— Хэлло! — закричала я пронзительно. — Хэлло-о-о-о-о!
Как безумная, я металась между магазинами, прижимая лицо к окнам, заглядывая внутрь, отчаянно пытаясь увидеть хоть одно живое существо.
— Хэлло-о-о-о-о! Хэлло-о-о-о-о! Кто-нибудь слышит меня?
Но я знала, что напрасно надрываю горло.
Я стояла посреди улицы, взирая на темные магазины и пустые тротуары, и знала, что совсем одна.
Одна на белом свете.
И тут до меня дошло, что мое второе желание исполнилось.
Джудит исчезла. А с ней и все остальные. Абсолютно все.
Мама и папа. Мой брат Рон. Все.
Увижу ли я их когда-нибудь?
Я опустилась на бетонное крыльцо парикмахерской и обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь, сотрясавшую все мое тело.
«Что же теперь делать? — в отчаянии думала я. — Что же теперь делать?»
Я не знаю, сколько просидела на крыльце с поникшей головой, в полной панике. Я бы здесь, наверное, сидела целую вечность, слушая, как хлопает ставня и свистит разгуливающий по пустой улице ветер, если бы у меня не заурчало в животе.
Я встала, неожиданно вспомнив, что не позавтракала.
— Сэм, ты ведь одна на всем белом свете. Как же ты можешь думать о еде? — вслух спросила я себя.
В общем-то было даже приятно услышать человеческий голос, пусть даже свой собственный.
— Я оголодала-а-а-а! — закричала я.
Я прислушалась, не ответит ли кто-нибудь. Конечно, это было глупо, но я не оставляла надежды.
— Во всем виновата Джудит, — прошептала я, поднимая велосипед.
Я возвращалась домой по пустынным улицам, обводя глазами заброшенные дворы и дома. Когда я проезжала дом Картеров на углу нашего квартала, то надеялась, что сейчас, как всегда, вылетит их маленький белый терьер и примется лаять на мой велосипед.
Но в моем мире не осталось даже собак. Даже моего бедного маленького Панкина.
Существовала только я, Саманта Бёд. Последний человек на земле.
Добравшись до дома, я влетела на кухню и сделала себе сандвич с ореховым маслом, банка из-под которого была почти пустая.
— Чем же я теперь буду питаться? — размышляла я вслух. — Что я буду делать, когда кончится еда?
Г' Я начала наливать апельсиновый сок. Поколебавшись, наполнила стакан только наполовину.
«Обворую ли я бакалейную лавку? — задала я себе вопрос. — Или только возьму необходимую еду?»
Будет ли это настоящим воровством, если там никого нет? Если вообще нигде никого нет?
Так ли это важно? Имеет ли хоть что-нибудь теперь значение?
— Как же я буду о себе заботиться? Мне же только двенадцать! — кричала я.
Мне неудержимо хотелось плакать. Но я съела еще один кусок бутерброда и прогнала слезы.
Чтобы не раскиснуть, я подумала о Джудит, и вся моя жалость и страх быстро сменились злостью.
Если бы Джудит не издевалась надо мной, не стремилась бы меня унизить, если бы она постоянно не насмехалась надо мной и не говорила: «Почему ты просто не улетишь, Птица?» — и все прочие гадости, я бы никогда ничего ей не пожелала и не осталась бы теперь одна-одинешенька.
— Ненавижу тебя, Джудит! — завизжала я. Отправив в рот последний кусок бутерброда, я не смогла его жевать. Я застыла, прислушиваясь. В гостиной кто-то ходил.
Я проглотила кусок целиком и опрометью бросилась в гостиную.
— Мама? Папа?
Вернулись? На самом деле? Нет.
Я остановилась в дверях, увидев Клариссу. Она стояла посреди комнаты с довольной улыбкой на лице; ее черные волосы слегка блестели от света, падающего из окна. На плечи была свободно накинута красная шаль. Поверх белой блузки с высоким воротником надет черный джемпер.
— Вы! — перехватило у меня дьгхание. — Как вы сюда попали?
Она пожала плечами и еще шире улыбнулась.
— Зачем вы это сделали со мной? — взвизгнула я, дав волю ярости, обуревавшей меня. — Как вы могли так поступить со мной? — указывала я ей на пустую комнату, пустой дом.
— Я этого не делала.
Она подошла к окну. В ярком полуденном солнце кожа ее выглядела бледной и морщинистой. Она казалась совсем старой.
— Но… но… — Меня душила злоба.
— Это ты сама сотворила. — Ее улыбка потухла. — Ты загадала желание. Я его исполнила.
— Но я не желала, чтобы исчезла вся моя семья! — завизжала я, сильно сжав кулаки. — И все люди на земле! Это вы сделали! Вы!
