– Тоомба, – вскрикнула Марина. – Кто это посмел поймать тебя и так варварски связать? Ты посмотри, Паша, у него все крылья в ссадинах и порезах. Они его пытали, что ли, варвары.
Паша внимательно осмотрел освобождённого пленника. Тоомба лежал не шевелясь, без сознания, с закрытыми глазами. Его воспалённые, искусанные в муках, губы шевелились, словно что-то шептали в забытьи.
– Это явная работа монголов. Видимо, они как-то изловчились поймать летающего человека. Скорее всего, обманом взяли. Схватили его, связали и хотели с собой увезти, как диковинку, в подарок хану Чингизу. Да не получилось. От нас еле ноги унёсли, а Тоомбу забыли в углу пещеры. Марина, доставай свою аптечку, спасать его надо. А то он не только крыльев, но и жизни лишится.
– Сначала ему надо дать воды попить. Правда, сначала самую малость. Ведь он тут уже не одни сутки мается, бедняга. Интересно, тот ли это Тоомба, который меня спасал. А может, это уже его сын или внук.
Марина достала из рюкзачка аптечку, обработала раны страдальца и перебинтовала остатками бинтов. К ним подошли Унушу с Матвеичем.
– Вот чудо какое, – изумился Матвеич. – Оказывается, они действительно есть, ангелы, значит. Это кто же над ним, сердешным, так поиздевался? Уж, не сам ли сатана?
– Известно, кто, – отозвался Паша. – Монголы, конечно. Видимо, хотели в подарок Чингисхану отвезти, да мы помешали.
Унушу молча наблюдал за Мариной, хлопочущей возле раненого. Затем также молча вынул из своей котомки глиняный небольшой кувшинчик, заткнутый простой деревянной пробочкой, открыл его и смочил Тоомбе спёкшиеся от жара губы. Больной беспокойно зашевелился, облизал губы и открыл глаза. В его взгляде отразилось крайнее изумление, затем радость, и, наконец – облегчение от того, что он не видит здесь своих мучителей и истязателей. Он зашевелился, пытаясь приподняться. Его уставшие от пут крылья зашевелились, собираясь в складки и изучая свои возможности. Паша помог ему присесть у стены, откинувшись на собственные крылья. Марина протянула ему кружку с остатками «Кока-Колы» на донышке, которую он взял в нетвёрдые ещё руки и выпил до дна. Раненый благодарно посмотрел на Марину, затем перевёл взгляд на Унушу, и кивнул ему, как давнему знакомому. Марина кинула взгляд на Унушу:
– Ты знаешь его? Это он спас тебя и меня в прежнее посещение? Странно, он совсем не изменился, а прошло более тридцати лет.
Унушу вопрос понял по мимике и согласно кивнул головой, показывая на Тоомбу, на себя и на Марину. Марина продолжила:
– Паша, а как ты думаешь, кто он такой, этот Тоомба?
– Сам теряюсь в догадках. По виду, вроде бы обыкновенный человек, если не считать откуда-то взявшихся крыльев. Разумен ли он, или его профессия спасателя заложена только на инстинктивном уровне? Может быть, это тупиковая вымершая ветвь человека разумного летающего? Пока не могу ничего толком сказать.
Матвеич долго приглядывался к человеку-птице. Зачем-то потрогал его сложенные крылья, уважительно погладил могучие маховые мышцы спины, приводящие в движение огромные крылья.
– А что, он в самом деле умеет летать? – обратился он к ребятам.
– Это дикий таёжный спасатель, – пояснил ему Паша. – Он не только летает сам, но может и нести спасённого. Именно он спас Марину от дикаря в прошлое посещение, кинувшись на похитителя с воздуха, напугав его и отняв у него Марину. И Унушу тоже обязан ему жизнью. Тоомба поймал его на лету почти у самых камней, когда тот, раненый дикарями, сорвался со скалы. Теперь мы, в свою очередь, должны, и просто обязаны спасти жизнь ему. Не вернись мы в пещеру, он погиб бы здесь через несколько дней или часов без воды и пищи, от мучений в скрученных руках и крыльях.
– Да, здорово, – восхитился Матвеич. – Такого бы спасателя в штат МЧС зачислить. Ни вертолёта не надо, ни парашюта.
– По некоторым данным, у нас в Приморье, в районе хребтов Пидан и Чандалаз видели таких летающих людей и в наше время. Сам Арсеньев наблюдал что-то подобное в тайге. Хорошо бы с Тоомбой как-то пообщаться. Вдруг он здесь не один, а целое подразделение. Связаться бы с ними. Сколько жизней можно было бы спасти в тайге с такими спасателями.
Пока ребята переговаривались, Марина закончила обработку ран Тоомбы, перевязала его, смазала ссадины и порезы йодом и мазями. Он уже пришёл в себя и внимательно наблюдал за её действиями. Когда же она вынула шприц и собралась сделать ему инъекцию антибиотика, он испуганно замотал головой и что-то залопотал на незнакомом певучем языке.
Паша обрадовался:
– Ты смотри, разговаривает. Значит, он мыслит и разумеет. Видимо, он не один на белом свете. Ведь надо же ему с кем-то ещё разговаривать при наличии языка. И уколов боится. Да ты не бойся, – начал успокаивать он Тоомбу. – Это не больно. Тебе легче станет, – ласково уговаривал он.
