Джин Джордж - Моя сторона горы

Наконец мы подошли к дороге. Я почти не слушал старушку. Я думал о болотном луне. Эта птица королевской охоты.

— Я раздобуду ее себе. Научу ее охотиться для меня, — подумал я.

Наконец я доставил старушку к ее коричневому домику на окраине города и намеревался уйти.

Она яростно повернулась ко мне.

— Куда вы направляетесь, молодой человек?

Я остановился. Теперь, подумал я, она потащит меня в город. В город? Что ж, туда я и отправлюсь. Я повернулся, улыбнулся ей и ответил:

— В библиотеку.

Мисс Тернер была рада меня видеть. Я спросил у нее книжки о ястребах и соколах, она нашла несколько, по этой теме было мало литературы. Мы проработали весь день, я многое почерпнул. Я ушел, когда библиотека закрылась. Перед моим уходом мисс Тернер прошептала мне:

— Сэм, тебе нужно подстричься.

Я долго не видел себя и даже не задумывался, как я выгляжу:

— Ой, а у меня ножниц-то нет.

Она на минуту задумалась, достала библиотечные ножницы и усадила меня на ступеньки заднего входа. После стрижки я стал выглядеть, как любой другой мальчик, который целый день играл и который, приняв душ после ужина, отправится в кровать в обычном доме.

В тот день я не вернулся в свое дерево. Созрели майские яблоки, я наелся их по дороге в лес. По вкусу они напоминают сладкие бананы, землистые и немного скользкие. Но мне понравились.

В ручье я поймал форель. Все думают, что поймать ее без всяких затейливых приспособлений, поплавков и удочек, которые сейчас продают, очень сложно, но, честно говоря, форель даже проще выловить, чем любую другую рыбу. У нее большой рот, она хватает и заглатывает им все, что видит, когда голодна. Форель попалась на мой деревянный крючок. Проблема в том, что форель не голодна тогда, когда у большинства людей есть время ловить рыбу. Тем вечером я знал, что рыба голодна, потому что речка бурлила, разные мелкие рыбешки выпрыгивали из воды. Когда вы такое наблюдаете — вперед, на рыбалку. Они у вас на крючке.

На плоском валуне у ручья я развёл костер и приготовил свой улов. Сделал это прямо у реки, чтобы наблюдать за небом. Я надеялся вновь увидеть сокола. Я также насадил голову форели на крючок и забросил его в воду. Ищущая легкой добычи черепаха увидит приманку.

Я терпеливо ждал сокола. Мне не пришлось никуда идти. Через час или около того я был награжден.

Из долины появилось узкое пятно и проплыло над ручьем. Я был все еще далеко, когда птица расправила крылья и камнем упала на землю. Я наблюдал. Она поднялась в небо, неуклюжая, большая — несла еду — и скрылась в долине.

Я бегом спустился к ручью и приметил те скалы, за которыми, как полагал, скрылась птица. Поняв, что болотные луни предпочитают гнездиться на скалах, я заночевал прямо там.

На следующее утро я рано встал и накопал клубней аронника, росшего вдоль берега реки. Я запек их и сварил мидий на завтрак, а затем спрятался в ивняке и стал наблюдать.

Соколы появились прямо передо мной и начали кружить над ручьем. Очевидно, они охотились уже до того, как я проснулся, потому что возвращались они с едой. Это меня взволновало. Они кормили птенцов, и значит, я был рядом с гнездом.

Я увидел, как один из них влетел в углубление скалы и исчез. Через несколько минут он вылетел уже без еды. Я приметил место.

Перейдя вброд ручей, я стоял у подножия скалы и думал о том, как же залезу по ней.

Я очень сильно хотел приручить сокола. Напряг руки и ноги и начал подниматься. Сначала все получалось: скала была не такой отвесной. Когда я понял, что карабкаться дальше некуда, то нашел маленький уступ и ухватился за него. Я поднялся уже высоко, и, когда посмотрел вниз, голова закружилась. Я решил больше так не делать. Дотянувшись до следующего уступа, прилег, чтобы перевести дух. Тело дрожало от напряжения и усталости.

Я посмотрел вверх, чтобы понять, сколько еще мне осталось, но вдруг моя рука дотронулась до чего-то влажного. Отдернув ее, я увидел, что она была белой от птичьего помета. А потом я заметил их. Практически рядом с моей рукой сидели три маленьких пушистых бело-серых птенца. Их широко открытые рты придавали им удивленный вид.

— О, привет, привет, — сказал я. — Вы милые.

Когда я говорил, все трое одновременно моргали. Все три головы птенцов повернулись и следили за моей рукой, когда я поднял ее и протянул к ним. Они смотрели на мою руку с открытыми ртами. Я улыбнулся. Но никак не мог до них дотянуться.

