А вечером, у себя дома на Перевыколпаковской, Мурзилка открыл совещание.
Пришли Сидоров и Семёркин. Тонечка, всё звено Дедкина, другие ребята.
Прибыл и сам Мышкин — вот уже два дня, как он появился в классе. Первым выступил Дедкин:
— Если наше звено дружно возьмётся, то мы вытянем Репкина из двоек. Хуже другое. Его считают первым силачом в классе, и поэтому он смог некоторых ребят в классе склонить на свою сторону. Но ещё больший вред нанесла новая староста.
И он рассказал о том, что происходило в четвёртом «А».
Проводить занятия в классе стало просто трудно. Часть ребят без умолку болтала — ими руководила Барабан.
Другая часть, которой верховодил Репкин, на уроках бездельничала.
Из-за болтовни лазутчицы четвёртый «А» не участвовал в сборе металлолома. Вместо этого Барабан провела беседу: «Сбор металлолома различного необходим для счастья личного».
Вместо участия в школьной спортивной олимпиаде класс заслушал лекцию под названием «Огромное значение спорта для школьников любого сорта».
Не сдал отряд и макулатуру. Он был занят, слушал доклад лазутчицы на тему: «Собирая макулатуру — укрепляешь мускулатуру».
— Я знаю, что нужно делать, — поднялся Мышкин. — Чтобы те, кто попал под влияние Репкина, стали опять учиться, с уважением Относиться к знаниям, нужно его при всех победить. Показать, что самый сильней не тот, кто охраняет своё здоровье от знаний. Я вызову его на соревнование-поединок.
— А я то же самое сделаю с Барабаном, — встал Мурзилка. — При всём классе вызову её на спор. Чтобы все увидели, что её разговоры — пустая болтовня.
…О том, что произошло на совещании, Тонечка тут же известила Ябеду-Корябеду. Чуть позже обо всём узнали Барабан и Солёный.
— Пусть приходит. Я ему покажу, — зло усмехнулась Барабан. — Он у меня надолго запомнит этот день!
Солёный же на сообщение Тонечки реагировал гораздо решительнее. Он разрубил воздух ладонью.
— Не пойду! — твёрдо заявил лазутчик. — Этот Мышкин меня под орех разделает![24]
У него были причины отказаться от встречи. Солёный как-то краем уха слышал часть разговора. Ребята, говоря о силе Мышкина, вспоминали случай:
— Бабкина била-била — не разбила. Ну ладно, она девчонка. Но и Дедкин бил-бил — не разбил. А Мышкин бежал мимо, махнул — и готов.
— Разбил?
— Разбил! Он же дзюдо занимается!..
— Нет! — повторил Солёный. — Не пойду! Что я, с приветом, что ли?
— Мы тут посовещались с Ябедой-Корябедой, — доверительно сказала Тонечка. — Можешь не волноваться. Поединок, я думаю, не состоится…
По утрам лужи уже затягивало тонким льдом. Он хрустел под ногами, как леденцы. Правда, я не слыхал, чтобы какой-нибудь недотёпа разгуливал по леденцам. Если они и хрустят, то, уж, конечно, под зубами.
«Четвёртый „А“ уже наш, — отхлёбывая овсяный кофе „Здоровье“, размышляла злая волшебница Ябеда-Корябеда. — Сегодня уберём Мурзилку, чтоб не путался под ногами, и операция „Карман“ окончена. Можно будет как следует отдохнуть. А потом не спеша, в полной безопасности заняться другими классами. Но сегодня — Мурзилка».
Ему и был посвящён параграф седьмой:
§ 7. С неба звёздочка упала,
Свистнул в роще соловей.
Нам житья совсем не стало,
Уберём его скорей.
Примечание: житья не стало — от Мурзилки.
Мурзилку было решено заманить в «Ниточку-иголочку». Когда он окажется в машине, Жадина-Говядина должен был выскочить из неё и произнести: «„Ниточка-иголочка“, ти-ти, улети!» Аппарат взлетал в воздух и уносил Мурзилку в неведомые дали.
«Главное — полнейшая конспирация, совершеннейшая секретность, — думала злая волшебница. — Кстати, с этой же целью следует заменить „зубы“. На что? Да на что угодно. Хотя бы на „шею“».
Солёный к тому времени уже выздоравливал. Немецкий язык его почти не беспокоил, хотя лазутчик и говорил с сильным пока акцентом.
— Я нарошн так кафарю, — объяснял он. — Это ест такой шутка. Кароший смешной шутка[25].
Солёный обедал в столовой — рассольник и солянка с сосисками — и перечитывал записку-инструкцию Ябеды-Корябеды.
Увлёкшись, агент не заметил, как появился Мурзилка.
«Где же здесь Солёный? Ведь лазутчик мог и поменять внешность». — Мурзилка хорошо помнил, что сказал ему по телефону Дима Коврижкин.
Лазутчик находился в столовой. Напротив него сидит темноволосый мужчина, справа от которого, за соседним столиком, обедает женщина, на ней платье в горох.
