Глеб пожал плечами:
— Не знаю… Ну, пошли быстрее.
Мальчики повернули за последний изгиб тропинки и остановились: у ручья, шагах в пяти от ключа, спиной к ним сидела на камне девушка. Только что она зачерпнула пригоршнями студеной воды, освежила лицо, шею, руки и медленно обернулась.
Игорь вскрикнул от удивления, остолбенел и Глеб: это была Заряна.
Да, Заряна. В том же свободном белом полотняном платье с круглым небольшим вырезом на груди, со скромной черной вышивкой на рукавах и вдоль ворота. То же лицо, те же большие синие глаза… только диргема на лбу не было.
Несколько секунд молчали. Пальцы девушки быстро доплетали переброшенную на грудь толстую русую косу.
Ребята готовы были, кажется, в эти секунды поверить и в деда-мороза, и в лешего, и в русалок, и в кого хочешь.
Девушка заговорила первая:
— Вы с Кудеярова стана? — Она заплела и откинула косу за спину, встала с камня и тоже с интересом смотрела на ребят. Спрашивая, показывала рукой в сторону городища.
Игорь, ещё растерянный, утвердительно кивнул головой.
— Только он не Кудеяров вовсе. Это славянское городище.
— Седьмого-девятого веков, — добавил внушительно Глеб.
— Ну, конечно, — улыбнулась девушка. — Я знаю. Да я и вас знаю: ты Глеб, ты Игорь? Не ошиблась?
Мальчики ещё больше удивились.
— Ну, набирайте воды, пойдем вместе.
Вместе так вместе. Набрали воды и пошли назад уже втроем.
Наверх поднялись молча. Ребята ни о чём не спрашивали странную незнакомку. Молчала и девушка. Она несколько раз останавливалась, с интересом осматривалась вокруг, вдыхая воздух полной грудью и приветливо улыбаясь реке, перелескам, луговине и дымным далям. Ребятам казалось, что она, осматриваясь, хочет проверить, изменилось ли всё вокруг, словно давно-давно тут не была.
Когда подходили к куреню, из кустов с кружкой в руке выбежала Вера. Увидав незнакомку, девочка ахнула, бросила кружку в траву и опрометью кинулась назад.
— Дмитрий Павлович! — закричала она. — Скорее!.. Там Заряна пришла! Заряна! — Уж слишком полным было сходство между девушкой и той, что изображена была на знакомой акварели.
Дмитрий Павлович поднялся с травы и, ничего не понимая, поспешил к изумленной, почти испуганной Вере. Он тоже стал как вкопанный, глядя на подходящую к нему Заряну.
Долго оба молча глядели друг на друга. Ребята впервые видели археолога таким удивленным и взволнованным. Заряна, смущенная и радостная, протянула Дмитрию Павловичу руки:
— Примете? Я приехала к вам… с вами работать… не прогоните?
— И вправду, Заряна, — не сразу, но совершенно безапелляционно определил дед. Он тоже вышел из куреня и внимательно смотрел на девушку и Дмитрия Павловича. — Похожа, как две капли. Ну, что стоим? Зовите к обеду.
Дед, конечно, удивлен был не меньше ребят, но солидности ради ничем не показывал своего недоумения.
— Но какими судьбами? — Дмитрий Павлович крепко пожал протянутые ему руки и, не выпуская их, смотрел в глаза девушки довольным, нет, счастливым взглядом. — Вы же решили в Молдавию ехать, за скифами.
— Ах, профессор! Ждали скифы больше двух тысяч лет, подождут ещё год-два, — смеется Заряна. — У меня к вам назначение, на Волгу… удалось-таки…
— Профессор, — изумленно шепчет Игорек, — а мы и не знали.
— Я знала, — тоже шепотом отвечает Вера, — ещё с тех пор, как открытый лист читала. Там было написано: «профессору Русавину».
Игорь молчаливо позавидовал Вериной выдержке. Он так не смог бы.
— Вы сами этого назначения добивались? — спрашивает Дмитрий Павлович.
— Ну конечно, сама!
— И не телеграфировали. Не писали.
— Зато сама приехала. Разве это хуже? Как узнала, что вам сегодня выезжать, решила заехать. Всё равно по пути. Сделала остановку, вещи на вокзале оставила… и сюда.
— Пешком?
— Обязательно. По вашему рецепту. Помните, вы учили: «Волка да археолога ноги кормят…» Правда, меня в пути машина догнала — подвезла километра четыре… Скажите, я плохо сделала, что приехала? Да?
— Нет, хорошо, хорошо. — Дмитрий Павлович, довольный, потирает руки. — Скажите, это вы мне по телефону звонили тогда, из Москвы?