— Ты пожелала, чтобы исчезла Джудит Бэллвуд, — сказала Кларисса, расправляя шаль на плечах. — Я исполнила твое желание самым лучшим образом.
— Нет! Вы одурачили меня! — сердито настаивала я.
Она усмехнулась.
— Волшебство бывает часто непредсказуемым, — сказала она. — Я предполагала, что ты станешь несчастлива из-за своего второго желания. Поэтому я и вернулась. У тебя осталось еще одно желание. Ты сейчас его загадаешь?
— Да! — воскликнула я. — Хочу вернуть назад свою семью. И всех людей. Я…
— Осторожно, — предупредила она, вытаскивая красный шар из пурпурной сумки. — Хорошенько подумай, прежде чем загадаешь свое последнее желание. Я пытаюсь отблагодарить тебя за твою доброту ко мне. Я не хочу, чтобы ты была несчастна, когда исполнится это желание.
Я раскрыла рот, но остановилась. Она права. Я должна быть осторожна. Сейчас мне нужно загадать правильное желание. Правильно его выразить.
— Не торопись, — мягко настаивала она. — Поскольку это твое последнее желание, оно постоянно. Будь очень осторожна.
Я глядела ей в глаза, которые, отражая отблески красного мерцания шара в ее руке, из черных становились красными, и напрягла все свои мысли.
Что же пожелать?
Облака закрывали солнце, и свет из окна стал более тусклым. Лицо женщины темнело. Под глазами пролегли темные черные полосы. Лоб избороздили морщины. Казалось, она растворится в тусклом свете.
— Вот мое желание, — произнесла я дрожащим голосом.
Я выговаривала слова медленно и осмотрительно. Я пыталась тщательно взвесить каждое слово. Я не хотела сесть в лужу и на этот раз.
И не хотела, чтобы она смогла опять обвести меня вокруг пальца.
— Я слушаю, — прошептала она. Ее лицо стало практически невидимым. Только глаза горели ярким красным пламенем.
Я откашлялась. Глубоко вздохнула.
— Вот мое желание, — осторожно повторила я. — Я желаю, чтобы все стало на место. Я хочу, чтобы все текло своим чередом, как прежде, кроме…
Я заколебалась.
Могу ли я проговорить вторую часть задуманного?
«Да!» — ответила я себе. — Я хочу, чтобы все текло своим чередом, как прежде, кроме одного: пусть Джудит считает меня самым совершенным человеком на свете.
— Я исполню твое желание, — сказала она, высоко поднимая хрустальный шар. — Твое второе желание перестанет сбываться. Время вернется к сегодняшнему утру. До свидания, Саманта.
— До свидания, — ответила я.
Меня окутали волны красного сияния, которые излучал шар. Когда оно рассеялось, Кларисса уже исчезла.
— Сэм! Сэм, проснись и пой! — донесся снизу мамин голос.
Мгновенно открыв глаза, я села в постели.
— Мама! — крикнула я радостно. Я все прекрасно помнила. Я помнила, как
проснулась в пустом доме, в пустынном мире. И я помнила свое третье желание.
Но время вернулось к сегодняшнему утру Я посмотрела на часы. Семь. Мама разбудила меня как обычно.
— Мама! — Я выпрыгнула из кровати, прямо в ночной рубашке сбежала вниз, кинулась к ней с объятиями и крепко сжала. — Мама!
— Сэм? С тобой все в порядке? — Она отступила с озабоченным выражением лица. — Ты не заболела?
— Доброе утро! — радостно бросилась я к Панкину, который, казалось, тоже был удивлен. — Папа еще не ушел?
Мне так хотелось его скорее увидеть, убедиться, что он тоже вернулся.
— Он уехал несколько минут назад, — ответила мама, продолжая подозрительно меня осматривать.
— О, мамочка! — воскликнула я, не в силах сдержать своего ликования. Я опять заключила ее в свои объятия. — У-ух!
Тут в кухню вошел Рон. Я обернулась: он уставился на меня, не понимая, что происходит. Я подбежала и крепко обняла его.
— Мам, что ты подсыпала ей в апельсиновый сок? — пытаясь высвободиться, спросил он. — Фу! Отпусти меня!
Мама пожала плечами.
— Нечего меня просить объяснить поступки твоей сестры, — сухо сказала она. — Одевайся, Сэм! Ты же не хочешь опоздать.
— Какое чудесное утро! — воскликнула я. — Да, прекрасное, — зевая, сказал Рон. — Тебе,
наверное, приснилось что-то ужасное, Сэм. Я засмеялась и побежала наверх одеваться.
Я никак не могла дождаться школы. Мне хотелось поскорее увидеть всех друзей, увидеть наполненные болтовней и смеющимися лицами коридоры.
