– Ух ты! Новый экспонат? – подбежав к картине, с неподдельным удивлением воскликнул юный сыщик и повернул ее к себе боком. – А чья это работа? Уж не Полянской ли?
– Руками не трогать! – одновременно закричали охранник Игорь и Анастасия Андреевна.
– Извините, я нечаянно. – Ромка поправил картину и отошел. То, что ему было надо, он уже увидел. Его малюсенькая, никому не заметная точечка была на месте.
Став у противоположной стенки рядом с кабинетом, он ткнул пальцем в первый попавшийся портрет и, сделав заинтересованное лицо, обратился к Анастасии Андреевне:
– Вы не могли бы подсказать, чем пользовались при написании этой картины, мастихином или кистями?
– А что такое мастихин? – прошептала Лешка.
– Нож такой. Все современные художники его используют. Чтобы мазки широкими были, – так же шепотом ответил брат и повысил голос: – Так что же, Анастасия Андреевна?
– Кистями, – ответила женщина.
– Тогда вот здесь, – он перешел к следующей картине, – мастихин. Могу поспорить.
– Отсюда мне не видно, – сказала Анастасия Андреевна. Поднявшись с места, она вышла из кабинета. Этого-то Ромка и добивался.
Когда помощница приблизилась, он незаметно толкнул сестру в бок:
– Падай!
Лешка закатила глаза и стала оседать на пол, пытаясь ухватиться за Анастасию Андреевну. Однако та неожиданно проворно схватила ее за руку и удержала на весу. Тем не менее, следуя Ромкиным указаниям, Лешка решила упасть, чего бы ей это ни стоило. Она дрыгнула ногой, свалилась сама, но при этом нечаянно подставила подножку брату. Ромка, не удержав равновесия, рухнул тоже и при этом больно ударился своей многострадальной коленкой. Лешка, боясь открыть глаза, чтобы никто не догадался о ее притворстве, слепо щупала вокруг себя, стремясь не упустить Анастасию Андреевну. Наконец что-то мягкое попалось ей под руку. Она обрадовалась и со всех сил сдавила это мягкое пальцами. И вдруг услышала Ромкин визг:
– Ой-е-ей! Больно же.
Оказывается, Лешка перепутала и вместо помощницы Павла Петровича ущипнула собственного брата.
Когда-то давно, в раннем детстве, Ромка увидел лебедя, плавающего в пруду, и, подойдя к самому его краю, решил познакомиться с белой сказочной птицей. Но лебедь то ли не понял намерений малыша, то ли по своей натуре был коварным, а потому взмахнул крыльями и больно-пребольно ущипнул Ромку за ногу. Синяк потом сходил больше месяца. Лешкин щипок живо напомнил ему о том зловредном лебеде. Ромка потер бок, потом коленку и жалобно попросил:
– Помогите подняться.
Одна из девушек-посетительниц протянула ему руку, но он, сделав вид, что не видит этого, приподнялся сам, изловчился и ухватил-таки за бок Анастасию Андреевну. Но его рука не прошла дальше толстой кофты и еще чего-то матерчатого. Анастасия Андреевна тоже чуть не свалилась на пол, но ей на помощь пришел охранник Игорь. Он поддержал женщину, а потом дернул Ромку за локоть и мигом поставил на ноги. А тут еще и тетя Таня прибежала и стала суетиться вокруг них, предлагая вызвать для Лешки «Скорую». Лешка поняла, что пора ей выходить из обморока, и мигом поднялась сама, без посторонней помощи. Второй раз хватать за бок Анастасию Андреевну ни она, ни Ромка уже не решились.
– Что с тобой случилось? – заботливо спросила у Лешки Анастасия Андреевна.
– В школе перетрудилась, задают слишком много, – слабым голосом ответил за сестру Ромка, кряхтя и не переставая стонать. – Павел Петрович-то когда придет?
– Его сегодня не будет, – ответила помощница.
– Тогда до свидания.
Они выбрались на улицу, и Ромка, шмыгнув носом, страдальчески скривил рот:
– Могла бы так больно не щипаться. И ноги свои не подставлять.
– Я же не нарочно, – стала оправдываться Лешка. – Так получилось.
– А ничего и не получилось. Будь я циркачом, и то б не устоял после таких кульбитов. Кстати, до бока Анастасии Андреевны я так и не добрался. На ней и в самом деле очень много всего надето. Так она это или не она?
Подумав, Лешка пожала плечами:
– То, что ты не смог ее ущипнуть, конечно, подозрительно. Но если бы она была худая, то и ноги у нее были бы худыми, а я снизу видела, что они толстые.
– Я тоже это видел. Но, может быть, она и на ноги что-нибудь утолщающее надела? Не глупая же, понимает, что раз притворилась толстой, то надо быть ею во всех местах.
– И все-таки мне как-то не верится, что это она. А давай о ней Павла Петровича получше расспросим. Или ее фото Оле покажем.
