И сразу вспоминался школьный жуир и красавчик Женька — с его безвкусием и полным непониманием красоты. Стройный, кучерявый, он и телосложением напоминал Аполлона. Тоже ведь не искал, не копался! Да и зачем такому копаться? Девчонки сами прибегали и набрасывались со всех сторон. За что и почему валили иным пентюхам такие подарки, было неясно. Должно быть, еще одна ошибка природы, поскольку Женька своей внешности, конечно, не заслуживал. Потому что прогибался перед Сэмом, потому что не ввязывался в серьезные потасовки, потому что был, наконец, полным дебилом. Принцип — не иметь принципов — это было как раз про него. Соответственно, и дружил мосье Евгений с макаками вроде Гоши и Кокера. Но все равно был при этом симпатягой, чего уж там! Серега уже сейчас знал, что красавчик Женька без хлопот поступит, куда захочет. ЕГЭ там или не ЕГЭ, а сработает нормальный человеческий фактор. Придет в первый же вуз, выберет экзаменаторшу помоложе, улыбнется, и дело сделано. То есть симпатичных парней Серега перевидал за свою жизнь немало (он и себя временами считал симпатичным), но в случае с Женькой гротеск получался полным. Злые продавщицы, стоило Женьке войти в магазин, начинали приплясывать за прилавками, норовя подсунуть что получше да посвежее, старушки уступали красавчику место в транспорте, девки — те вовсе борзели, приставая прямо на улице и в метро. Даже злобная Аврора Георгиевна питала к Женечке слабость, не распекала, как прочих и, кажется, ни разу еще не ударила указкой. Великая сила — красота! Серега был уверен, что будущие Женькины супруги тоже никогда не поднимут на мужа руку. Хотя причины и поводы, наверняка, будут…
Словом, склеить Лидочку такому красавцу было бы парой пустяков, и, может, даже хорошо, что Женьки поблизости не было. Конкурентов вроде него следовало держать на дистанции. Примерно, в километр-полтора. И все же главного своего конкурента Серега бездарно проморгал и проквакал.
День клонился к вечеру и за окнами начинало смеркаться, когда Лидочка сама подошла к Сергею. Робко и как-то настороженно. Ясен пень, сердце у паренька забилось по-воробьиному. Но поинтересовалась Лидочка не погодой, не цветом Серегиных волос, а тем, кто же это приходил к нему днем. При этом смотрела она куда-то вбок и пальцами нервно теребила пуговку халата.
— А что? — глуповато переспросил Серега, хотя можно было и не спрашивать. Все было понятно, хотя принять это «понятное» мозг решительно отказывался.
Лидочка же продолжала что-то щебетать, и половину ее щебета Серега откровенно не улавливал. Должно быть, от полного расстройства. Уловил только слово: «интересный» и чуть не выпал в осадок. Поскольку слоноподобный увалень, стриженный под ноль, с приплюснутыми ушками и маленькими глазками, в самом деле показался Лидочке интересным! Это не укладывалось ни в какие рамки и расшатывало последние Серегины устои. Сейчас он даже усомнился в том, что красавчик Женька, оказавшись в больнице, сумел бы завоевать расположение Лидочки.
Короче, день получился набекрень, а жизнь в очередной раз дала трещину-затрещину. Вечером Серега даже не стал смотреть телевизор, а Жюля Верна, уже почти дочитанного, решительно отодвинул в сторону. Хорошо было бы поболтать с кем-нибудь из близких, но таковых в наличии не наблюдалось. Не было даже хомячки Соньки. Обычно, позволяя пушистому созданию бегать по рукам и груди, Серега быстро успокаивался. Короткохвостая и рыженькая, Сонька была по-настоящему симпатичным зверьком. Потешно умывалась, легко засыпала на руках и никогда не кусалась. Но главное, в отличие от Сереги, Сонька не ведала печали и сомнений, не забивала голову чепухой. Жила пусть несколько суетливо, зато бодро и весело. Если встречалось препятствие, она его преодолевала, если попадалось на дороге что-нибудь съестное, тут же набивала защечные мешки, раздуваясь порой до жутких размеров. Как с такими щеками хомяки пролазят в какие-то там норы, было совершенно неясно. Впрочем, Соньку такой пустяк совершенно не смущал. Сон, еда и вечное движение! — таков был ее девиз. Все прочее крохотному существу представлялось скучным и обременительным. А потому, решив последовать примеру питомца, Серега проглотил последние из положенных таблеток и лег спать пораньше.
