– Ну и что?
– А то! Выходит, он что-то вам плохое сделал и вы ему отомстили!
– Нет, ты просто ненормальная! – испугалась женщина. – Мало ли что я сболтнула… Только ко мне это никакого отношения не имеет. Ни малейшего.
– А почему это я должна вам верить?
– Матильда! – тихо сказала я, пытаясь прервать их разговор, но Мотька просто отпихнула меня.
– Да этот человек, покойный хозяин, просто пьяница беспробудный был! От него всему подъезду покоя не было.
Совсем пропащий человек, жену свою замучил, и вообще…
А ты тут невесть чего наворотила. Надо ж такое придумать.
Совсем у вас, у ребятни, мозги набекрень! Насмотрелись всяких боевиков!..
– Ой, правда! Извините меня! Понимаете, я учусь в театральной студии, и мы там одну пьесу репетируем, я там девчонку-сыщицу играю, – затараторила Матильда, улыбаясь одной из самых своих обаятельных улыбок. – Вот и заигралась! Извините, если что не так!
Ну Матильда! Выкрутилась!
Женщина взглянула на нее. Разве можно не поверить таким чистым синим глазам?
– Правда, что ли? Ты на артистку учишься?
– Ну да!
– А сколько ж тебе годочков?
– Скоро пятнадцать!
– А разве таких молодых принимают?
– У нас молодежная студия, это ж не училище!
– А, поняла… Да, ну и навела ты страху на меня, – улыбнулась женщина. – Убедительно получилось! Выйдет из тебя артистка!
Пока они беседовали, я опять скользнула взглядом по стене дома и вдруг почувствовала, что на меня кто-то смотрит. В окне на третьем этаже я увидала ту старуху, которую мы расспрашивали в самый первый день. Она, не мигая, смотрела на меня. Мне стало как-то не по себе. Хотя ничего предосудительного мы не делали, но все же…
– Матильда! Нам пора! – сказала я, поднимаясь с лавки.
Мотька недоуменно на меня взглянула.
– Нам пора! – жестко повторила я.
Мотька недоуменно пожала плечами, но встала.
– Что ж, нам и впрямь пора, – сказала она, дружелюбно улыбаясь женщине. – До свиданья, и простите, если что не так!
– До свиданья, и счастливо тебе!
Надо же, только что Мотька ее чуть не до слез довела, а теперь… Вот это обаяние!
Глаз я больше не поднимала, но кожей чувствовала любопытный и неприязненный взгляд старухи. Мы вышли в переулок.
– Ты что? – напустилась на меня Мотька. – Я только-только ее разговорила, а ты… – возмущенно засопела она.
– Матильда, там в окне была та старуха, с которой мы в первый раз говорили.
– Ну и что?
– Совсем ни к чему, чтобы она нас в чем-то заподозрила! От таких старух одни неприятности.
– Да какие неприятности, ты что городишь?
– А ты можешь поручиться, что она не скажет ментам, что тут во дворе какие-то подозрительные девчонки с недавних пор крутятся? И вообще, нас вполне мог еще кто-то приметить…
– Между прочим, тогда надо было не так действовать!
А то и впрямь нас в чем-нибудь заподозрят, но уж точно, что не по моей, а по твоей вине!
– Почему это?
– Потому что ты сразу в панику ударилась и дала деру, как заметила старухин взгляд. А надо было все делать наоборот…
А ведь Матильда кругом права! Я сваляла дурака, да какого!
– Мотька, я и вправду идиотка, – призналась я.
– Идиотка, спорить не буду!
– Но и ты тоже хороша!
– То есть?
– Ты с этой женщиной ужасно разговаривала. Как… как иезуитка!
– Как иезуитка? – рассмеялась Мотька. – Что ж, отличная парочка – идиотка и иезуитка! Короче, обе хороши!
Мы расхохотались, и мир был восстановлен.
Отсмеявшись, Мотька спросила:
– Ну, и какие наши достижения? По-моему, никаких!
Бывший хозяин квартиры пьяница и сволочь – не слишком полезные сведения.
– Моть, для начала, пошли отсюда подальше.
– Пошли! А вот ты мне скажи, во сколько нам сюда ночью-то приходить? Теперь ведь поздно темнеет. Раньше двенадцати, наверное, и делать тут нечего. А как не заснуть, скажи на милость?
– Ну и заснем! Мальчишки разбудят.
– Могут и не разбудить!
– Почему?
– Из вредности! Скажут потом – не хотели подвергать нас опасности.
– Да ну, Матильда, ерунда это!
– Ничего не ерунда! Я, знаешь, что предлагаю? Давай сейчас пойдем ко мне и поспим часа два, тогда легче будет до двенадцати дотерпеть.
– Нет, Мотька, давай сначала позвоним ребятам, скажем, что узнали…
– А что мы узнали? Фигу с маслом?
– Ну, в общем…
– То-то!
– Но позвонить все равно надо. И договориться, когда и где встречаемся.
