Ему стало легче, когда он увидел, что София отправилась на вечернюю пробежку вдоль улицы, – это означало, что она не остановит его, вопя про холм, когда он позже отправится туда. Но через несколько минут он почувствовал разочарование: София возвращалась. Она лишь мозолила ему глаза – мстила за три вилки салата.
В пять минут девятого зазвонил телефон. Калле. Джоэль сбросил вызов, набрал сообщение: «Чуть позже, на том же месте» – и продолжил смотреть в окно.
Что, если мужчина из «фиата» больше никогда не выйдет из Заброшенного Дома?
Снова затрезвонил мобильник. Опять Калле…
Джоэль и теперь не стал отвечать на звонок, но понял, что пришло время выходить: мужчина из «фиата», возможно, никогда больше не появится. И что же? Неужели он весь остаток жизни проведёт у окна?
* * *
Джоэль схватил кроссовки и крикнул маме «пока».
– Подойди сюда на минутку, – донёсся мамин голос из столовой.
Джоэль крикнул, что он уже обулся, хотя всё ещё держал кроссовки в руке, но мама ответила, что и так сойдёт.
– Иди прямо в обуви!
Он кое-как запихнул шнурки в кроссовки, надеясь, что мама ничего не заметит, и затопал в столовую.
– Можно я посмотрю твой рюкзак? – попросила Хелена, когда он возник в дверях. Она сидела за обеденным столом, глядя в экран своего ноутбука.
– Зачем?
– Я хочу проверить одну вещь.
Она собиралась посмотреть, нет ли у него с собой спиртного.
– Я не собираюсь на холм, – солгал он. – Я пойду домой к Калле, и мы поиграем с ним на приставке.
– Вот и хорошо. Значит, ничего страшного, если я посмотрю.
– Да, но… – попытался возразить Джоэль, но аргументов продолжать этот диалог больше не было.
Хелена вопросительно подняла бровь, и у него вырвалось: «Ты должна мне либо верить, либо нет», – и он сам услышал, как обречённо это прозвучало.
Мама рассмеялась.
– Позволь мне на минутку воспользоваться твоим доверием и заглянуть в рюкзак.
Джоэль, бормоча: «Просто гестапо какое-то», – неохотно снял с себя рюкзак и протянул его маме. Хелена расстегнула молнию и пошарила внутри рукой. Несколько раз встряхнула содержимое, но ничего подозрительного не заметила. Затем она выудила пенал.
– Боишься, что я высосу спирт из ручек? – криво улыбнулся Джоэль, и мама улыбнулась в ответ.
– Напомни мне проверить твой рот на наличие чернил, когда вернёшься, – полушутя-полусерьёзно сказала она.
– Тут ещё и клей-карандаш есть. Можешь забрать его, чтобы я с ним тоже чего-нибудь не сотворил.
Мама закрыла рюкзак – никакого спиртного в нём не было, – и Джоэль надел его на себя, но, вместо того чтобы отпустить сына, мама неожиданно притянула его к себе.
– Извини, – прошептала она и крепко обняла его.
– За что?
Она глубоко вздохнула.
– Как замечательно, что у меня растёт ребёнок, на которого я всегда могу положиться.
Джоэль зажмурился в маминых объятиях, чувствуя себя полным ничтожеством.
Ничтожеством, которое устроило ссору за обеденным столом.
Ничтожеством, которое, зная, как это расстроит маму, бессовестно наябедничало ей о том, что София бегала два раза в один день.
Выйдя в сад, он даже почувствовал себя немножко ничтожеством из-за того, что успел припрятать бутылку из-под лимонада здесь, под кустом. Но больше всего Джоэль боялся, что входная дверь сейчас откроется и мама опять его позовёт. Он быстро сунул бутылку в рюкзак и пулей вылетел за ворота.
И, лишь добежав до конца улицы, он вдруг вспомнил, что не проверил, на месте ли «фиат». Джоэль обернулся, но ветки яблонь и живые изгороди садов закрывали ему весь обзор.
На часах было двадцать минут девятого. Если он сейчас повернёт назад, то до холма доберётся только минут через десять, не раньше. Но он не мог ничего с собой поделать – ему позарез нужно было узнать, на месте ли «фиат».
Поворот дороги, и перед ним опять вырос Заброшенный Дом. Автомобиля не было.
Литр бананового ликёра
На склоне холма рос дуб. Роскошный старый дуб, чьи корни, вылезая из-под земли, образовывали у подножия дерева три удобных местечка наподобие люлек, идеальных для того, чтобы опираться или сидеть. Правда, никто почему-то никогда не сидел и не опирался.
Это было единственное дерево на всём холме и единственная опора, за которую можно было ухватиться, когда тело выходит из-под контроля, а ноги перестают держать. Такая потеря равновесия часто предшествовала появлению в глотке едкого вкуса поднимающейся из желудка рвоты. Поэтому не было ничего удивительного в том, что все, кто достиг нужной кондиции, старались поскорее добраться до дерева. Сюда приходили, чтобы блевать.
Те
