…На него опять смотрели такие знакомые оловянные глаза. У врага толстые губы, во рту сигарета. Фуражка торчком, а на фуражке череп и две скрещенные кости. Потом он стал целиться в Тимку из автомата. Тимка ударил его саблей по голове, вздрогнул и… проснулся. На столе горела лампа. Ивана Павловича уже не было.
Тимка поспешно оделся и вышел из хаты. Он ходил по хутору и ко всему присматривался. Всюду были слышны шутки, смех, словно никого не беспокоило бездействие. Только в одном месте он услышал разговор, заинтересовавший его:
— Много так навоюем! Пришли и стоим. Почему мы не идем на немца, а ждем, когда он пойдет на нас?
— У нас разведка, — сказал кто-то.
— «Разведка»! Немец тоже не дурак. Командиры у нас…
Тимка присмотрелся к говорившему и узнал Швачко. Он вспомнил, что Иван Павлович приказал следить за каждым его движением. Не доверяют ему, а смотрите, как человек болеет за общее дело!..
А Швачко в это время ворчал:
— Командиры — чорт знает кто! Теперь такое время: думаешь, он свой, а он… Нет, что-то не нравится мне такая война…
Никто не ответил на это. В сердце Тимки шевельнулись злоба и обида. Теперь уже на этого… Швачко! Как может он так говорить о боевом командире? Разве Иван Павлович сам не знает? Но почему же он предупредил немцев?..
…Прошел еще день. И еще ночь. И снова день. Только на третий день вечером Иван Павлович дал приказ — оставить хутор и отойти в лес. Одному из стариков он велел пойти к гитлеровцам и сказать, что партизаны, кажется, испугались и ушли в лес.
Тимка был очень раздосадован. Думал побывать в бою, а получилось так, что постояли на хуторе, да и назад… Он лежал в тачанке, силясь заснуть. Уже сквозь сои он услышал, как кто-то докладывал командиру:
— Товарищ командир, Швачко исчез.
— Что такое?
— Следили за ним внимательно, а как только вошли в чащу, он пошел стороною и как в воду канул.
— Не поймали?
— Пошли по следу, но ведь тьма какая…
— Найдется! Немедленно пошлите в штаб человека, чтобы задержать того, который пришел вместе с Швачко.
…Ехали всю ночь. Тимка лежал, укрывшись с головой, и не мог ни — думать, ни спать. Обида и разочарование не оставляли его. Сквозь дремоту он услышал:
— До села полтора километра. Люди находятся на исходной позиции.
— Хорошо.
Тимка поднял голову. Они уже вышли из лесу. Вокруг расстилалось белое поле, колыхался предрассветный туман.
— Может, время начинать? — волнуясь, спросил Баранов.
— Подождем донесения.
Тимка еще ничего не успел разобрать толком, но понял, что сейчас будет бой. И не то испуг, не то утренний мороз, забравшийся под одежду, вызвали дрожь во всем теле.
На рассвете прибыл посланец от Кирпичова:
— Разведка видела, что немцы легли спать.
И только теперь Иван Павлович послал связных передать командирам приказ о наступлении.
Все случилось так, как и предвидел Иван Павлович. Трое суток гитлеровский гарнизон находился в напряженном ожидании. Немцев все время предупреждали об опасности.
Три дня и три ночи в траншеях никто не смог сомкнуть глаз. Ведь и сон не придет и кусок хлеба не полезет в горло, когда ожидаешь, что вот-вот обрушится на тебя град свинца. И фашисты, боясь внезапного нападения, не выползали из холодных, сырых траншей и блиндажей, внимательно всматривались в даль. Пусть только сунутся партизаны! О, комендант готовит им хорошую встречу — ни один — не выйдет из-под огня!
Комендант гарнизона с непонятным для самого себя нетерпением ожидал нападения. Он знал, что партизаны часто налетали на гарнизоны и громили их, но разве там были такие опытные и мудрые коменданты, как он? Разве были там такие укрепления и такие вымуштрованные солдаты? Он все предусмотрел. Если партизаны нападут, они дорого заплатят за это. Пускай идут хоть тысячи, ему не страшно…
И, может, партизаны действительно побоялись, не пошли?..
«Вот как жалко!» горевал комендант.
Он не знал, что же написать начальству. Как же теперь быть? Разве доложить, что партизаны, не приняв боя, отступили?.. Так или иначе, надо было дать отдохнуть своим солдатам, а днем пойти и сжечь хутор, в котором располагались партизаны, расстрелять население и уже тогда сообщить о победе.
Хотя наступившая ночь должна была пройти спокойно, комендант приказал гарнизону не покидать укреплений и траншей. Только перед рассветом утомленные и окоченевшие от холода солдаты пошли отдыхать, а кое-кто остался в траншеях, проклиная свою собачью службу.