Засыпая, он подвел невеселый итог: в мире все было сбалансировано, Гера уравновешивал Антона, Аврора Георгиевна — слабохарактерную Клавдию. А еще — если кто-то в Серегину жизнь приходил, кому-то поневоле приходилось исчезать. Жесткая формула работала безотказно. Ушел отец, появился отчим. И далее происходило то же самое. С кем судьба свела его в последние дни? Да сразу с двумя: с Евой и Стасом. Впору было бы радоваться, но жизнь и тут внесла коррективы. С обреченностью Нострадамуса Серега точно знал, что никогда уже ему не любить предательницу Анжелку, никогда более не гладить восхитительную косу Лидочки.
* * *
Турунды, наконец, вынули, и с самого утра нос задышал и засопел! Пусть чересчур громко, с чайниковым присвистом, но Серега был в полном восторге.
И этим же днем Антоша приволок распечатанный на принтере список. Серега давно заметил: у друга была прямо-таки мания к всевозможным таблицам, записям и подсчетам. Бухгалтерская душа! Сам он, правда, тоже любил попланировать, но его планы дальше коротеньких столбиков обычно не простирались. Сказать по правде, они и в жизни никуда не простирались. Обычно мечталось об одном, исполнялось другое, а столбики с аккуратно прописанным перечнем дел сминались в ком и выбрасывались куда подальше…
— Тарасик за нас, — докладывал Антон, заглядывая в свой список. — Однозначно. Сам подошел и сказал, что они козлы, а мы красавцы.
— Так и сказал?
— Ну, примерно… Ты же знаешь его. Сказал, что если бы он с рукой к врачам не побежал, тоже голосовал бы за Маргошу.
— Если бы он руку не поранил, он бы за Анжелкой на остров схилял. Помню я, как он за ней потянулся. Все пошли, и он пошел.
— Главное, что не дошел.
— В общем, да… — вынужден был признать Сергей.
— Они же все, как контуженные, были. Островом их поманили — выпивоном, бисквитом, — и аллее. На халявку-то все падки.
— Зато теперь в себя приходить начинают.
— Это точно, — Антон хохотнул. — Следом за Тарасом Светка Полетаева перекинулась. Рассказала, между прочим, что ничего хорошего на острове не было. Шашлыки — так себе были, пиво опять же… Пиво-то она, ясное дело, не любит. А коробку с бисквитами парни Краба, пока везли на остров, в воду окунули.
— Как это?
— Да очень просто. Они же пока всех ждали, поддать успели, ну и хорохорились, понятно, — ножики в деревья втыкали, топоры метали. В общем, довтыкались — пробили, олухи, днище катера, чуть не потонули на пути к острову. Так что все, на фиг, вымокло.
— И пиво? — хмыкнул Серега.
— Да нет, пиву-то что сделается, — оно ведь в банках, а вот бисквиту капут пришел.
— Из-за бисквита, значит, обиделась? Светка-то?
— Не только! Еще к ней Гоша приставал. Он там больше других упился. Они с Цыпой, типа, соревнование устроили — кто больше выпьет. Цыпа вырубился, а Гоша нет. Зато вконец одурел. Ну и бегал за Светкой, обнимать пытался. Если бы Женька, она бы не возражала, а тут Гошик — с его-то лошадиной мордой! Да еще пьяный в оспу. Жвачку ей в волосы сунул, выстригать пришлось. Понятно, Светке не понравилось, — Антон снова заглянул в свой список. — Ну, и Верка Дружинина спрашивала про твое здоровье. С намеком так спрашивала, типа, сочувствие выражала.
В это Серега легко верил. Верка давно ему сочувствовала — почти так же, как сам он сочувствовал Анжелке. Но будучи девочкой деликатной, сочувствовала на дистанции. Даже списывать не давала. И на фиг, спрашивается, такое сочувствие?
— Люська Веригина, — продолжал Антон, — ни рыба ни мясо. Староста, ясное дело. Боится каждого столба. Ей — что Аврора, что Сэм — одинаково страшно. Но пару книксенов тоже сделала. По-моему, это знак!
— Какой еще знак?
— Существенный, какой же еще? Флюгер — он ведь тоже не ради красоты на крыши приколачивается. А Люська и есть этот самый флюгер. Куда ветерок дохнет, туда и она разворачивается.
— Ясно, — Серега кивнул.
— Ну вот… Рома и Толя — эти, конечно, левые, им что Сэм, что Марго в томате, все по барабану. А Танька с Викой с самого начала нашу сторону держали. Их же на остров не прихватили, вот и заняли принципиальную позицию. Про аллергию свою не поминают.
— А Игорь Линьков?
— Новенький-то? Да он пока в стороне. Не правый и не левый.
— Глаз-то свой больше не достает?
— Да не-е, больше не рискует. Кстати! Вадик Савельев втихаря подкатывал.
— А этому ботанику что надо?
— Ничего. Признался, что впервые в жизни курить пришлось. Его Кокер на острове силой заставил. Ну и попробовал, дурачок такой.
— Не понравилось?