Марина взяла Тоомбу за шерстистую руку, протёрла спиртом плечо и резким движением попыталась сделать ему укол в мягкую ткань предплечья, выше локтевого сустава. Но острая игла, пронзив мягкую, тёплую кожу, вдруг резко упёрлась во что-то, как споткнулась, даже слегка прогнулась с металлическим стуком. Марина удивлённо повторила попытку, но с тем же успехом. Она посмотрела удивлённо на Пашу, а тот на неё.
– Паша, он что, железный? Игла как будто стукнулась о металл.
Тут Паша хлопнул себя по лбу.
– Как я сразу не догадался? Да он же просто робот или, как его, киборг. Машина-спасатель. А обликом совсем как человек, андроид, значит. Помнишь, Марина, прекрасные рассказы Айзека Азимова и его три закона роботехники. Но тогда вопрос, кто его сделал и для чего?
– Но если он киборг, то почему он так обессилел? На каком источнике энергии он работает? Видишь, он почти без сил. Ему необходимо помочь, но как?
– Я, кажется, догадался, что ему нужно. Он уже несколько суток находится в пещере, в полной темноте. А если это очень совершенная техника, то она должна работать от света, то есть, от солнечной энергии. Именно её он и был лишен все эти дни. Его может спасти лишь солнечный свет. Необходимо поскорее вынести его на солнце.
Паша обернулся к Унушу, жестами попытался объяснить ему про солнце, небо. Как ни удивительно, но догадливый вождь понял его. Он что-то резко бросил своим воинам. Те дружно подхватили несчастного Тоомбу, совсем без сил привалившегося к стене пещеры, положили его на копья, и быстро понесли по пещере. За ними поспешили все остальные. Унушу прекрасно ориентировался в знакомой пещере, и вскоре наши путники оказались в огромном зале, в стене которого зияла большая дыра, через которую вся пещера была наполнена ярким солнечным светом. Внизу сквозь отверстие в стене блестел Сучан.
Марина сразу узнала главную пещеру племени Белого Леопарда. В том углу в первое её путешествие в прошлое лежал раненый Унушу. Здесь же, в том проходе была её девичья келья, в которой её обряжали девушки к свадьбе с Унушу. Марина встретилась глазами с Пашей и понимающе кивнула ему.
Тем временем, воины Унушу поднесли несчастного, еле подающего признаки жизни Тоомбу к окну, и положили прямо под солнечные лучи. Попав под прямые лучи солнца Тоомба весь встрепенулся, открыл глаза и посмотрел на светило в упор. На несколько мгновений он замер, затем привстал на колени и раскинул свои израненные крылья. С каждым мгновением он становился всё сильнее. Казалось, солнечный свет напрямую через глаза вливается в его мышцы, наполняя их силой, а взгляд разумом. Через несколько минут он уже смог встать на ноги и полностью раскинуть огромные крылья, отчего по пещере пробежал небольшой озорной вихрь, поднявший вековую пыль, ставшую на солнце плотным столбом. Все с удивлением наблюдали за чудесным исцелением немощного пленника, ещё совсем недавно чуть живого.
Через десяток минут Тоомба вовсе преобразился, взгляд его заиграл жизненным блеском, движения стали чёткими, резкими и красивыми. Он подошёл к отверстию в стене, посмотрел на шумящее внизу море, на сияющую после пещерного мрака голубизну чистого летнего неба, и оглянулся на выручивших его друзей. Он одарил их долгим благодарным взглядом, затем, сложив крылья, протиснулся сквозь отверстие и вдруг скользнул вниз в бездну обрыва. Все только ахнули, кинулись к окну и увидели, как Тоомба в падении расправил крылья и плавно перешёл в пикирующий полёт, затем, уже над самыми волнами, несколько раз взмахнув крыльями, стало набирать высоту. Поднявшись на уровень пещеры, он сделал несколько кругов перед друзьями, затем, бросив прощальный, тоскливый клич, стал набирать высоту и вскоре скрылся в вышине яркого чистого неба. Друзья так и не поняли, кто он был на самом деле, и куда пропал он в голубых небесах.
Грустно было Ефимке пробираться по раскисшей таёжной дороге-тропе одному, без средств, без припасов, увезённых грабителями, почти без надежды. Но он упорно шёл на закат солнца, зная, что там его родная земля. Каждый вечер он уходил в сторону от дороги, и там, где-нибудь в глухом овражке, хоронясь от разбойников, устраивал ночной привал. Баночку из-под взорвавшихся консервов он очень удачно пристроил под хранилище для горящих угольков, из которых он вечерами раздувал небольшой костёр. На костре сушился, готовил скудный ужин, возле него коротал прохладную осеннюю ночь. Драгоценный коробок спичек от Матвеича он берёг, как самое дорогое, ибо знал, что в путешествии огонь – это и еда, и тепло, и защита от хищников. Питаться приходилось ягодами, грибами, улитками, птичьими яйцами из поздних кладок, которые он приловчился находить и печь на костре. Иногда удавалось изловить лесную змею, которую он с удовольствием запекал в костре и жадно съедал. Много сил забирала тяжкая дорога, и надо было исхитриться их чем-то восполнять.
