Я откусила кусок побольше и включила маленький кухонный телевизор.
206
Шли десятичасовые новости. Передавали прогноз погоды.
— Итак, дожди, дожди и опять дожди, — виновато улыбался синоптик.
— Спасибо, Тони! — поблагодарил его диктор и повернулся лицом к камере. — Что ж, завтра будет не суше, но, по крайней мере, безопаснее. Еще раз о главных событиях: в Шейдисайде пойман человек, подозреваемый в убийстве!
Я прильнула к телевизору. Повторяли кадры, где убийцу ведут в шейдисайдский участок полиции.
Арестованные, как правило, закрывают лицо, когда их снимают. Но этот был какой-то ненормальный. Он смотрел прямо в камеру. И улыбался. У него не было нескольких зубов, отчего улыбка казалась еще более отвратительной. Убийца был маленького роста, тщедушный, но с жилистыми татуированными ручищами. Такими, пожалуй, можно было отправить на тот свет и Тину, и Стэси, и Симону.
— Зачем вы это сделали? — выкрикнул какой-то репортер, проталкиваясь через толпу и стараясь просунуть микрофон как можно ближе к убийце.
Полицейский пытался оттереть его в сторону, а адвокат арестованного осадил шустрого журналиста:
— Никаких вопросов!
Но убийца остановился и широко улыбнулся, обнажив желтые, испорченные зубы.
— Сделал что? — переспросил он, корча из себя святую невинность.
— Убийца! Убийца! — пронзительно визжала какая-то женщина за кадром.
Перед входом в полицейский участок убийца повернулся и, продолжая улыбаться, помахал всем рукой. Его маленькие глаза хитро поблескивали.
Я выключила телевизор. Не надо мне было все это смотреть. Теперь, как подумаю о Симоне, все будет вспоминаться эта рожа убийцы. И улыбочка, будто говорящая: «Ну, погоди, придет и твой черед!»
Я поднялась наверх, почистила зубы, насухо вытерла волосы и легла в кровать. Выключила свет и стала разглядывать фосфоресцирующие звезды, которые сама наклеила на потолок. Обычно они действовали на меня успокаивающе. Но только не сегодня. Время было позднее, а у меня — сна ни в одном глазу.
Может, папа прав? И все-таки уже стало полегче? Может, уже вообще все самое страшное позади? Вопросы мешались в моей голове, мешались, пока я не провалилась в сон.
Но спала я недолго. Меня разбудил громкий настойчивый стук в дверь на первом этаже.
Я уселась на кровати и посмотрела на часы. Почти полночь.
Может, мне приснилось?
Нет, это был не сон. Я прислушалась: вдруг все-таки показалось? Громкий стук вновь взорвал тишину. Я вскочила с кровати и, набросив халат, выбежала из комнаты.
Тут же наткнулась на сонную маму, а папа уже стоял у пульта охранной сигнализации и сбрасывал код, чтобы можно было спуститься вниз, не пугая округу диким воем сирены. Испуганно переглянувшись, мы все трое спустились вниз.
Отец открыл входную дверь.
На крыльце стоял сурового вида полицейский. Но его интересовал не столько отец, сколько именно я.
— Это вы Элизабет Маквей? — спросил он.
— Я.
— Вы были сегодня вечером у Рейчел Уэст?
Мои родители, как по команде, повернулись и с удивлением посмотрели на меня.
— Да, — ответила я.
— Гм... Боюсь, нам есть о чем с вами побеседовать. Вы были последней, кто видел ее живой.
— Четки Марии... Капитанский свисток...
Я сидела в подсобке и ставила галочки в своем блокноте.
Надо было проверить, готов ли реквизит к вечерней репетиции. А в последние дни я стала ужасно рассеянной.
Был четверг. Со дня похорон Рейчел прошла уже целая неделя. Я провела ее в полном оцепенении, способная разве что тупо передвигать ноги.
В ту дождливую среду, когда я уехала от Рейчел, ее родители тоже ушли из дому. Отцу ни с того ни с сего взбрело в голову устроить семейный поход в кафе-мороженое. Несмотря на грозу и поздний час.
А у Рейчел, естественно, не было никакого настроения. Она ужасно переживала разрыв с Гай-деном, и ей было совершенно не до мороженого.
Сначала мистер Уэст мягко уговаривал ее, потом умолял, потом велел собираться в приказном порядке. Что делать, он был не самый чуткий отец.
А Рейчел нисколько не уступала ему в упрямстве. Какое там, к черту, мороженое, если ты осталась обманутой и покинутой!
