— Эх! Звезд сегодня у ночи, — прошептал дед, — как у щуки зубов.
— Дальше! — в один голос негромко попросили профессора Вера и Игорь.
Дмитрий Павлович поставил кружку.
— Не надоело?
Светлана Сергеевна пальцами осторожно коснулась руки профессора.
— Рассказывайте.
— Приворожила, заколдовала, — продолжал Дмитрий Павлович, — так и северяне посчитали и враги. И что другое могли они подумать? Особенно когда Заряна велела опустить со стены стремянку — длинное бревно с нарубкой вместо ступенек — и крепкую веревку.
Могун, держась за веревку, взобрался по земляному склону к подножью стены и по стремянке поднялся на стену.
Заряна жестом приказала северянам отойти. Вождь перешагнул через край частокола и встал на помосте перед девушкой.
Северяне видели, как Заряна, сложив на груди украшенные браслетами руки, покорно склонилась перед воином.
А он, взяв в сильные руки русую девичью голову, долго смотрел в большие ясные глаза.
«Заряна… Зарянушка…» — и прижал к груди давно, безнадежно потерянную дочь.
— Но ведь она же Полянова! — возразила удивленно Вера. — Вы же говорили: её Полян принес на городище?
— Принес-то Полян. Но отцом девочки был грозный Могун. Лет восемь назад, когда налетело злое кочевье на приднепровские поселения, в одном из них заполонили они девочку, а мать убили. На следующий день захватили Поляна. Это уже в другом селении.
Полян нарочно никому не сказал на городище, что не его она дочь, и девочке велел не говорить. Знал: больше внимания и почета будет Заряне, если будут считать девочку его, Поляновой, дочерью.
А его дочь тогда больна была, не взяли её с собой кочевники, так и погибла бедняжка в сожженном селении. Потому, быть может, и привязался так осиротевший угрюмый кузнец к спасенной им Заряночке.
— А как Могун узнал, что пела его дочь? — негромко опять спросила Вера?
— Как узнал? — Дмитрий Павлович помолчал минуту, вороша веткой догорающие в костре угольки.
— Чтобы рассказать, надо опять назад возвратиться. Славяне издавна песнелюбцами слыли, а приднепровская родина Заряны и сейчас песнями особо славится. Ну и тогда тоже нигде лучше не пели, нигде лучше песен не складывали. И жила ещё до рождения Заряны в одном из селищ над Днепром девушка, Добравой звали. Собой красивая, разумная, с голосом звонким и мастерица песни складывать.
Увидал её Могун (он тогда тоже ещё молодым был), полюбил. Не знаю, с родителями договорился и по доброй воле взял или выкрал, а только поженились.
И после свадьбы пела Добрава, песни складывала, и все её песни над Днепром пели. Одну лишь песню никому из чужих не пела молодица. Сложила её для Могуна, когда в поход уходил, — только ему и пела.
А в поход он уходил не раз, не два. Опытный был воин, прославленный. Когда собиралось войско приднепровское, всегда Могун над своими односельчанами был предводителем.
Стала подрастать у Добравы синеглазая Заряночка, и она эту песню выучила, мать слушаючи. Но строго ей Добрава наказала при людях заветную песню не петь. Хотела, чтобы для одного Могуна была песня, чтобы только его в походах берегла.
Ну… Вернулись с одного похода приднепровцы — многие их селения в пепелище. И то, в котором оставались жена и дочь Могуновы. Нет ни дома, ни песен, ни Добравы, ни Заряны… А теперь, как услыхал Могун эту песню, его песню, только для него сложенную и от чужих ушей сбереженную, вгляделся в Заряну, а она была мать вылитая, и диргем на лбу — так тоже Добрава носила… узнал.
Дмитрий Павлович ударил вдруг веткой по углям. Красно-золотые пчелы — искры взвились над древним очагом и погасли-растаяли в воздухе.
— Вот и рассказу конец, — почти грустно сказал он, — теперь раков есть!
Никто не отозвался. Молчали ребята, ещё не привыкшие к мысли, что с концом раскопок кончилась и легенда о Заряне. Молчал и дед, углублённый в свои думы, может быть, в своё прошлое. И Светлана Сергеевна тоже молча смотрела на профессора.
