Клак, клак, клак.
Пинг-понговый шарик, цокая, проскакал по всему полуподвалу.
— Есть! — завопил я, глядя, как Минди помчалась вдогонку.
Стояла невыносимая июньская жара. Дело было днем в первый понедельник летних каникул. И Джо Бертон сделал свой великолепный удар.
Джо Бертон — это я. Мне двенадцать лет. И самое большое удовольствие для меня — это врезать шаром прямо в физиономию моей старшей сестрицы и чтоб она неслась ловить его.
Не думайте, что я играю нечестно. Просто хочется показать этой Минди, что не такая уж она замечательная, как ей кажется. Думаете, мы с сестрой не шибко ладим? Дело в том, что я очень не похож на своих родных. Минди, мама и папа — все, как один, худые, высокие блондины, а у меня каштановые волосы, и я толстенький коротышка. Мама говорит, что мне еще расти и расти. Словом, я мелкий. Я с трудом вижу пинг-понговую сетку. Только я все равно разобью Минди одной рукой.
Как я люблю выигрывать, а Минди терпеть не может проигрывать. И если вы думаете, что она играет честно, то дудки. Каждый раз, как я закручиваю шар, она орет, что это не считается,
— Джо, запуливать шар не по правилам, — скулит она, извлекая шарик из-под дивана.
— Давай переподам! — кричу я. — Все чемпионы по настольному теннису так делают. Это называется крученым ударом.
Минди смотрит на меня, вытаращив свои зеленые глазищи.
— Еще чего, — бубнит она. — Моя подача. Она ж чокнутая. Хотите верьте, хотите нет.
Из всех четырнадцатилетних девчонок в нашем городе она самая чокнутая.
Почему? Я скажу почему. Возьмем ее комнату. Все книги у нее разложены по алфавиту — по авторам. Можете себе представить? Она на каждую завела карточку Все карточки разложены у нее в верхнем ящике стола. Собственный библиотечный каталог Дай ей волю, она бы обрезала все книжки, чтоб они были одного размера. Вот такая она организованная. В гардеробе у нее все развешано по цвету Сначала все красного цвета. Потом оранжевого. Потом желтого. Потом все зеленое, голубое, синее и фиолетовое. Она свои тряпки развешивает по спектру, как радугу.
А за обедом она ест все по часовой стрелке. Честное слово! Я смотрел. Сначала пюре. Потом горошек. А потом бифштекс. Если горошинка попадает в пюре, она просто не знает, как быть.
Чокнутая, да и только!
А я сам? Нет, я по части организованности ей в подметки не гожусь. Мне это слабо, Я не такой серьезный, как моя сестрица. Мне б только подурачиться. Ребята считают меня нарушителем общественного порядка, Все-все. Кроме Минди,
— Ну давай же, подавай, наконец! — кричу я ей. — Не тяни резину
Минди встает на свое место у теннисного стола и примеривается. (Встает она всегда на одно и то же место. На ковре даже проплешины в виде ее следов протерты.)
— Десять — восемь и моя подача, — говорит наконец Минди. (Она всегда называет счет перед тем, как подавать. Затем заводит руку с ракеткой за голову)
Я подношу ракетку к губам как микрофон.
— Она отводит руку назад, — комментирую я. — Толпа замерла. Напряженнейший миг
— Джо, перестань паясничать, — фыркает она. — Мне надо сосредоточиться.
Больше всего люблю изображать из себя спортивного комментатора, Минди это доводит до бешенства.
Минди снова заводит руку. Подбрасывает шарик вверх. И…
— Паук! — визжу я. — У тебя на плече!
— А-а-а-а-а-й! — Минди бросила ракетку и бешено заколотила себя по плечу. Шарик стукается об стол,
— Очко! — кричу я, — Очко в мою пользу!
— Еще чего! — злится Минди. — Шут гороховый, вот ты кто! — Она осторожно провела рукой по плечам своей розовой тенниски, взяла шарик и перекинула через сетку.
— Может, я и шут гороховый, зато весело! — отвечаю я, делая полный круг на месте и посылая шарик. Тот сначала ударяется о мою сторону, а потом перелетает через сетку.
— Так не по правилам, — сообщает Минди. — Эта подача не по правилам. Ты всегда так.
— Подумаешь, — говорю. — Это же игра. Пусть будет развлекуха.
— Я обставила тебя. Вот тебе и развлекуха.
— Подумаешь, — пожимаю я плечами. — Победа — это еще не все.
— Где это ты вычитал? — спрашивает Минди. — В своих комиксах от жвачки? — И снова выкатила глаза.
Довыкатывается, что в один прекрасный день они у нее на лоб вылезут.
Я тоже закатил глаза, так что одни белки остались.
— А так умеешь?
