— Ого! — ужаснулся я.
— «После первой мировой войны, — Митька глазом не моргнул, — учёные решили всё-таки до конца разобраться в этой загадочной проблеме «динозавров». И, наконец, в двадцатых годах нашего века на острове Комодо Зондского архипелага были пойманы эти драконы. Им оказалась гигантская ящерица, или Варан. Не испугаться четырёхметрового гиганта трудно. Цвет кожи буро-чёрный. С грозной клыкастой пасти беспрестанно вылетает ярко-оранжевый раздвоенный язык, яростно смотрят блестящие чёрные глаза.
Варан стоит на сильных лапах, тело его поднято над землёй, волочится только хвост. Сила в этом хвосте страшная. Исследователи видели, как одним ударом варан сбивает кабана, валит с ног оленя.
Кстати, в начале 60-х годов учёные Индонезии пригласили для большой экспедиции на Комодо и четырёх советских специалистов».
— Вот бы и нам там побывать! — в восторге сказал я.
— «Гигантский варан, — не обратил на меня никакого внимания Митька, — был известен учёным из палеонтологических находок (палеонтология — это наука, изучающая ископаемые) в Австралии, в слоях мезозойской эры. Считалось, что он полностью вымер тоже более пятидесяти миллионов лет назад».
Ты можешь возразить, — продолжал Митя, — он где-то Зондском архипелаг и Мозамбикском проливе. Мол, там есть условия, чтобы сохраниться кому угодно. А между тем, в бассейнах рек Волги, Дона и Урала живёт небольшой, величиной с крысу, зверёк — выхухоль. Так вот, эта самая выхухоль — давний по происхождению вид третичного периода, сохранившийся до наших дней. Кстати, современник мастодонта. И, наконец, Лох-Несское чудище, о котором мы уже прекрасно знаем — в Шотландии. А это гораздо севернее Украины.
Эти факты я нашёл за эти дни. А сколько, вероятно, мы ещё найдём!
— Так ты хочешь сказать... — я в восторге вскочил на ноги.
— Да, Серёжа. Именно это я и хочу сказать. В нашем озере живёт древний зверь, которого, может, считают давно вымершим. Ведь озеро наше давнее, о чём свидетельствует тот кусочек янтаря. Посмотри только на карту палеозойской эры. Смотри — здесь и зверозубые пресмыкающееся, и хищный диноцефал. Да что там говорить! А вот карта мезозоя. Смотри: в наших краях как раз море граничит с сушей. А может, на месте именно нашего озера, было доисторическое пресноводное болото? Поэтому здесь мог жить кто угодно. А сколько вокруг нашего озера папоротника, ты заметил?
Мне от всего этого дух перехватило.
— Митька! — закричал я, — Митька, ты представляешь, перед каким открытием мы стоим?!
— Примерно...
— Нет, ты. ничего не представляешь. Это же замечательно! Ты, Митя... Ну и Митя!
Вот жизнь пошла у нас!
Днём мы только и сидели над книгами, спорили, делали всевозможные предположения и бегали в библиотеку, а вечером шли к нашему озеру.
Палеозойская и мезозойская эры, карбонский, пермский, юрский, триасовый периоды смотрели на нас со страниц томов ископаемыми чудовищами, а мы пытались вычитать, угадать — кто из них был предком нашего озёрного жителя.
Митька составил несколько таблиц и заучивал их наизусть, хотя в любой момент можно было в них заглянуть. С утра до ночи слышался его бормотание: «…дицинодонты, во рту всего по два зуба — на севере Южной Америки, к востоку от Чёрного моря. Парейазавр, растительная диета, величиной с быка — на юге Африки, у восточного побережья Канады, там тогда был суша...» Или: «Мезозойская эра делится на три периода: триасовый период — начался сто девяносто миллионов лет назад, юрский — сто пятьдесят пять, меловой — сто десять...»
Однажды, когда мы прогуливались по берегу, Митька сказал:
— Ты знаешь, что мне пришло в голову?
— Что?
— Село наше называется Юрковка потому... Ну, потому что от юрского периода.
— Ты, Митя, наверное, уже совсем спятил. Заучился.
— Точно-точно, какая-то связь здесь есть.
— И кто же, по-твоему, так его назвал?
— Люди, которые раньше здесь жили.
— Если раньше, в юрском периоде? Здесь же ящеры тогда жили. Видимо, ящеры его так и назвали, правда? Пусть, думают, раз мы живём в юрском периоде, то и село, что здесь будет, называется Юрковка. Приедет когда-то сюда Митя, нас добрым словом помянет. Так?
— Смейся, смейся...
— Да ты не переживай, Митя, — успокоил я его. — Ты знаешь, что я придумал? Назвать сего, — показал на озеро, — который тут живёт, Митьказавр. В твою честь.
— Вот здорово! — покраснел Митька. Но тут же спросил: — А почему именно в мою? Ведь мы с тобой вместе гм... работаем.
