– Я ведь сама так решила, ты знаешь, – сказала Сентябрь, смущенная затянувшимся молчанием и почтительностью Овсяного Рыцаря. – Сама согласилась на это. Я могла бы позволить вам забрать девочку-оборотня, а сама помалкивать… хотя, может, и не могла. У меня не очень хорошо получается держать рот на замке. Но ты не должен чувствовать себя злодеем. Это был мой выбор.
– Но ведь это мы заставили тебя принять такое решение, – с горечью возразил Овсяный Рыцарь. – И сделали это из себялюбия. Рыцарь не должен быть эгоистом. Однако мы ненавидели этот паро́м. И эту бесконечную работу – тянуть его туда-обратно. Мы хотели, чтобы это закончилось. Ради этого мы были готовы на все.
– И оно закончилось! – сказал Аэл. – Теперь вы можете быть счастливы.
Сентябрь не знала, что лошади краснеют, но с Овсяным Рыцарем произошло именно это: морда его вспыхнула и потемнела от стыда. Как можно было так испугаться этого мальчика? Он ведь едва ли старше ее!
– Теперь мы свободны от Маркизы. Мы больше не буксируем паро́м – мы не обязаны это делать. Не думай, что мы не испытываем чувства благодарности. Мы знаем, чего это стоило. Посмотри, Сентябрь, вот символы нашей признательности.
Сентябрь долго вглядывалась, прежде чем увидела. Это как с наполовину собранным пазлом: непонятно, что на нем изображено, пока зрение не сфокусируется и не охватит всю картину целиком. Красивые холмы, окружавшие деревню глаштинов, оказались вовсе не холмами – это были огромные, тяжелые цепи, поросшие травой, мхом и водорослями, а сквозь их позеленевшие звенья пробились отважные деревца.
На узкой грудной клетке Овсяного Рыцаря виднелись бледные шрамы в тех местах, где когда-то были цепи. Рыцарь легонько прикоснулся к ним.
– Быть может, когда-нибудь я благодаря тебе посею стихи, как и мечтал.
– А сейчас что не так? – спросила Сентябрь. – Почему ты выглядишь таким несчастным, когда у тебя есть свой собственный уютный городок у моря?
– Мне неприятно признаваться даме, что мы прибегали к обману, – сказал глаштин. Сентябрь очень нравилась его официальная манера выражаться. Так и должен говорить Рыцарь. – Мы предпочитаем во всем быть честными. Даже феи и эльфы подчиняются букве своих очаровательных законов.
– Я прощаю тебя, – сердечно сказала Сентябрь, хотя она и понятия не имела, о чем он. Но ей показалось, что Волшебному Епископу пристало прощать смиренных Рыцарей.
– Мы хотели увести ее вниз и использовать в своих корыстных целях, – признался Овсяный Рыцарь. – Я имею в виду твою тень. Нашу Королеву Пустоты. Ты не должна винить нас. Она была нам нужна. Потому что один из законов Волшебного Подземелья гласит: королев не похищать! Одна дева на воле лучше двух в цепях. И ты отдала ее нам. Не совсем по доброй воле, но почти, а в наше время всем приходится довольствоваться тем, что есть. Мы сказали, что поставим ее во главе наших парадов, и мы сделали это. Уверен, что ты это видела. Если в Волшебном Подземелье и есть на что взглянуть, так это роскошные Развеселья, которые она закатывает каждую ночь. Но мы хотели, чтобы она пошла дальше, в самые глубокие глубины Подземелья, где никто еще не бывал, и кое-что для нас отыскала. Кое-что очень ценное. На дне Волшебного Подземелья спит Принц всего Нижнего Мира. Принц Мирра, Который Никогда Не Просыпается. С принцами это случается, как ты знаешь. Засыпают на целые годы.
– Да, действительно знаю, – сказала Сентябрь.
Овсяный Рыцарь не выглядел особенно удивленным.
– Это, я думаю, все знают. Я вовсе не хотел свысока намекнуть, что ты можешь этого не знать, мой благородный друг. Мы хотели, чтобы Хэллоуин сделала то, что следует сделать. Найти Спящего Принца и разбудить его для нас. Но она не пожелала. Она сказала так: «Не хочу я выходить за какого-то дурацкого Принца, который не умеет даже будильник толком завести. Я буду Королевой сама по себе, и если ему это не нравится, пусть выпьет пару чашек кофе и придет со мной поговорить».
– Вот и молодец, – сказал Суббота, и Сентябрь в душе с ним согласилась. Ей не нравилась мысль, что какой-то юноша, о котором они с друзьями и не слыхали, использует ее тень в собственных целях. Но с другой стороны, она и сама собиралась использовать этого юношу в своих целях, разве нет? Она взглянула на свою чашку с какао, а потом вдаль, на волны, бьющиеся о пирс.