— Ну, а что же дальше было? — прервал, наконец, тишину Игорь. — Как городище? Заряна? Она, верно, к отцу ушла, на Днепр?
— Городище цело осталось. Сами видели — следов разгрома и массового пожара на нем нет. Когда открылось, что странная девушка, показавшаяся сперва днепровцам не то колдуньей, не то жрицей, — дочь гордого Могуна, осада была снята. Даже дружным пиром вместе праздновали примирение.
— На городище? — с сомнением спросил Глеб.
— Нет, не на городище. Мировая мировой, но в сердце племени — в гнездо родовое — не пустили недавнего врага осторожные северяне. Времена были слишком суровыми, слишком суровыми и недоверчивыми были искушенные в опасностях люди.
У одинокого Полякова кургана сошлись мужчины — воины Полянские и северянские, заходили по кругу славянские чаши — братины с пивом и брагой, запылали жаркие костры дружбы. Одна речь, одни боги, одни обычаи — заговорило единство славянское. А тут ещё вспомнились большие общие дунайские походы, нашлись воины, что вместе сражались в одних и тех же победных схватках с богатыми оружием византийскими легионами.
И, вспоминая старые битвы, подхмелевшие воины вместе пели страшные для врага славянские ратные песни.
А ещё через день оседлали боевых коней поляне и двинулись прочь от северянской земли на степной юго-восток.
— Юго-запад? — тихо переспросил Глеб.
— Нет. На юго-восток, не домой. Не удался набег на северянские гнезда — пошло войско в степь, на хозарские станы да кочевья. Не с пустыми же руками возвращаться из похода.
— И Заряна с ними ушла? За отцом?
— Не знаю, Игорек, право, не знаю — ушла или осталась на городище, на новой родине.
— А Горша?
— А диргем почему тут остался? — спросили опять одновременно Глеб и Вера.
— Диргем девушка могла и обронить второпях, когда собиралась, а может быть, у неё и другой был. Но это её диргем.
— Её, — уверенно подтвердила вдруг Светлана Сергеевна и добавила тихо: — Только другого у неё не было. Был единственный.
— А Горша? — снова спросила Вера.
— Горша? — улыбнулся археолог. — Вот потому-то я и не знаю, ушла ли на Днепр Заряна. — Он взял за длинный ус самого большого красного рака и протянул Светлане Сергеевне.
— Диргем был единственный, — повторила живая Заряна. — И никуда не ушла девушка от своего любимого. Даже к отцу не ушла…
На облаках, на тучах, на тихих ветерках плывет над Кудеяровым станом теплая августовская ночь.
Чу! Во тьме издалека донесся шум мотора.
— ГАЗ, — определил Глеб и поднялся на ноги. — Это уже за вами, Дмитрий Павлович…
г. Курск,
1954 г.
Глава I. Глупая ссора.
Глава II. Зеленый незнакомец.
Глава III. Из мешка три мешка.
Глава IV. Кудеярово горе.
Глава V. Мокрый Робин Гуд.
Глава VI. С лопатой за бараном.
Глава VII. Заряна.
Глава VIII. Полян.
Глава IX. Урок черепушечьего языка.
Глава X. Опять Вера Васильевна.
Глава XI. Прапрадед обогащает науку.
Глава XII. Приступ.
Глава XIII. Не боги горшки обжигают.
Глава XIV. Рождение железа.
Глава XV. Хозяин.
Глава XVI. Девичье узорочье.
Глава XVII. Варяги.
Глава XVIII. Черный день.
Глава XIX. Мужская смерть.
Глава XX. Уха на буксире.
Глава XXI. Гордиться надо!
Глава XXII. У разбитого корыта.
Глава XXIII. Погоня.
Глава XXIV. Бычки на веревочке.
Глава XXV. Как это было.
Глава XXVI. Живая Заряна.
Глава XXVII. Братья на братьев.
Глава XXVIII. Не на жизнь, а на смерть.
Глава XXIX. Песня Заряны.