Отпроситься ночевать к Матильде оказалось очень легко. У мамы был вечерний спектакль, а потом еще предстоял банкет по случаю юбилея одного актера. Тетя Липа тоже не возражала.
Мы с Мотькой попробовали в самом деле заснуть, но у нас ничего не вышло.
– Ась, как ты думаешь, выясним мы сегодня что-нибудь?
– Понятия не имею!
– А тебе страшно?
– Ну… Не очень! Бывало страшнее!
– А вот скажи, когда тебе страшнее всего было, а?
Ведь столько с нами всяких историй приключилось…
– Страшнее всего? Наверное, когда меня одну в подвале заперли… И еще... ночью, в таллинском универмаге!
– А когда нас похитили?
– Тогда не так… Сама не знаю, почему.
– А мне страшнее всего было, когда мы в самый первый раз в Ненормину квартиру залезли…
– Да, это жуть была, – теперь со смехом вспоминала я.
Мы еще довольно долго предавались воспоминаниям, а потом мало-помалу начали собираться. Мотька притащила свой рюкзачок и уложила туда восемь полиэтиленовых пакетов, восемь веревочек, потом перелила святую воду в бутылку с пульверизатором, из которой опрыскивала цветы, и тоже сунула в рюкзачок. Потом глубоко задумалась.
– Моть, ты чего?
– Обожди, я сейчас!
И она полезла на антресоль.
– Матильда, ты чего ищешь?
– Вот! Держи!
И она кинула мне в руки какой-то сверток.
– Что это? Марля?
– Сама, что ль, не видишь?
– Но зачем?
– Пригодится!
Матильда вооружилась ножницами и откромсала четыре лоскута размером с добрую скатерть каждый. Я ничего не понимала.
– Мотька, говори, зачем марля? Не проще ли взять обычный бинт? А главное, зачем столько?
– Аська, я тебе пока ничего не скажу, а то ты ржать начнешь, а потом, если не пригодится, я тебе обещаю рассказать. И все, не приставай ко мне с этим.
Она аккуратно уложила марлю в рюкзачок:
– Значит, так, это я взяла, и это, и это! А что еще нужно?
– Инструменты мальчишки возьмут!
– Тогда вроде все готово! Ой, Аська, а перчатки?
– Да, про перчатки мы забыли!
– Не беда! Одна пара у меня есть, а вторую купим!
– Где? Уже все закрыто!
– Да, действительно… Я придумала: сейчас сбегаю вниз, к тете Жене, она парикмахерша, может, у нее есть, а потом я куплю и ей отдам…
Действительно, Мотька сбегала на второй этаж и принесла аж три пары одноразовых перчаток.
– Она мне подарила! У нее их здоровенный пакет.
Теперь, кажется, все уже было предусмотрено.
Костя с Митей зашли за нами, и мы не спеша отправились в Орлово-Давыдовский переулок.
– Значит, так, в подъезд входим порознь, – сказал Костя. – Я пойду первым, погляжу, как там и что, за мной Митяй, а вы… Ладно, так и быть, вы идите вместе, а то поодиночке вам страшно будет. И давайте без лифта…
– Почему? – спросила я.
– Потому что ночью слышно, как лифт ходит… А мало ли какая жена мужа дожидается…
– Или муж жену! – добавила Мотька.
– Вот именно. Договорились?
– Ага!
Так мы и поступили. Первым в подъезд проник Костя, минут через пять за ним – Митя, а потом уж мы с Матильдой понеслись вверх по лестнице. На шестом этаже свет не горел, видимо, из-за пожара. Ни Кости, ни Мити видно не было. Когда глаза привыкли к темноте, я различила дверной проем, кое-как, наспех, прикрытый двумя досками, прибитыми крест-накрест.
– Девчонки, – донесся до нас шепот, – лезьте под досками.
Мы завязали на ногах пакеты и с легкостью пролезли.
– Ну что? – спросил я.
– Да пока ничего! Интересно, а Лев тоже под досками пролезал?
– Действительно…
Я подошла к двери и потрогала доски. Они едва держались.
– Похоже, их снимали!
Между тем Матильда принялась разбрызгивать святую воду.
– Кость, а вообще зачем мы сюда приперлись? – спросила вдруг я.
– А черт его знает! – едва слышно отозвался он. – Митяй сказал – пойдем, ну мы и пошли…
И на нас вдруг напал смех, да такой, что мы не могли остановиться.
– Вы спятили? – зашипел Митя. – Нашли время ржать!
– Мить, а чего нам тут делать-то? – сквозь смех проговорил Костя.
– Перстень искать, дурья башка! Следы! Да мало ли…
– Ой, я что-то нашла! – прошептала Матильда.
– Что? – в один голос спросили мы.
– Кость, посвети!
Он включил фонарик, и мы увидели, что Матильда держит в руках чей-то паспорт.
– Стой, Матильда, не лапай!
– Но я же в перчатках, – оскорбилась Мотька.