И в этот миг, как снег на голову, обрушились на них люди Ивана Павловича. Часовые не успели поднять тревогу, как партизаны уже были в траншеях. Спасительное кольцо траншей превратилось для немцев в затянутую петлю. Они открыли бешеный огонь из окон-бойниц, но это уже не могло спасти их. Гарнизон был окружен. По узким щелям бойниц полоснули партизанские пулеметы и автоматы.
Взошло солнце. Фашисты еще держались. Некоторым из них удалось выскочить во двор и залечь в яме перед входом в школу. Они-то и не давали партизанам прорваться в помещение.
Командир роты Баранов с пятью партизанами задержался на школьном дворе. Он бросал одну за другой гранаты, тщетно пытаясь попасть в яму, в которой сидели гитлеровцы. Вернуться без результата он не мог, а гранат больше не было.
Это видел Иван Павлович.
— Еще гранатами попробуйте! — кричал он.
— Передайте нам как-нибудь гранаты!
Иван Павлович задумался: как же передать?
Тимка, ни на шаг не отходивший от командира, предложил:
— Товарищ командир, я передам!
— Ну, ты храбрец! — улыбнулся командир, а сам подумал: «А ведь такой, пожалуй, может и пролезть».
— Я проползу… Так проползу, что и не заметят! — убеждал Тимка.
— Как же?
Тимка упал на снег, распластался на нем и быстро пополз, не поднимая головы. Полз он мастерски, и хотя Ивану Павловичу не хотелось рисковать жизнью мальчика, он все же велел принести белый маскхалат.
Тимка пробрался к Баранову по вытоптанной в снегу тропинке так ловко, что не только немцы, но и свои, партизаны, не заметили мальчика. Всем показалось, будто он прошел под снегом.
Второй гранатой Баранов попал в яму. Послышались крики и стоны. Вслед за тем из нее выскочил фашист с поднятыми руками.
Он вынес из ямы и отдал Баранову автоматы и пулемет.
Партизаны ворвались в школу. Из другого здания немцы бросились во двор, пытаясь выйти из окружения через огороды. Но далеко убежать им не удалось…
Партизаны подсчитывали трофеи. Иван Павлович допрашивал пленных. Он узнал от них что Швачко ночью пробрался к фашистам, рассказал о партизанах и остался здесь. Но среди убитых и пленных его не было. Это обеспокоило Ивана Павловича.
Тимка между тем чувствовал себя героем дня. Он охотно рассказывал партизанам о том, как пронес гранаты; не возражал, когда говорили, что без него так скоро не кончили бы боя.
Увидев на школьном дворе небольшой стог, Тимка решил набрать сена для командирских саней. Ведь Соловей не подумает позаботиться о том, чтобы командиру было мягко! Тимка с разбегу вцепился в пласт сена, но никак не мог вырвать его. Внезапно он почувствовал под руками что-то твердое и холодное, как тело змеи. Сначала он отскочил, испугавшись, а потом снял с плеча свою винтовку:
— Вылезай!
Стог зашевелился. Пласт сена поднялся, и из-под него показались чьи-то руки в черных кожаных перчатках.
Это был комендант гарнизона.
Партизаны, прибежавшие Тимке на помощь, быстро разбросали весь стог и вытащили оттуда еще троих, в том числе и Швачко.
…Вот почему, возвращаясь после боя в лагерь, Тимка чувствовал себя совсем взрослым бойцом. Вот почему он так часто похлопывал по холодной кобуре своего «вальтера». Ведь это же был пистолет фашистского коменданта, которого Тимка сам (понимаете, сам!) взял в плен!
В последнее время Виктор стал частым гостем в партизанском госпитале. Медсестрой здесь была Софийка — Тимкина сестра.
За эту зиму она выросла и очень похорошела. Белый халатик и повязка из марли на голове были ей очень к лицу. Тонкие черные брови изгибались дугой, темно-серые глаза как будто удивлялись чему-то.
К ней-то и зачастил Виктор. Придет и не отходит от Софийки. Она сидит, и он садится рядом с ней. Куда она идет — и он за нею. Как только Виктор появлялся, девчата вышучивали его.
А Виктор и в самом деле был влюблен. Только не в медсестру, а… в ее пистолет.
В госпитале лечился один из партизанских разведчиков. Покидая госпиталь, он в знак благодарности торжественно подарил Софийке пистолет системы Коровина, первый номер. В обойме остался только один патрон, но Софийка была очень довольна подарком. Она носила его сверху, на поясе халата, и ни на минуту не могла забыть о том, что обладает таким чудесным оружием.
