Когда Софи сказала, чем она хочет нас занять, тут уж я подумал, что она чудит. Говорит, что будет пересказывать нам истории Бомпи.
— Откуда ты узнала рассказы Бомпи? — удивился Брайан.
— Он сам мне их рассказывал. Никто не проронил ни слова.
Позже Брайан мне сказал:
— Что, черт возьми, она несет? Она ведь никогда не видела Бомпи!
— Оставь ее в покое, — отрезал я.
Мы рано покинули остров Блок, потому что рассчитывали пройти под парусами шестнадцатичасовой отрезок пути. Во время отплытия из Мартас-Винъярда все поднялись на палубу.
— Эй, на яхте, отчаливаем! — крикнул Коди навстречу ветру.
Коди любит досаждать отцу, мешая морскую терминологию со всем, что взбредет ему в голову, и частенько употребляет слова ни к селу ни к городу, а то и мешает их в кучу:
— Раз-два, взяли, по бим-бом-брамселям, отдать концы!
Дядя Мо только зубами скрипит, когда такое слышит. Брайана и дядю Стю Коди тоже не забавляет, один дядя Док не обращает на него внимания, а меня эта абракадабра смешит.
— Трави мачту, задраить гик! — кричит Коди.
— Прекрати, — злится Брайан. — Ты должен выучить правильные выражения, ведь от этого зависит наша жизнь! Иначе ты не сможешь с нами объясняться либо никто не станет тебя слушать, потому что ты несешь чушь.
— Ой, Брайан, расслабься, отпусти паруса, — отмахнулся Коди.
Течение и ветер благоприятствовали нам весь день, и рыба тоже не подвела. Мы поймали семь луфарей, правда, два сорвались с крючка. Я оглушила (оглушила!), отрезала голову (отрезала голову!) и выпотрошила (выпотрошила!) двух первых рыб, подбадриваемая стоявшими рядом дядей Стю и Брайаном. Наверное, они думали, что я струшу или превращу все в месиво.
— Сначала стукни рыбу между глаз, — руководил Стю.
— Стукни рукояткой от лебедки, — подсказал Брайан.
— Ударь рукоятку! — выпалил Коди.
— Да не рукоятку, идиот, а рыбу ударь рукояткой!
— Полегче, парень, полегче! — не уступал Коди. Я оглушила бедную, беспомощную, беззащитную рыбу ручкой от лебедки.
— Главное — убить ее как можно быстрее, — объяснил Брайан.
Убивать рыбу мне быстро надоело. Я говорила себе: всю жизнь ты ела рыбу и мясо животных и не задумывалась об этом.
— Как вы считаете, она мертвая? — с надеждой спросила я.
— Казни ее! Голову с плеч! — подлил масла в огонь Брайан.
Отрезав рыбью голову с одной стороны, я мысленно начала уговаривать себя: «Хорошо, Софи, хорошо, она и не почувствует», но, как только я начала отрезать голову с другой стороны, рыба вдруг забилась и запрыгала под ножом.
— Заканчивай, — велел Стю.
— Поторапливайся, — добавил Брайан.
Самым сложным оказалось не оглушить рыбу, не увидеть ее кровь, не потрошить, не перерезать рыбью глотку. Самое трудное — переломить спинной хребет. Мое сердце прыгало, колотилось, трепетало. Ухватив рыбу за спину, выше боковой линии, другой рукой я резко поворачивала ее голову вправо или влево. Две или три секунды я чувствовала, как высвобождается что-то мощное — было ли это давление, напряжение, энергия или, может быть, просто чистая сила жизни. Куда уходит эта сила?
Сегодня за восемь часов мы дошли до Винъярд-Хэвена, потратив всего половину расчетного времени!
— Мы настоящие мореходы! — вскричала я, когда яхта коснулась берега.
— Увольнение на берег, по бим-бом-брамселям! — вторил мне Коди.
Главной причиной остановки явилось посещение друга дяди Дока по имени Джои, который пять лет восстанавливал старое деревянное судно, поднятое со дна моря. Корабль Джои поражал безукоризненными обтекаемыми формами и целиком, изнутри и снаружи, был отделан тиковым деревом.
Я поглаживала изящные изгибы дерева, пока дядя Док не сказал:
— Что ж, красивая посудина, но «Странница» все же остается моей любимицей.
Наверное, он немного ревновал из-за моего восторга перед творением Джои.
— Наша «Странница» тоже красавица, дядя Док. И если бы мне пришлось выбирать, на чем переплыть океан, я выбрала бы «Странницу», — успокоила я дядю.
— Так. Я тоже, — кивнул он.
Джои пригласил нас к себе домой на обед. Находиться в доме показалось так непривычно. Слишком много свободного пространства! Ведь на яхте всему есть свое место и нет ничего лишнего. И для хлама нет места.
