— Ну, пошли, ребята, — командует отец и первый пускается в путь по дорожке. — Пойдемте глянем, не привезли ли чего новенького.
Куда тут денешься. Мы с Минди тоже потопали за папой. Идем мы за ним и оба думаем: подумаешь, велика беда. Скоро обед. Мы только глянем краешком глаза на эти украшения в магазине — и домой.
Могло ли нам в голову прийти, что нас ожидает самое ужасное приключение в жизни.
— Может, на машине, пап? — заныла Минди, когда мы все трое вышли на круто поднимающуюся на холм Саммит-авеню, ведущую к «Прекрасной лужайке». — Такая жарища!
— Да будет тебе, Минди. Тут рукой подать — всего-то пара кварталов. Да и полезно прогуляться пешком, — размашисто шагая, возразил папа.
— Ну куда в такое пекло! — не унималась Минди. Она отбрасывает со лба волосы и прикладывает ладонь ко лбу
Вообще-то она права. Жара стоит несусветная. Только есть из-за чего шум поднимать. Всего ходу-то два квартала.
— Мне еще жарче, чем тебе, — ехидничаю я и, подойдя к Минди впритык, трясу на нее вспотевшей башкой. — Видишь?
Капельки пота попадают Минди на тенниску.
— Ну, ты, хрюшка, — взвизгивает Минди, отшатываясь от меня. — Пап, скажи ему, чтоб не вел себя, как свинья.
— Да мы уже пришли, — бросает папа откуда-то издалека, словно между нами миллион миль. Он, видать, парит в небесах, мечтая о новой покупке и воображая какое-то невероятное украшение.
Впереди я вижу высокую острую крышу «Прекрасной лужайки». Она заметно возвышается над всеми соседскими домами. «Ну и чудное же это местечко», — подумал я. «Прекрасная лужайка» — это старый, облезший трехэтажный дом в глубине улицы. Весь дом выкрашен розовой краской. Яркой-преяркой. На окнах броско раскрашенные ставни. Причем цвета совершенно не сочетаются. Я подозреваю, что это еще одна причина, почему Минди терпеть не может это место.
Старый дом не в лучшем состоянии. Доски на крыльце все перекошены, и там еще дыра. Мистер Макколл в нее чуть не провалился прошлым летом.
Когда мы проходили мимо флагштока на переднем дворе, я заметил миссис Андерсон на подъездной дорожке. Она хозяйка «Прекрасной лужайки» и живет тут же — на втором и третьем этажах. Миссис Андерсон стояла на коленях перед стаей розовых пластмассовых фламинго. Она снимала с них пленку и расставляла в ряд по своей лужайке. Миссис Андерсон сама напоминает мне фламинго. Она худая-прехудая и всегда во всем розовом. Даже волосы у нее какие-то розоватые. Как сахарная вата.
Украшения для газонов — это единственное, чем торгует миссис Андерсон. Пластмассовые белки. Целующиеся ангелочки. Розовые кролики с проволочными усами. Длиннющие червяки в черных шляпках. Целый выводок белых гусей. У нее сотня всяких фигурок. И все они разбросаны по ее двору и карабкаются по ступенькам на крыльцо, а оттуда гурьбой втекают в дом и заполняют весь первый этаж.
Миссис Андерсон аккуратно развернула очередного фламинго и установила его около лани. Окинув оценивающим взглядом это расположение, она сдвинула лань чуть влево.
— Привет, Лайла! — поздоровался с ней отец. Миссис Андерсон не ответила. Она туговата на ухо.
— Привет, Лайла! — повторил отец, сложив ладони рупором и крича как в мегафон.
Миссис Андерсон оторвалась от фламинго, подняла голову и с улыбкой приветствовала отца.
— Джеффри! — кричит она. — Как приятно видеть тебя!
Миссис Андерсон всегда рада видеть папу Мама говорит, что он ее лучший покупатель. А может, и единственный!
— И мне приятно, — отвечает папа. Он оживленно потирает руки и оглядывает лужайку. А она идет нам навстречу, вытирая руки о свою розовую тенниску.
— Ну-с, вы сегодня с какой-то определенной целью? — спрашивает она.
— Наша лань такая одинокая, — кричит во все горло папа. — Ей нужна компания.
— Что ты говоришь, папа! — умоляет его Минди. — Нам только еще новых украшений не хватало. Мама взбесится.
— Да что ты, милая, — улыбается миссис Андерсон, — на вашей лужайке всегда найдется место еще одному изделию, правда ведь, Джеффри?
— Сущая правда! — соглашается папа. Минди поджала губы и закатила глаза, — кажется, сотый раз за сегодняшний день.
А папа зашагал к стаду большеглазых пластиковых ланей в углу двора. Мы за ним. Лани были большие — футов по четыре, с белыми крапинами по красновато-бурой «шерсти».
Совсем как живые. И жуть какие скучные.