39. Где находится агент?
Как только лазутчик увидел Мурзилку, мысли в его голове спутались. «Нужно уничтожить записку!» — говорила одна мысль. «Неплохо бы уничтожить и сосиску!» — гласила другая.
Мгновение — и единственно правильное решение найдено: съесть! Сосиску. И разорвать записку. Какую-то долю секунды Солёный колебался. Может, наоборот? Съесть записку и разорвать сосиску? Но он тут же отбросил эту чудовищную мысль.
Лазутчик схватил и, почти не жуя, проглотил сосиску и одновременно разорвал записку на мелкие кусочки.
Мурзилка поднял клочки бумаги, задумался:
— М-м-м… Интересное сообщение. Откуда оно у вас?
40. Что написано в записке?
— Такой со мной произошёл случай, — начал лазутчик. — Я шёл, шёл, шёл и корзиночку нашёл. В этой маленькой корзинке…
— … была эта записка, — перебил его Мурзилка. — Всё ясно, Солёный, Горьковатый, Кисло-сладкий — или как вас там?
Неожиданно в столовую влетела Тонечка:
— Мурзилка! Срочно нужна твоя помощь!
— Подожди, Тонечка, — не спуская глаз с Солёного, чуть повернулся к ней Мурзилка. — Позволь тебе представить ещё одного агента Ябеды-Корябеды… Он же — ученик четвёртого «А» Репкин.
— Какие агенты! Какой Репкин! — воскликнула Тонечка. — Бросай всё и бежим! Моей больной мамочке плохо. Нужно срочно отвезти её в больницу!
— Тогда скорее бежим! — Мурзилка написал что-то на бумажной салфетке и дал её Солёному.
Тот взял салфетку и прочитал:
— Жил-был царь,
У царя был двор,
На дворе был кол,
На колу было мочало,
Начинай сказку сначала![26]
Агент остолбенел и обречённо начал читать снова:
Выбегая из столовой, Мурзилка и Тонечка слышали голос лазутчика:
— На колу было мочало,
Начинай сказку сначала!..
Был вечер. И хотя фонари уже зажгли, они пока ничего не освещали: лампы медленно разгорались.
— Скорее сюда, — торопила Тонечка. — Здесь, в переулке, машина. Я договорилась с водителем.
Мурзилка очень спешил, но, увидев машину, он замедлил шаг и стал озадаченно разглядывать её.
«Неужели узнал? — встревожилась Тонечка, но затем успокоилась: — Нет, не может быть. Ведь мы специально поменяли весь корпус машины…»
— Тонечка, — тихо сказал Мурзилка. — А ведь это «Ниточка-иголочка».
41. Как он об этом догадался?
Но как ни тихо он это произнёс, бывший настороже Жадина-Говядина всё расслышал. Бессвязно бормоча «чтоб мне лопнуть!», он стал лихорадочно дёргать рычаги.
— «Ниточка-иголочка», ти-ти, улети! — в панике выпалил лазутчик.
Аппарат по косой линии рванулся вверх. Вон он уже миновал крыши домов…
— …И обратно прилети! — победоносно изрёк Мурзилка.
Раздался нарастающий свист. Со звоном, грохотом и лязгом «Ниточка-иголочка» шлёпнулась на землю.
В это время лампы наконец разгорелись. Груда железа на асфальте зашевелилась, из-под неё выполз Жадина-Говядина.
— Лопнул! — сказал он. — Весь замысел лопнул!
Послышался топот. Подбежали Сидоров и Семёркин:
— Дима Коврижкин нам тоже звонил. Но позже. Поэтому мы опоздали.
— Нужно быстрее найти другую машину, — забеспокоился Мурзилка.
— А зачем нам машина? — очнулась от дум Тонечка.
— Как зачем? Ехать за твоей больной мамочкой!
— А-а-а… — протянула Тонечка. — Так ей уже лучше…
— Лучше? Почему ты так думаешь? — удивился Мурзилка.
— Мне сердце подсказывает… — проникновенно ответила лазутчица.
…Столовая, где Мурзил ка оставил Солёного, уже опустела. Лишь совершенно обалдевший лазутчик со слезами бормотал:
— На колу было мочало,
Начинай сказку сначала!..
В этот вечер злая волшебница Ябеда-Корябеда потеряла сразу двух своих агентов.
Когда Ябеда-Корябеда проснулась, её удивил ровный и умиротворённый свет в окне. Злая волшебница ткнулась носом в стекло.
Как будто сама собой развернулась громадная белоснежная скатерть. Это ночью выпал первый снег.
«Снежок выпал на улице. Декабрь… Хорошо! — Злая волшебница настроилась на лирический лад, но тут же поправила себя: — Плохо. Следы видны… Но лазутчики! Хороши, ничего не скажешь, — вспомнила она о провале Солёного и Жадины-Говядины. — В шею гнать таких надо! В три шеи! Надела я себе хомут на шею…»