– А что, это идея! Только у нас ее снимка нет, а сегодня туда уже не зайти. Но у меня и еще одна версия есть, самая первая. Ты ее отвергла с самого начала, а я, дурак, тебя послушался, а теперь думаю, что и ее надо проверить.
– Какая еще версия?
– Ну та, что подруга Софьи Оксана давно уже здесь, а не в Америке, и что все эти подмены картин и переодевания – ее рук дело. Ты слышала, как Оля про грим на лице той тетки сказала? Что она штукатурку тоннами изводит. Ты говорила, что моя версия не годится, потому что если Оксана загримируется под старуху, то грим заметен будет. Вот Оля его и заметила. А раз Оксана молодая, то, значит, изящная и элегантная. Впрочем, это легко узнать.
Лешка вздохнула. Она уже сегодня Ромку подвела, а потому боялась ему возразить. Кто знает, может, Оксана и в самом деле давно в Москве?
А Ромка достал телефон и позвонил Арине.
– Привет! – закричал он. – А когда ты к своей Софье в больницу поедешь?
– Сегодня, когда с работы вырвусь, – ответила девушка. – А в чем дело?
– Мы хотим, чтобы ты у нее снова кое-что выяснила. А еще лучше, если ты скажешь, как ей звонить.
Арина продиктовала Ромке номер телефона своей подруги, он тут же перезвонил художнице и, немного стесняясь, сказал:
– Здравствуйте, Софья. Я – Рома, должно быть, Арина вам обо мне рассказывала.
Он ожидал услышать больной, еле звучащий голос, но художница говорила звонко и приветливо:
– Рома! Конечно, я много слышала о вас с сестрой.
– Очень приятно. А скажите, пожалуйста, вашу подругу Оксану можно назвать элегантной женщиной?
– Конечно, – не колеблясь ответила Софья.
– Тогда вспомните, пожалуйста, ее адрес и ничему не удивляйтесь, – попросил Ромка.
– Но она в Америке! – воскликнула художница.
– А нам нужен ее московский адрес. А зачем, мы вам потом объясним.
Наверное, Арина и в самом деле ей много чего рассказала о Ромке, поэтому Софья не стала его ни о чем расспрашивать.
– Ну что ж, записывай.
– Я запомню, говорите.
Оксана Ермаченко жила в районе станции метро «Отрадное».
– Давай съездим туда прямо сейчас, – загорелся Ромка. – Надо ковать железо, пока горячо. И как мы раньше этого не сделали? Все из-за тебя!
Номера домов на улице Декабристов шли непонятно как, и высоченную шестнадцатиэтажную башню они отыскали с трудом, опросив кучу прохожих. Квартира Оксаны находилась на первом этаже. Вслед за какими-то молодыми людьми брат с сестрой вошли в подъезд, Ромка позвонил в четвертую квартиру, но никто им не открыл. Лешка и не рассчитывала на это, Ромкина версия ей снова показалась несостоятельной. Она собралась уходить, но ее брат, покрутив головой, позвонил в квартиру напротив. Оттуда выглянула молодая женщина.
– Вам кого?
– Вы не знаете, где Оксана? – спросил Ромка. – Нам поручили ей кое-что передать, а дверь почему-то никто не открывает.
– Оксаны здесь сейчас нет, она в Америке, – с удивлением взглянув на подростков, ответила женщина.
– И давно?
– С осени.
– Извините, но нам сказали, что она приехала.
– Насколько я знаю, раньше, чем через полгода, она не вернется. – Соседка поторопилась захлопнуть дверь, так как в глубине квартиры послышался детский плач.
Ромка горько вздохнул:
– Неужели я, больной и хромой, зря сюда тащился? А пойдем, Лешка, заглянем в ее окно.
Первый этаж дома скрывался за густыми зарослями кустарников и высокими деревьями, и поэтому можно было спокойно приблизиться к окнам, оставаясь незамеченными с улицы. Правда, все они были защищены железными решетками, но Ромка и не собирался проникать внутрь, он только хотел посмотреть, что делается в квартире.
С трудом взобравшись на ветвистое дерево, Ромка заглянул в окно.
– Лешка, там стоит мольберт! – громко прошептал он, неуклюже спрыгнув на землю и вновь хватаясь за коленку.
– Ну и что? Она же художница. Не везти же ей его с собой в Нью-Йорк? Сама уехала, а мольберт дома остался, – спокойно сказала сестра.
– Да, ты права, но что-то тут не так. Во! Письма! Давай вернемся.
Подождав очередных жильцов, открывших дверь подъезда, они подошли к почтовым ящикам, и Ромка указал на четвертый.
– Видишь, белеется? Достань, у тебя рука тоньше. Интересно, кто ей пишет, если она здесь не живет.
Лешка, изловчившись, аккуратно вытянула бумажку из почтового ящика. Это была обычная рекламная листовка, предлагающая установку межкомнатных дверей и шкафов-купе.