— Я… И не дозвонилась, не дождалась.
— А товарищ ученый так спешил, — вставил умненько хитрый дед. — Обедать не стал, голодный поехал. Сообщили только поздно.
Дмитрий Павлович недовольно глянул на словоохотливого деда. Девушка же улыбнулась хорошей, светлой улыбкой.
— Знакомьтесь с моими друзьями, — проговорил профессор после недолгой паузы. — Это, товарищи, Светлана Сергеевна. Тоже археолог. Аспирант.
Дед старательно вытер о зеленые листья запачканную ладонь. Поздоровались.
— С мальчиками мы почти знакомы, — смеется девушка. — Как только они заговорили, я их сразу узнала. Отгадала даже, кто из них Глеб, кто Игорь. А это Вера?… Знаете, профессор, я почти такими и представляла себе ваших друзей по письмам…
— Вы в курень заходите, что на солнцепеке жариться, — хозяйственно пригласил дед.
Зашли в курень. Зеленый шалаш и Светлане Сергеевне очень понравился, к великому удовольствию его строителя.
— Вот прелесть! Кто же это у вас такой мастер?
Дмитрий Павлович кивком головы указал на деда.
— Какое мастерство, — притворно отмахнулся польщенный старик, — лепил я его, как бог жабу… Вот вы на тот год приезжайте, посмотрите — такой курень сообразим! — И добавил: — А сейчас, Заряна Сергеевна, раков варить будем. Уважаете?
— Дмитрий Павлович только что наловил, — вставил Игорь. — Целую корзину… прямо руками.
Светлана-Заряна смотрит в лицо Дмитрию Павловичу, весело кивает головой и скороговоркой отвечает старику:
— Уважаю, дедушка, уважаю… Люблю… Скажите, профессор, почему ваши друзья меня Заряной именуют?
— Профессор нам картинку показывал, — поясняет Вера. — Там Заряна нарисована. Ну совсем как вы, и платье даже это самое.
— Только диргем на лбу, — добавляет Игорек.
— Ребята! — ворчливо прикрикнул вдруг дед. — А ну, воды ещё! Давайте вдвоем к ключу… — Он протянул мальчикам ведро и прошипел исподтишка: — Чего человеку отдышаться не даете… Айда!
Мальчики послушно взяли ведро и ушли вниз. А в курене вдруг обнаружилось, что куда-то запропастилась соль, и Вере пришлось бежать за ней в лесную сторожку.
ГЛАВА XXVII. БРАТЬЯ НА БРАТЬЕВ
Солнце уже к вечеру. В долине под мысом родились и сгущаются туманные тени. Начались теплые, ласковые августовские сумерки. Здесь наверху ещё светло. Только что на западе скрылось красноватое, остывшее к вечеру солнце, закрыли его густые темно-голубые облака, а над облаками, как прожекторные снопы, отдельные прямые кучки уже не сверкающих, тоже голубоватых солнечных лучей.
Стало очень тихо. Только где-то в поле стрекочет мотор неугомонного комбайна, да нет-нет пронесется ближним большаком торопливый грузовик.
Над рекой застригли, почти касаясь неподвижной воды, быстрые ласточки. Через несколько минут сумеречно станет и на городище.
Жарко горел последний костер, вкусно пахло вареными раками. Игорь вылавливал их из ведра и раскладывал рядами на чистом сене — «чтобы пообсохли».
Дед острым ножом разрезал тонкие ивовые прутья, которыми были связаны верхушки составляющих курень стволов орешника. Стволы медленно распрямились, открывая темнеющее вечернее небо. Куреня не стало. Освободили орешник от наброшенных на него веток и сена — пусть растет, поправляется.
Уселись все вокруг костра, и Дмитрий Павлович начал свой последний в этом году рассказ о славянах древнего городища.
— Печальная вернулась Заряна с Поляновой тризны. Как жить одной? Поклонилась в пояс матери покойного Горюна, упросила старуху переселиться сюда, в осиротевшую хижину.
Снова застыл горн Полянов. И снова ненадолго. Через несколько дней послала Заряна вдову за Горшей.
Страшно было самой без старого умельца приниматься за таинственное дело варки железа. Будет ли благосклонен Сварог — бог огня и железа? Вспомнит ли он, как служил ему верно старый Полян? А она ведь его, Кузнецова…
Загрузили горн. Заряна сама поднесла огонь к смольным завиткам бересты в горне, а потом не кровью кочетовой дарила бога, а положила, как тогда, при первой варке, венок водяных белых лилий.