Я пополз вперед, и — бум! — что-то ударило меня по плечу. Было больно. Я оглянулся и увидел большую самку. Птица отлетела, застыла в воздухе и ринулась вперед для следующего удара.

Теперь мне стало страшно. Я был уверен, что она забьет меня до смерти. Вдруг я напрягся, встал, сделал шаг вперед и взял самою большого из птенцов. Самки больше самцов. Они — те самые соколы. Они — гордость королей. Я сунул птенца за пазуху и перегнулся с утеса, лицом встретившись с соколом, летевшим со скоростью пули. Когда он ринулся на меня, я выставил вперед ногу, и подошва моей теннисной туфли приняла удар на себя. Самка вновь набирала скорость для следующего удара. Когда я говорю скорость, то подразумеваю 80–100 километров в час. Я представлял себя, избитого и растерзанного, лежащим в долине внизу и сказал себе:

— Сэм Грибли, лучше тебе бежать отсюда быстрее кролика.

Я спрыгнул на нижний уступ, а потом съехал на штанах на следующий, затем остановился. Очевидно, сокол не умел считать. Она не знала, что детеныш у меня. Она проверила гнездо, увидела открытые рты и забыла обо мне.

Я каким-то образом добрался до русла реки, стараясь не повредить горячее пушистое тельце. Однако Внушающая Страх, как я назвал ее тогда из-за трудностей, возникших при нашей встрече, меня вовсе не жалела. Она впилась когтями в мою кожу, чтобы держаться.

Я доковылял до ручья, положил ее в гнездо из лютиков и устроился рядом с ней. Я заснул.

Проснувшись, я увидел два серых глаза и белую круглую голову. Маленькие перья торчали из макушки наподобие индейского головного убора. Большой синий клюв закручивался в улыбку.

— О, Внушающая Страх, — сказал я. — Ты такая красавица.

Внушающая Страх подняла перья и встряхнулась.

Я взял ее, прижал к груди и зарылся носом в теплые пушистые перья. Пахло пылью и чем-то сладким.

Я полюбил эту птицу. О, как же она понравилась мне с той самой минуты. Было так приятно оглушать биение сердца и видеть забавные неуклюжие движения птенца.

Лапы провалились сквозь мои пальцы, я собрал их вместе с трепещущими крыльями и прижал птицу к груди. Я ликовал.

— Внушающая Страх, — сказал я. — Тебе понравится то, чем мы займемся.

Я вымыл кровоточащее плечо в запруде, затолкал вырванные нити свитера обратно в дырку и отправился к своему дереву.

Уже на краю луга я почувствовал, что в лагере было что-то не так. Как я понял, что там человек, мне не очень ясно. Могу только сказать, что при жизни с птицами и животными движение человека отличается так же, как выстрел из пистолета с глушителем от пушечной канонады.

Я пополз к лагерю. Увидев человека, я остановился и затаился. На нем была форма лесничего. Я тут же подумал о том, что кто-то прислал его, чтобы меня забрать, и весь затрясся. Потом я понял, что мне необязательно встречаться с этим человеком лицом к лицу. Я был абсолютно спокоен и мог расположиться где угодно. Просто уже привык к своему дереву.

Я обошел луг и спустился в ущелье. По пути я проверил ловушку. Это была западня в виде четверки под большим камнем. Камень лежал на земле. Попался кролик.

Я выбрал удобное место на краю ущелья, откуда мог время от времени наблюдать за своим деревом. Там я разделал кролика и накормил Внушающую Страх самыми лакомыми с точки зрения птенца сокола кусочками: печенью, сердцем, мозгами. Она заглатывала еду большими кусками. Когда я смотрел, как она ест, то чувствовал удовлетворение. Трудно описать ощущения, которые я испытывал в тот момент. Казалось замечательным видеть бьющуюся жизнь в этом маленьком пучке перьев, бессвязных звуков, молочных глаз — такую же жизнь, как и во мне. Насытившись, птица уснула. Я наблюдал, как ее веки закрываются снизу вверх, и смотрел на ее перья на макушке. Ее пушистое тело раскачивалось, хвост распушился, и маленький болотный лунь облегченно вздохнул, когда засыпая, опустился на листья.

У меня было полно времени. Я собрался подождать, когда человек уйдет. Поэтому я смотрел на птицу, рассматривал ее перья, длинные ресницы на веках, грубую щетинку у основания клюва. Летели счастливые часы.

Внушающая Страх просыпалась, я кормил ее, она вновь засыпала. Я смотрел на то, как от дыхания едва колышется ее тело. Я дышал так же, как она, но не так часто. Ее сердце билось быстрее моего. Ее тело было создано для стремительной жизни.