Сколько так просидел, не знаю, когда…
— Ага! — слышу сердитый голос. — Спишь, значит!
Спросонья вскакиваю на ноги и прямо перед собой вижу разъярённое Митино лицо.
— Спишь! Ему доверили пост, а он спит!
— Я... — начал оправдываться. — Что я? Заснул или нет? Заснул, — виновато развёл я руками.
— Как ты мог! А если бы это на войне? Разве с таким пойдёшь в разведку? А если бы ты был в партизанском отряде?
— Ну, прости, Митя, — покраснел я. — Только на минутку присел. Маму вспомнил.
— Да вспоминай себе кого хочешь! А на посту спать не смей! Разве тебе можно поручить серьёзное дело? Маму вспомнил! Она, бедная, и не догадывается, какой у неё сынок. Иди спи, маменькин сынок. Я постою. Ничего не видел?
— Нет...
— Конечно, за сном и смотреть некогда.
Мне нечего было ответить. Ошеломлённый, кляня себя за недостойный поступок, я притих в шалаше. Сонливость прочь оставила меня. Я слышал, как вернулся с обхода Митька, как он раздул костёр и сел, что-то насвистывая. Меня грыз стыд: ну как, как я, несчастный, мог заснуть! Подвёл товарища, потерял его доверие. Горе мне!
Упрёки совести яростно терзали мою душу, рвя её на мелкие клочки. В конце-концов я не выдержал.
— Митя, — крикнул несмело. Ответа не услышал.
«Молчит, — подумал я. — Обижается. Так мне и надо».
Полежал ещё минут пять, тогда выбрался наружу.
Уже занималось на мир. Едва курился костёр, лёгкий ветерок ворошил седой пепел. Свернувшись калачиком, спиной к шалашу, сладко спал Митька.
Я вытащил одеяло, осторожно укрыл товарища и полез внутрь.
Второй ночи стражи уже не выставляли.
— Какая польза, — сказал Митя, — в этом стоянии, если мы всё равно засыпаем? Предпочитаю спать внутри, чем на улице. Тем более что потом весь день ходишь сонный.
Я полностью разделил такое мнение.
Утром, проснувшись, мы побежали к озеру умыться. И тут Митька стал как вкопанный, а я с разгона наткнулся на него.
— Смотри, — тихо сказал он мне.
На сыром песке, у самой воды, хищно вырисовывались отпечатки огромных и страшных лап.
— Как у крокодила, — определил я, нервно оглядываясь на озеро.
— Значит, не соврал, — хрипло добавил Митя.
Это дало толчок к работе Митиного мозга.
— Сергей, — услышал я вечером того же дня. Ночевали мы уже в селе.
— Чего тебе?
— Ты знаешь, что я придумал?
— Нет.
— И не догадываешься? — хитро блеснули его глаза.
— Да говори, чего ты к человеку пристал!
— Надо нам книги взять в библиотеке.
— Правильно, пойдём завтра, наберём фантастику какую-нибудь, о шпионах...
— Нет, Сергей, я не о том. Книги по зоологии.
— Зоологии? Ты что, спятил? Мало тебе коллекции, мало тебе ботаники, мало тебе нашей учительницы? Забыл, как ты сам с её уроков сбегал?
— Так это же ботаника.
— А зоология, по-твоему, лучше? Я однажды посмотрел в учебник — там какие-то кишечнополостные, гадюки — гадость одна!
— Вот ты не понимаешь...
— Не хочу я такого и понимать, — прервал я Митьку. — Ты хочешь, то и читай себе сколько влезет. Станешь великим зоологом, будешь говорить: «Дорогие детки, видите паучка?»
Я засмеялся, вспомнив нашу ботаничку.
— Если бы ты дал мне договорить, то и сам меньше глупостей наговорил бы сейчас.
— Ну, говори, говори, — снисходительно разрешил я.
— Ты думаешь, зоология — это самые паучки и эти вот, как их, кишечнопустые?
— Полостные, — поправил я его. — Одно название чего стоит.
— Вот-вот. К твоему сведению, зоология — наука обо всём животном мире. В ней мы обязательно найдём что-то подходящее и для нас, то есть о том, что живёт в этом озере.
— Ты думаешь? — уже серьёзно посмотрел я на Митьку.
— Ещё бы!
— Гм, действительно, — согласился я, подумав с минуту. — Ну и голова у тебя, Митя!
— Ну что ты, — скромно отозвался Митька, но по голосу я догадался: мои слова ему приятны.
Глава VI,
которая проливает свет на наших предков и ещё на кое-что.
Ну и Митька!
— Скажите, какие молодцы, — удивилась библиотекарша, когда мы в третий раз пришли менять книги. — Целыми днями читаете. А вы не переутомитесь?
