– Добро, – сказал штурман. – Когда окончишь, собери патруль в штаб дружины. Есть большие новости. Наше дело в фордевинд* пошло.
____________________
* Ф о р д е в и н д – ветер, дующий прямо в корму.
– Насчет фрегата? – оживился Андрей.
Штурман кивнул.
– На траве переписывать неловко. Мы на крыльцо пойдем, – сказал Ленька, вытаскивая из кармана тетрадку.
– Идите, – разрешил Андрей. – Сбор по сигналу.
Ребята перешли двор и уселись на крыльце штаба. Карпа повертелся немного и, убедившись, что они одни, придвинулся поближе к друзьям.
– Слыхали, что Гленарван сказал? – спросил он, поглядывая то на Никиту, то на Леньку. – Условный жаргон, понял? Сговариваются!
– Так мы с ними будем. Сигнал-то для всех. Вот и узнаем, что за новость, – рассудительно заметил Ленька.
– Какой же он Гленарван, когда его Глебом Степановичем зовут и он штурман с «Канады»! – сказал Никита.
– Ничего мы не знаем! – горячился Карпа. – Это его здесь так зовут, а может, он никакой не Глеб Степанович, а какой-нибудь Айрон Смит!
– А может, он переодетый Керенский, – разозлился Ленька.
– Перестань молоть! Мы-то здесь зачем? Посмотрим, что будет. Сейчас записывать надо. Пишите: Е – одна точка, И – две точки, С – три точки…
– Стоп, – прервал запись Карпа. – Я уже слово по азбуке Морзе могу передать. Слушайте. – Он стукнул согнутым пальцем по доске крыльца три раза, потом два и еще один раз. – Приняли?
– СИЕ, – произнес Никита. – Что же это за слово? Такого и слова-то нет.
– Есть! – возразил Карпа. – Не понимаешь? Сие предсказанье. Сей документ…
– Сей дурак, – перебил его Ленька. – Это слово при царице Екатерине применяли. Теперь не царизм. Ять выкинули, твердый знак ликвидировали, а он, на тебе, СИЕ выдумал! Пиши лучше: Т – одно тире, М – два тире…
– Тс-с-с! – прошептал Карпа и поднял палец.
Ребята повернули головы и прислушались. За их спинами из открытых дверей послышался скрип ступенек и приближающиеся голоса.
– Неправда, – отчетливо донесся голос патрульного «Черных бобров», – ты могла сдать на сигнальщика во время своих занятий!
– А я хотела сегодня, – послышался в ответ спокойный голос Эрны.
– Врешь! – почти до крика усилился голос Кости. – Ты пришла, чтобы встретиться с этим беспорточным оборванцем. Черт его знает, кто он, этот обшарпанный пролетарий!
– Не хами, – ответила Эрна.
Они показались в дверях.
Мгновенно сработали мышцы ног. Никита не видел, как вместе с ним вскочили Ленька и Карпа. Он видел только презрительно перекосившиеся губы Кости. Никита втянул голову в плечи и присел на полусогнутых ногах, готовясь к прыжку, но над ним прогремел голос Гленарвана:
– Отставить.
Никита выпрямился. Костя разжал кулаки и опустил руки. Окинув презрительным взглядом стоящих перед ним ребят, он отсалютовал скаут-мастеру и, бросив Эрне короткое: «Пока!», направился в сторону проспекта.
Среди берез раздались три коротких свистка и голос Андрея:
– «Чайки», ко мне!
– Идите! – приказал Глеб Степанович строгим голосом. Глаза его чуть прищурились, и он, задумчиво пощипывая бакенбарды, скрылся в дверях штаба.
Эрна постояла на крыльце, посмотрела, как строятся «чайки», загадочно улыбнулась и пошла к воротам, потряхивая кудрями.
Пока Андрей собирал и вел патруль в штаб, Никита почти успокоился. «Надо было ему сразу врезать. Ну ничего, еще будет время, – рассуждал он. – Плевать я на него хотел. Сопля буржуйская». Но недовольство собой не проходило.
Бойскауты уселись в кружок на разостланной палатке. Глеб Степанович уселся так же, как они, по-индейски поджав ноги. Он положил перед собой лист картона и, держа в руке кусок угля, торжественно объявил:
– То, что я вам обещал, исполнилось. Мы получаем в полное наше распоряжение парусное морское судно…
– Ура! Даешь фрегат! – что есть силы закричали «чайки».
– Это почти корабль – двенадцативесельный парусный катер* с броненосца «Чесма». Броненосец назначен на слом, катер передают нам. Но мы должны научиться управлять им и содержать в морском порядке. Это поручается вам. Тем более что Андрей – потомственный моряк и знает толк в морском деле. Вот как выглядит наш корабль.
____________________
* П а р у с н ы й к а т е р – легкая на ходу большая шлюпка.