— Но главный в нашей экспедиции — ты.
— Нет, я не согласен. Пусть будет... Пусть будет, скажем, Митьказавр Стеценко. И действительно. Смотри, как хорошо — Митьказавр Стеценко из Юрковки. Ой, смотри...
В трёх шагах от нас лежали в беспорядке несколько вороньих перьев, а у самой воды снова чётко выделялись на песке таинственные следы.
— А утром их не было, — вспомнил я. — Значит, оно вылезало днём.
— Да ещё и ворону сожрало, — подхватил Митя.
Глава VII
Операция «Курица» проваливается вместе с дедом Трофимом.
— Я когда-то книгу читал, — задумчиво сказал вечером Митька. — Так там писалось о том, как на тигров охотятся. Охотник привязывает к дереву козлёнка, а сам сидит в засаде. Козлёночку хочется домой, он бегает вокруг дерева на привязи и жалобно мычит. А где-то поблизости гуляет тигр. Он слышит — кто-то мычит, и думает: «Это, пожалуй, козлёнок. Пойду-ка я его съем». Вот он бежит к дереву, а охотник из засады — ба-бах! Тигр — вверх лапами, а счастливого козлёнка отпускают домой.
— А некоторые племена, — на лету поймал я Митино мнение, — роют на тропе, которой звери ходят на водопой, здоровенную яму, а иногда ещё и вбивают в дно заострённые вверху колья, а яму прикрывают ветками и листьями или песком. Идёт себе какой-то лев, ступил на ветви и — готово!
— Мысли читаешь! — радостно воскликнул Митька. — Мы эти оба способа совместим.
— А козлёнка где взять?
— Вот, — нахмурился он. — Козлят я здесь не видел. Козы, но козу никто не даст. А может, — прояснилось его лицо, — верёвку на рога да в лес, а утром отведём назад?
— Нет, я не согласен. Я уже как-то в детстве пробовал освобождать козу, так она за мной гналась потом. Да ещё и в лес её тянуть... Она же не дура.
— Твоя правда, — сокрушённо покачал Митя головой, но по тому, как он встрепенулся, я сразу же понял: есть ещё одна идея. Вообще, должен признать: голова у моего друга работала с колоссальной скоростью и, бывало, не успевал он хотя бы до половины выразить какую-то мысль, как у него уже рождалась вторая, а то и третья, совсем противоположная. Однако далеко не все из них можно было назвать подходящими или просто удачными. Как вам, например, такое?
Доверчиво глядя мне в глаза, Митька предложил:
— А если мы привяжем тебя?
— То есть как это? — всполошился я.
— Верёвкой, как же ещё! А где взять её — я знаю. В сарае висит. Для козы подошла бы, значит, для тебя тоже.
— Ты что, шутишь? — не поверил я своим ушам.
— Да какие шутки? Чем ты хуже? Мэкаешь понемногу, издалека и не видно, кто это. Может, оно вылезет из озера, чтобы рассмотреть. А? И как раз в яму попадёт. А мы уже выроем, постараемся.
— Да ты, наверное, спятил! — рассердился я, сообразив, что Митька и не думает шутить. — Чем я хуже какой-то козы? А чем ты хуже? Даже лучше, умник такой! Меня! К дереву! Верёвкой! А как оно сзади подкрадётся или сбоку! Ты подумал? Себя привязывай!
— Буду я, — храбро согласился Митя. — Я не какой-нибудь эгоист. Я согласен. Хотя, ты знаешь, мне кажется, можно и не привязывать. Козу — другое дело, она убежит. А меня можно не привязывать. Я и так посижу.
— Ладно уж, — остыл я. — А почему обязательно кому-то из нас? Может, курицу? Ничем не хуже. Ворон же оно хрумкает!
— Молодец! — воскликнул Митя. — Конечно, курицу! И мороки гораздо меньше!
Через мгновение добавил:
— Да и безопаснее.
* * *
Курица, которую мы наделили доверием выступить в роли козы, поняла, что вопрос о её жизни и смерти стал ребром, и яростно сопротивлялась. Она бегала со страшной скоростью по двору, неистово кричала и била крыльями.
— Фу ты, — сказал, отдышавшись, Митя. — Да она бегает, как лошадь. Такую курицу можно в телеги запрягать!
— Это не курица! — согласился я, вставая после неудачного броска. — Это страус!
И мы снова, как можно мягче, завели:
— Цып-цып-цып-цып-цып!
— Аю-тю-тю-тю.
Однако курица отбегала на безопасное расстояние и неодобрительно следила за нами.
— Да ну её, — не выдержал я первым. — Все колени пооббивал.
— Сейчас, сейчас мы её, — не сдавался Митька, вынося из дома одеяло, — в угол прижмём, пока бабушка не пришла.
На этот раз мы всё-таки загнали птицу (и кто только назвал её домашней?) между курятником и сараем и накрыли одеялом.