– Но мы на нее не в обиде, – продолжал Овсяный Рыцарь. – У теней есть безрассудство, которого мы лишены. А ты нанесла поражение Маркизе, за что мы тебе обязаны. – Глаштин опять отсалютовал ей, приложив руку к сердцу. – Строго говоря, чтобы подняться наверх и освободиться от нее, Принц нам был не так уж и нужен. Конечно, мы могли бы сделать это сами. Нам не нравится признаваться, что нас спасла девочка, явившаяся Издалека. Но, в конце концов, это не имеет значения. Все улеглось само собой, и долгое время Хэллоуин все так чудесно устраивала, что нам было все равно. Мы спросили, можно ли нам называть ее Спящей Принцессой, чтобы сбылось пророчество и все было точно и аккуратно. Она сказала, что можно, если мы не прочь признать поражение. Но мы… о нет, мы не были такими сильными, как наша Королева. Мы так уставали танцевать и пировать каждую ночь. Нам был нужен отдых. Поэтому мы пришли сюда и построили эту деревню. Мы хотели оставаться здесь на лето, а по осени возвращаться в Тайн.
– Но не смогли, – сказала Баклажанчик, и Сентябрь подпрыгнула. Ночная Додо умела быть такой тихой, что Сентябрь вздрагивала, когда та начинала говорить. – Сколько бы вы ни пытались вспомнить, как хорошо было в Тайне и как вы намеревались туда вернуться, это воспоминание постоянно от вас ускользало. Здесь столько сочных трав и съедобных птичек, а глядя на закат луны, чувствуешь себя сонным и счастливым.
– Да, – вздохнул Овсяный Рыцарь. – Ты это понимаешь.
Баклажанчик тихонько крякнула.
– Это Море Забвения. Там, посередине, Дронтбург, мой дом. Море веет бризом, брызги навевают сон, а если нырнуть в воду – и того сильнее.
– Но мы действительно собираемся вернуться, – печально подтвердил Овсяный Рыцарь. – Развеселья так прекрасны. А нас Хэллоуин особенно любила.
– Конечно, вы собираетесь, – утешила его Баклажанчик. – Это совсем не ваша вина.
– Если мы так близко к Дронтбургу, Баклажанчик, – тихо произнесла Сентябрь, – может быть, ты хочешь вернуться домой? Я уже предлагала, знаю, но ты же правда совсем не из моей компании. Ты мне ужасно нравишься, но ты можешь отправиться домой прямо отсюда прямо сейчас. А я пойду дальше, мы все пойдем, и все будет в порядке.
Ночная Додо оглядела лунные волны.
– Без лодки я даже имя свое забуду, пока доберусь. – Она вздохнула. – Я, наверно, сумела бы построить Тихий Корабль, будь у меня достаточно времени. А здесь его предостаточно. И брызгам я могла бы сопротивляться долго. – Ветер ворошил ее фиолетовые перья. – Но только я не хочу возвращаться, – сказала тихая птица со свирепой решимостью, какой Сентябрь никогда прежде за ней не замечала. – Они продали меня Толстянке Прекрасной, и хотя я понимаю, что положение их было отчаянным, а Толстянка неплохо обо мне заботилась, они все равно использовали меня как разменную монету, и я не смогу этого простить. Я не монета. К тому же, когда мы покончим со всем этим, я хочу вернуться обратно в Тайн. Хочу вернуться в Кольцевую Башню и изучать Тишину, чтобы стать Тишайшей из всех, – так, чтобы юное создание, которое захочет стать Пфизиком, говорило: «Мама, я хочу быть такой, как Баклажанчик, Ночная Додо! Ведь это она была самым великим и могущественным Пфизиком?» А их мамы должны будут отвечать: «Да, да, конечно, она!»
Сентябрь снова подивилась тому, что даже Додо знает, кем хочет стать, когда вырастет. Сама она пока и представить не могла, чем хотела бы заняться. Сентябрь предполагала, что предназначение – так она мысленно звала профессию – просто садится на каждого, как корона, и с этого момента прекращаются любые сомнения и недовольство и остается лишь уверенность в собственной полезности для мира. Просто ее корона почему-то еще не появилась. Но Сентябрь надеялась, что та поторопится.
Сентябрь обняла Баклажанчика, прижав ее пернатую голову к своему пальто винного цвета.
– Я рада, что мне не придется с тобой расставаться, – сказала Сентябрь и повернулась к глаштину; мысли ее крутились вокруг чего-то, чему она пока не могла дать названия. – Но если вы так любите Хэллоуин, почему тогда вы не позабыли Принца целиком и полностью? Ведь вы живете в краю забвения! Мне просто интересно. Дело в том, что Мирра может оказаться ничем не лучше. Насколько я помню, в книжках люди засыпают надолго, только если они очень красивые, или очень глупые, или суют нос куда не следовало – всякие там яблочки, веретена и прочее.
И тут она вспомнила слова Авогадры о поле, которое излучает Принц и которое заставляет людей говорить о нем. Вот глаштины и говорят!