— Молодцы, — бормотал, выходя из библиотеки, Митя. — Столько читать — с ума можно сойти.
— Неужели тебе не интересно? — спросил я.
— Конечно, интересно. Вот только не привык я подолгу над книгами сидеть. Это же подумать только — девятая за неделю!
А на восьмой день изучения зоологии Митька выразил смелое научное предположение, которое я восторженно воспринял.
— Сергей, — сказал он, прижимая книгу к груди. — Я всё понял. Не там мы ищем.
— То есть?
— А вот послушай. Я здесь себе несколько выписал. Только не перебивай.
Он взял в руки ученическую тетрадь и набрал полную грудь воздуха:
— «Многое говорит о том, что в конце силура и начале девона», — это периоды такие, — пояснил Митя. — Знаешь, в зоологии там, геологии, всё время существования земного шара разделено на периоды. Так вот, значит, «в конце силура и начале девона, где-то триста миллионов лет назад, на земле произошла какая-то резкая перемена. Именно тогда впервые появились рыбы, близкие к известным нам современных видам. У них были настоящие костяные челюсти, чешуйки — налегающие друг на друга пластины. Плавники имели своеобразный вид — напоминали маленькие вёсла с бахромой из мягких лучей. Вот почему этих рыб назвали кистепёрыми.
Мало того, что уже тогда им были присущи важные черты, характерные и для современных рыб, одна из групп кистепёрых положила начало формам, которые освоили сушу и стали нашими прямыми предками».
— Нашими предками? — воскликнул я. — Какие-то рыбы!
— Да, — спокойно ответил Митя. — Вот и рисунок есть, — ткнул он мне под нос изображение какого-то монстра.
— Ну и чудище! Ты хочешь убедить меня, что это твой прапрадедушка?
Митька закашлялся и хотел поострее ответить, — я видел это по нему, — но сознание того, что он сейчас смотрит на меня с вершины приобретённых знаний, задвинуло самолюбие на второй план.
— Почему же это только мой? И твой тоже.
— А может, у меня другие предки? — спросил я робко.
— Никаких других! Ты что, от своих родственников отказываешься? Вот единственные предки для всех! — воскликнул нетерпеливо Митька. — Ты будешь слушать или нет?
— Буду, буду, — поскорее согласился я, и ещё раз посмотрел на рисунок.
— «Следует отметить, что к началу девонского периода суша очень отличалось от той, которую мы видим сегодня. Именно в воде развивалась богатая животная и растительная жизнь, а на суше, представляющей собой преимущественно голый камень, жизни, очевидно, ещё не было.
Жизнь кипела в большинстве водоёмов, однако позвоночные, например кистепёрые рыбы, очевидно, предпочитали пресноводные болота», — сказал Митька с нажимом.
— Ну и что?
— Не прерывай, говорю. «В 1938 году у берегов Южной Африки рыбаки выловили большую, невиданную до сих пор рыбу с очень прочной чешуёй и тремя парами мясистых кистепёрых плавников. Длина её была 150 сантиметров, вес — 57 килограммов. Директор местного музея мисс Латимер обратилась за консультацией к профессору Смиту. Учёный классифицировал рыбу, как представителя отряда кистепёрых».
— Ну и что?
Я никак не понимал, к чему он клонит.
— А то, что они, считалось, вымерли пятьдесят миллионов лет назад. Кистепёрых рыб было много на нашей планете в те времена, когда в воде плавали, представляешь, ихтиозавры. Это тоже давно вымершие...
— Знаю, знаю, — перебил я.
— ...По суше бродили бронтозавры, когда на земле появились первые предки птиц — архиоптериксы. «В честь мисс Латимер, рыбу назвали Латимерией, — читал он дальше. — В 1952 году в Мозамбикском проливе поймали ещё одну Латимерию, а к середине 1960, ещё шестнадцать». Это в наше время!
— Слушай дальше, — Митя перевернул страницу. — «Много веков среди жителей восточной части Индонезии ходили легенды о страшных, прожорливых драконах. Говорили, что из пастей их вылетает огонь, а добычу они убивают одним взглядом злых глаз.
Голландские учёные, записавшие эти рассказы, конечно, не поверили в их правдивость. Учёным показалось, что описание ужасных драконов напоминает давно вымерших хищников — динозавров.
В 1912 году эти рассказы подтвердил один голландский лётчик. Он был первым европейцем, который собственными глазами увидел драконов острова Комодо. Самолёт его совершил вынужденную посадку, и несколько месяцев этот человек прожил буквально в окружении гигантских чудовищ. Однако его рассказам тоже не поверили, потому лётчик вернулся оттуда якобы с расстройством нервной системы».