После обеда мы с Коди сидели на пирсе, когда подошел Брайан и сказал:
— Что-то случилось.
— Почему ты так решил?
Брайан пнул ногой доску:
— Док и Джои разговаривали на кухне, а когда я вошел за водой, сразу замолчали. Думаете, они говорили обо мне?
— Ты себе льстишь. — Коди отвернулся.
— Хорошо, а о чем же тогда они говорили? Что еще за тайны?
— Откуда мне знать? — отмахнулся Коди.
— Порой у людей есть свои секреты, — сказала я.
— Тебе-то уж точно это известно, — проворчал Брайан.
Иногда Брайан долбит и долбит о своем, словно дятел. Вернувшись на яхту, я с удовольствием устроилась на палубе в спальном мешке со своим дневником.
Дядя Стю вынес свой спальный мешок на пирс.
— В чем дело? Морская болезнь? — поддел его Коди.
— У меня не бывает морской болезни, — огрызнулся дядя Стю. — Просто мне нравится спать на пирсе.
— Ага, ладно, — пробубнил Коди.
Скоро, под звездами, я закончу описание сегодняшних событий и засну, слушая, как хлопают канаты и потрескивают яхты в гавани. Люблю, когда яхта укачивает меня, словно дитя в колыбели.
Эй, на яхте! Я учусь мореходному искусству. Мы несемся вперед! И мне не нужно стоять на вахте с отцом, это здорово. Никто ко мне не пристает, кроме Брайана, но его мне легче не замечать, чем отца.
Софи нет удержу в рыбалке. Я еще не видел человека, который бы так радовался простым вещам. Я-то думал, ее стошнит, когда она оглушила свою первую рыбу. Софи все твердила:
— Она еще жива! Ей больно, очень больно!
А когда отец поджарил ту рыбу, Софи сказала, что есть не хочет.
Отец не дает мне покоя. Все пытается отговорить меня жонглировать:
— Неужели ты больше ничему не можешь научить?
— Не-а, — ответил я.
Сегодня пришлось потрудиться над «Странницей». Я закончила ремонт днища, прекрасного изделия из фибергласа, покрыв его смолой, чтобы исключить малейшую течь.
— Так. Хорошо ты подлатала старушку, — сказал дядя Док.
Мне хотелось, чтобы он похвалил меня перед всей командой. Но вместо этого он заявил:
— Я думаю, нам пора трогаться в путь. Некоторые здесь слишком уж выставляются.
— Как это? — не поняла я.
— Ну, знаешь эти разговоры: моя яхта лучше твоей да моя яхта больше твоей, и всякое такое. Хвалятся своими яхтами.
Мне кажется, он немного стесняется внешнего вида «Странницы». Прежде я не задумывалась, как странно она выглядит, пока не увидела в здешней гавани все эти изящные дорогие яхты. Они сияют! Люди в модных спортивных костюмах полируют все, что попадется под руку. Все вещи на своих местах.
А наша «Странница» в пятнах, даже на палубе белые следы ног, испачканных шпатлевкой. На канатах развевается сохнущая одежда. На палубе высятся груды кастрюль и сковородок, которые мы с Коди вытащили, чтобы почистить. Носим мы обычные заношенные шорты, футболки и банданы.
— Пора двигаться дальше, — ворчит Док.
— Эй, на яхте! Подтяни якорь! — крикнул Коди.
— Коди, перестань, — пробурчал лежавший на палубе дядя Мо.
— Бросай якорь! — не унимался Коди.
— Уж лучше ступай, помоги Брайану с картами, — велел дядя Мо. — Сделай хоть что-нибудь полезное.
Коди с криком спрыгнул с борта яхты в воду:
— Человек за бортом! Буль-буль-буль…
Над Коди нельзя не смеяться, но иногда берет сомнение, есть ли у него мозги и бывает ли он серьезным хоть ненадолго? Начинаешь понимать, как может раздражать его поведение, если проторчать с ним на маленькой яхте посреди моря целых три недели!
Сегодня Брайан учил нас управлять парусами. Многие из нас уже не новички в этом деле, но если бы мы чего-нибудь не знали, то непременно научились бы от Брайана. Он погрузился в объяснение сложных отношений ветра, паруса и движения судна.
— Итак, если ветер дует навстречу, то это называется лавирование против ветра…
— Лавирование? Это как? — перебил Коди.
Брайан проигнорировал его.
— А когда ветер дует сбоку, то надо делать галс, двигаться галсами… не перебивай, Коди. А когда ветер дует в корму…
— Что значит «в корму»?
— Ты даже этого не знаешь? — вскричал Брайан. — Корма — это задняя часть судна. Если ты не начнешь относиться к занятиям серьезно…