Штурман придвинул к себе лист картона и углем нанес на нем контуры судна. Головы ребят подались вперед, образовав над рисунком плотное кольцо. Все слушали затаив дыхание.
– У него две мачты: грот и бизань, – продолжал штурман. – Так же называются и паруса.
Перед глазами ребят возникли высокие мачты и надутые ветром паруса.
– Еще кливер, – продолжал звучать голос штурмана, и от носа к верхушке грот-мачты на рисунке взвился узкий треугольный парус.
Под носом катера закипела вода. Соленый ветер моря прошумел над их головами, и поплыли назад берега с маленькими домами, деревьями, заборами. Впереди их ждало море…
КАТЕР С БРОНЕНОСЦА «ЧЕСМА»
Солнечным блеском слепит глаза поверхность реки. Легкая шлюпка, повинуясь упругим толчкам трех пар весел, скользит по ней вперед и вперед. Куда вперед и что там впереди, гребцам не видно. Туда смотрит рулевой. Он направляет шлюпку, а дело гребцов – заносить и опускать тяжелые весла.
– Шабаш! – командует Глеб Степанович с кормы. Ребята уже знают, что по этой команде нужно перестать грести, быстро выбросить весла из уключин и уложить их вдоль бортов.
Шлюпка продолжает скользить по инерции и вдруг погружается в тень. Руки и спины охватывает прохлада. Она приятна, но почему-то тревожит. Никита оглядывается. Над шлюпкой, приближаясь, нависает высокая серая стена. Ближе, ближе… Солнечные блики, отражаясь от воды, качаются на ней, исчезая и появляясь вновь. Теперь уже видно, что она не совсем серая. Местами сквозь облупившуюся краску проглядывает коричнево-красная ржавчина.
– Вот он, броненосец «Чесма», – негромко говорит Глеб Степанович.
Его торжественный голос заставляет сильнее стучать сердца и почему-то сжимает горло. Кажется уже, что ржавчина на стене – не ржавчина, а кровь. Засохшая матросская кровь.
– Приготовиться подать конец! – командует штурман и, запрокинув голову, кричит: – Эге-ге-гей, на палубе!
Андрей быстро пробирается на нос шлюпки и, вытянув руки, смягчает толчок о борт броненосца. Высоко над их головами появляется чье-то лицо, затененное козырьком фуражки.
Скользит по стальному борту и падает в шлюпку конец тонкой веревки с привязанным к нему продолговатым мячиком. Никита думает, что за эту веревку нужно привязать шлюпку, но Андрей вытаскивает из-под банки (Никита уже знает, что скамейки на шлюпке называются банки) толстую веревку и быстро привязывает ее к тонкой, опущенной сверху. Веревка ползет вверх. Навстречу, раскручиваясь, падает веревочная лестница с деревянными перекладинами.
– Пошел наверх! – командует штурман.
Андрей, ловко перебирая руками и ногами, исчезает где-то наверху. За ним не очень уверенно карабкаются остальные ребята. Высоко, да и веревочный трап болтается из стороны в сторону.
– Держись крепче! До палубы высоко, до воды далеко!
На палубе их встретил пожилой моряк. Он смотрел из-под козырька черной морской фуражки, чуть надвинутой на лоб, пошевеливал седыми с желтизной усами, как будто пересчитывал. Когда на палубе показался Глеб Степанович, старик расправил плечи и вскинул ладонь к виску:
– Здравия желаю, товарищ штурман!
Штурман кивнул непокрытой головой, но, взглянув в лицо моряка, протянул ему руку:
– Здравствуй, Максим! Все служишь, старый краб?
– Какая уж тут служба! Дослуживаю. Корабль на слом – я в отставку, – вздохнул старик. – А ты, Степанович, на гражданке? Плаваешь аль на берегу? Больно молода у тебя команда.
– Уволился на гражданку. Плавал на «Канаде». Маленько повоевать пришлось. М-да… Пока на берегу. А с командой этой я к тебе пришел катер принимать.
– Так это тебе, Степанович? Тут рассыльный бумагу принес насчет катера. Ну хоть в добрые руки отдаю. Пошли, принимайте.
Ребята о чем-то шептались с патрульным.
– Глеб Степанович, – сказал Андрей, – ребята просят, нельзя ли броненосец осмотреть?
– Покажешь свое хозяйство? – спросил штурман.
– Это можно. Только показывать не больно есть чего. Орудия поснимали, да и многие дельные вещи* свезли. Разве что каюту да кубрики? Ну, айда за мной, молодцы.
____________________
* Имеется в виду палубное оборудование.
Он повернул железную ручку в стене надстройки, и перед ними бесшумно открылась толстая стальная дверь. Ребята потянулись в узкий коридор, очень темный после солнечной палубы.