— Умру, но не пойду! — кричала она отцу. Эти слова мистер Уэст никогда не забудет. Как
и не простит себе, что оставил Рейчел дома одну.
Но ведь он уже был уверен, что убийца пойман. Он тоже успел посмотреть новости и запомнить дурацкую улыбку преступника.
В общем, родители Рейчел ушли. А вернувшись, нашли ее лежащей ничком на полу спальни.
Убитую ножом...
— ...корзина для пикника... — автоматически продолжала я проверять реквизит.
Я вспомнила, как хоронили Рейчел. Я думала, придет вся школа. Но ребят было немного. Пришел Гайден. Тихий, подавленный. Да уж, преподнес ей прощальный подарочек...
Рейчел похоронили в новой части кладбища на улице Страха. Во время похорон снова пошел дождь.
...Я старалась сосредоточиться, перебирая реквизит. Я вообще любила сидеть тут, в подсобке. Это была малюсенькая комнатушка в углу над сценой, где кончаются колосники для осветительной аппаратуры. Такая крошечная, что больше походила на тайник. Чего тут только не было: старинные шпаги и мечи, перья, старомодные телефонные аппараты, трости, сковороды и кастрюли, колокольчики, свистки и даже смешной пистолет: нажимаешь на курок — и из его ствола выскакивает флажок с надписью «Пиф-паф!»
Впервые я чувствовала себя здесь не очень уютно.
А вдруг на меня кто-нибудь нападет? Кричи не кричи — пока меня найдут...
Кое-что вдруг показалось мне странным.
Дверца большого стенного шкафа была приоткрыта.
Я точно помнила, что, хотя в последний раз, я плотно закрывала ее. Я всегда аккуратно закрываю все двери. Такая уж у меня дурацкая привычка. Люблю, чтобы все было в порядке. Терпеть не «могу, когда шкаф нараспашку или в комоде не задвинут ящик.
Я тихонько подошла к приоткрытой дверце. Единственное, что я слышала, был стук моего собственного сердца.
Я медленно потянула за ручку.
Чуть не угодив мне по голове, на пол грохнулась коробка с масками из папье-маше.
Я встала на колени и начала собирать маски, ворча себе под нос. К счастью, ни одна не разбилась.
— Эй, Лиззи! — позвал меня кто-то сзади.
Я вскочила и обернулась. В подсобку зашел Робби. Он целился из бутафорского пистолета прямо мне в голову.
— Ты убита, — объявил он и спустил курок. Из пистолета с хлопком выскочил флажок: «Пиф-паф!»
— Очень смешно, — сказала я. — Так ведь и от разрыва сердца можно умереть. Вот бы ты посмеялся...
На самом деле мне вовсе не хотелось, чтобы он заметил мою обеспокоенность. Но он смотрел на меня как-то странно.
— Ты чего пришел-то?
Робби ответил не сразу, продолжая испытующе глазеть на меня.
— Да вот... — Он достал листок желтой бумаги, на которой обычно делал пометки во время репетиций. — Вчера забыл дать тебе свои замечания. Монастырская стена смотрится слишком мрачно. Нужна подсветка.
Это минутное дело.
И тут на пороге подсобки появилась Дона.
— Третьего берете? Или я сюда уже не влезу?
Из-под монашеского головного покрова выбивались длинные золотистые волосы. В этот вечер только Дона репетировала в костюме.
— Мария, ты что, хочешь опоздать на сцену? — рассердился Робби.
— Я только на секундочку. Мы с Лиззи проверим кое-что из моего реквизита. Не волнуйся, я не опоздаю.
Робби сосредоточенно зачеркнул в своих пометках то, что касалось реквизита и декораций, и, задев Дону, вышел из подсобки.
— Смотри не задерживайся тут! — крикнул он, уже двигаясь по колосникам в сторону железной лестницы, спускающейся на сцену.
Мы с Доной остались один на один. Выражение ее лица насторожило меня.
— Это была страшная ошибка, — задумчиво проговорила Дона.
— Какая еще ошибка?
— Мне не надо было соглашаться на эту роль! На роль Марии, которую играла Симона. Ни в коем случае.
— Почему?
— Потому что меня это выбивает из колеи. Не очень-то приятно носить костюм, в котором ходила убитая. С таким же успехом можно нацепить на себя вывеску «Я следующая»!
Я было хотела поиронизировать по этому поводу, но на самом деле мне было не до смеха.
— Мне тоже как-то не по себе, — поежилась я. Дона так и сверлила меня взглядом.
— Ты, наверное, тоже уже понимаешь... — начала она.