— Ах, как умно! — прошипела Минди. — Уж так умно. Поостерегся бы, а то закатить закатишь, а назад не выкатишь. Вот будут дела! Правда, тебе пойдет.
— Шутки для утки, — дразню я ее. — Шутки для утки дурные прибаутки.
Минди снова аккуратно заняла позицию для подачи.
— Она готовится к подаче, — снова бубню я в ракетку. — Она явно нервничает. Она…
— Джо, — взрывается Минди, — да перестанешь ты, наконец!
Она подбрасывает шарик в воздух. Поднимает ракетку и…
— Вот это класс! — воплю я. — Что за огромный зеленый пузырь вылезает у тебя из носа?
На сей раз она пропускает мои подначки мимо ушей и посылает шар через сетку. Я бросаюсь к шарику и успеваю перехватить его краешком ракетки. Он свечой взмывает над сеткой и приземляется в дальнем конце полуподвала. Между стиральной машиной и сушилкой. А Минди скачет за шариком на своих длинных, как у аиста, ходулях.
— А где Бастер? — кричит она оттуда. — Он же спал под сушилкой.
Бастер — наш пес. Огромный ротвейлер с башкой, как баскетбольный мяч. Больше всего он любит дрыхнуть на старом спальнике в углу полуподвала, особенно когда мы играем там в пинг-понг. Все его боятся как огня. Первые тридцать секунд. А потом он начинает играть и лизать своим длиннющим языком, а то валится на спину и ждет, чтоб ему чесали брюхо.
— Куда он подевался? — Минди закусила губу
— Да он где-то тут, — успокаиваю я ее. — Что ты вечно беспокоишься за Бастера? Он весит добрую сотню фунтов и может за себя постоять.
Минди нахмурилась.
— Ну да, постоит, только когда не попадется мистеру Макколлу. Ты что, забыл, что он сказал последний раз, когда Бастер затоптал его помидоры?
Мистер Макколл — наш сосед. Бастер прямо помешан на его дворе. Его хлебом не корми, дай покемарить под их тенистыми елями, а заодно вырыть ямки на лужайке, а иногда и целые котлованы. И закусить овош; ами с их огорода. В прошлом году Бастер выкопал весь салат мистера Макколла и слопал все его крупные кабачки, оставив голую грядку. За это мистер Макколл его ненавидит. Он сказал, что, если застукает его еще раз в своем огороде, сделает из него удобрение.
Мистер Макколл и мой папа первые огородники в нашем городке. Они заядлые огородники. Просто помешаны на своих овощах. Мне и самому нравится ковыряться на грядках, но не до такой же степени. Папа и мистер Макколл всегда соперничают на ежегодных выставках огородников. Обычно первенство достается мистеру Макколлу, но в прошлом году мы с моим стариком умудрились завоевать голубую ленточку за наши помидоры. Мистера Макколла от этого чуть кондрашка не хватила. Когда победителем объявили моего папашу, у мистера Макколла физиономия стала багровой, как наши томаты. Так что мистер Макколл решил во что бы то ни стало победить в этом году. Он начал удобрять грядки и опрыскивать рассаду от паразитов чуть ли не с Нового года. А посадил он нечто такое, что у нас, в Норт-Бей, в жизни никто не высаживал — такие чудные оранжево-зеленые дыни, которые называются касабами. Папа говорит, что мистер Макколл сделал большую ошибку. Он говорит, что этим его касабам ни за что не вырасти больше теннисного мяча. У нас в Миннесоте летний сезон для них слишком короткий.
— Огород мистера Макколла проиграет, — заявил я. — Наши томаты в этом году снова, как пить дать, выиграют. А благодаря моей специальной подкормке они вымахают с волейбольный мяч.
— Во-во, — съехидничала Минди, — с твою башку.
Вместо ответа я показал ей язык и скосил до предела глаза.
— Чья подача? — спрашиваю.
Минди подает целую вечность, можно с ума сойти.
— Еще я подаю, — отвечает она и аккуратно принимает позицию у стола.
Вдруг послышались шаги. Такие тяжелые, гулкие. Прямо за спиной Минди по ступеням.
— Кто там? — кричит Минди.
И тут у нее за спиной появляется он. Глаза у меня вылезают из орбит.
— Не может быть! — изо всех сил завопил я. — Это… Макколл!
— Джо! — взревел он. Пол сотрясся от его прыжка: это он прыгнул к Минди.
Минди побелела как полотно. Пальцы с такой силой впились в ракетку, что костяшки побелели. Она хотела было круто повернуться и посмотреть, кто там сзади, но не смогла. Ноги у нее буквально вросли в то место, с которого она всегда подает.
Макколл выставил вперед свои огромные кулачищи, и вид у него был самый что ни на есть разъяренный.
