все мы ждали этого дня. Дед передавал книгу внуку и это наставление. Ждать.
– И что? Никто тебя не спрашивал о времени? – удивился Мишари.
– Никогда. На базаре все спрашивают о цене товара или его качестве. Время никого не интересует. Тем более у нищего. Все думают, что у нищих времени предостаточно. Больше, чем у кого бы то ни было. Ведь, кроме времени, у нищих ничего нет.
– А о чем книга, миленький? – спросил Сонар и тут же пожалел о таком обороте речи.
– У тебя странная речь, чужестранец, – насторожился нищий. – Хотя выглядите вы, как обычные жители Кай-Тай, но вы явно впервые в нашей стране.
– Ты прав, уважаемый, – попробовал смягчить промах товарища Мишари. – Мы из Дальнего ле… Из очень дальнего государства.
– Значит, дорога была дальней, – с добродушной улыбкой закивал нищий. – Но не беспокойтесь, я проведу вас в свою хижину коротким путем. Этот город я знаю, как свою ладонь. Всегда ходил пешком, а не ездил на экипаже.