Несколько секунд папа изучал ланей. И тут что-то привлекло его внимание. Пара сидящих на корточках гномов посреди газона.
— Так-так, что это тут у нас такое? — забормотал папа, улыбаясь.
Я видел, как загорелись у него глаза. Он нагнулся, чтобы как следует рассмотреть гномов. Миссис Андерсон хлопнула в ладоши.
— Джеффри, у тебя верный глаз на украшения для газонов! — воскликнула она. — Я не сомневалась, что ты оценишь моих гномов. Они вырезаны в Европе. Очень классная работа.
Я глянул на гномов. Такие маленькие старикашки фута три ростом, а рожи круглые-прекруглые. Глаза горят красным огнем, а уши большие и острые, на лоб спускаются пряди жестких каштановых волос. И при этом у них рот до ушей — такая широкая дурацкая ухмылка. На каждом гноме ярко-зеленая рубашка с короткими рукавами, коричневые гамаши, а на голове остроконечная оранжевого цвета шапка.
— Потрясающе! — обрадовался папа. — Гляньте, ребятки, ну не чудо ли?
— Клевые, — поддакиваю я.
— Клевые? — вопит Минди. — Они ужасные! Безобразные! Они на тебя похожи! Джо, ты самый большой…
Но папа перебивает ее.
— Мы их берем! — кричит он.
— Ради бога, папа, не надо! — стонет Минди. — Они отвратительны! Купи лучше лань. Купи еще одного фламинго. Только не этих старых, гадких гномов. У меня от них мурашки по коже…
— Не будь такой глупенькой, Минди. Они потрясающие! — вне себя от возбуждения говорит папа. — Они ж такие забавные. Мы нарядим их призраками на Хэллоуин. И спутниками Сайта-Клауса на Рождество. Они ж вылитые карлики Санта-Клауса.
Папа достает свою кредитную карточку. Они с миссис Андерсон отправляются в розовый дом, чтобы завершить сделку.
— Сейчас вернусь, — говорит он нам.
— Ничего отвратнее у нас не было, — чуть не плачет Минди. — Они просто невыносимы. Как я теперь приведу к нам в дом друзей?
И она направляется к тротуару. А я не могу отвести глаз от этих гномов. Вот уж чудища так чудища. Они хоть и лыбятся во весь рот, но в этой улыбке чувствуется что-то злое. И в блестящих красных глазках какой-то недобрый холодный огонь.
— Эй, Минди! Один гном зашевелился! — кричу я.
Минди медленно поворачивается ко мне. Моя рука словно в капкане в пухлой лапе. Я корчусь и извиваюсь, пытаясь высвободиться.
— Отвали! — пищу я. — Отвали от меня! Минди, скорее!
— Бегу! — кричит она.
Минди мчится через весь двор. Перепрыгивает через фламинго, обегает ланей.
— Скорее, — выдавливаю я, протягивая к ней левую руку. — Он сейчас мне руку оторвет!
Но когда сестренка подбегает с перепуганным лицом, я больше не могу сдерживаться и прыскаю от смеха.
— Обманули дурака на четыре кулака! — заливаюсь я и пляшу вокруг пластмассового гнома.
Минди бросается на меня, чтобы врезать мне, но промахивается.
— Ты что, и вправду подумала, что гном схватил меня? — кричу я. — Ты что, совсем того?
Она не успевает ответить. Папа сбегает по ступенькам розового крыльца.
— Пора доставить наших парнишек домой, — весело улыбаясь, сообщает он и с удовольствием смотрит на гномов. — Только сначала надо дать им имена.
Папа дает имена всем своим газонным украшениям.
Минди громко вздыхает. Папа не обращает на нее внимания и поглаживает своих гномиков по головам.
— Этого мы наречем Весли. Смотрите, какой он у нас весельчак. Я понесу Весли. А вы, детки, возьмете…
Он замолкает и разглядывает второго гнома. На переднем зубе у него маленькая выбоина, словно на него надета коронка.
— Фикс. Точно, назовем его Фиксом. Папа поднимает Весли на руки.
— Ого. Да он парень увесистый! — И он топает к дороге со своим гномом в обнимку, сгибаясь под его тяжестью.
Минди разглядывает Фикса.
— Ты берись за ноги, а я понесу его за башку, — распоряжается она. — Ну давай, раз, два, три… взяли!
Я нагнулся и подхватил гнома за ноги. Своим красным башмаком он саданул меня по руке. Я даже вскрикнул.
— Хватит стонать, — командует Минди. — Скажи спасибо, что тебе в лицо не тычется эта остроконечная шапка.
Мы кое-как бредем вниз по холму, едва поспевая за папой.
— Все соседи потешаются над нами, — ноет Минди.
Она права. Две девчонки из Миндиной школы останавливаются на своих великах и глазеют на нас. А потом начинают покатываться со смеха.
