Славный корабль "Бур" шел со скоростью десять узлов по все еще неспокойному морю, под моросящим мелким дождем.
Но и дождь не мог прогнать лейтенанта Порьона с палубы…
Было еще не очень поздно, но уже стемнело: черные тучи затянули горизонт.
"Бур" совершал обычный спокойный рейс.
* * *
Из каюты экипажа вынырнула тень.
Тихо, осторожно, как кошка, она скользнула в сторону. Следом еще одна, потом еще… Сколько же их?
Ни единого скрипа, ни шороха; тени рассыпались в разные стороны, стараясь держаться так, чтобы их не заметили с мостика.
* * *
Бывают же такие совпадения…
Именно в этот момент Тревье принял по радио сообщение и бросился к капитану Памье.
Тот даже вздрогнул, когда его подчиненный стремительно влетел в рубку.
Капитан, это не совсем ответ на наш запрос, — возбужденно заговорил радист, — но теперь и так все ясно, прочтите сами!
Капитан взял листок с сообщением, которое Тревье перевел для него с языка азбуки Морзе:
"ВСЕМ КОРАБЛЯМ ВСЕМ САМОЛЕТАМ НАХОДЯЩИМСЯ В ДАННОМ РАЙОНЕ ВСЕМ АЭРОДРОМАМ ТЧК ТУРИСТСКИЙ ОДНОМОТОРНЫЙ АППАРАТ "МОНЬЕ-СОРАН" ТИПА "СТРИНГЕР" СИНЕ-БЕЛЫЙ УГНАН СЕГОДНЯ ДНЕМ ИЗ АЭРОКЛУБА МАССИЛИИ ТЧК ВИДЕВШИМ СРОЧНО СООБЩИТЬ ТЧК КОНЕЦ".
Памье перечел радиограмму еще раз, помедленнее.
Сомнений нет, Тревье, — сказал он. — Это был именно сине-белый "монье-соран". Значит, наши пассажиры его угнали? Ну что же, недалеко они улетели!
Наверное, управлять толком не умеют! Но зачем он им понадобился?
Я не удивлюсь, Тревье, если окажется, что У них совесть нечиста и они хотели перебраться в Испанию тайком, минуя таможню…
* * *
На борту "Бура" словно бы ничего не изменилось.
С тех пор как таинственные тени покинули кубрик на полубаке, прошло минут десять.
Ни сигнальщик, ни рулевой ничего не заметили со своих постов.
И потому, когда на голову рулевого обрушился мощный удар, а второй матрос вздрогнул от шороха за спиной, ни один, ни другой не успели оказать сопротивление или хотя бы забить тревогу.
Они упали почти одновременно, рядом. И.у обоих на лицах застыло недоумение: за что с ними так обошлись? Это было последнее, о чем они подумали.
"Бур" резко накренился.
Тревье покачнулся, задев капитана локтем.
Вы что это, Тревье? — недовольно буркнул Памье.
С рулевым, наверное, что-то приключилось, — отозвался радист.
Не нравится мне это… Совсем не нравится! — проворчал капитан, вставая. — Да еще Порьон куда-то провалился. Он давно должен быть здесь!
И тут дверь рубки резко распахнулась…
* * *
Мишель в это время спокойно дремал. Когда корабль качнуло, мальчик в испуге вскочил, но тут же со стоном повалился на постель, ударившись лбом о перекладину верхней койки.
Машинально ощупав голову, он обнаружил, что на лбу выросла огромная шишка.
"Ну, я и идиот! — разозлился Мишель. — Второй "фонарь" за день!"
Хотя мальчик уже проснулся, соображал он туго. Как будто от удара все мысли вдруг вышибло из головы и они разлетелись в разные стороны, словно бильярдные шары.
Сердце у него колотилось, дышать было тяжело. Он заворочался, стараясь пристроить голову так, чтобы больное место не касалось подушки.
Даниель спокойно похрапывал на верхней койке. Мишель закрыл глаза, в который раз обругав себя за то, что так глупо потерял таблетку.
И тут где-то совсем рядом грохнул выстрел. По крайней мере Мишелю показалось, что это был именно выстрел.
От удивления он окончательно проснулся… и чуть было снова не шарахнулся лбом о перекладину!
Что происходит? — прошептал он в тревоге, прислушиваясь.
Определить, сколько времени прошло между тем, как корабль накренился, и выстрелом, мальчик не мог.
Где-то над головой, кажется, в рубке, раздались быстрые тяжелые шаги. Они гулко стучали по металлической обшивке: бом, бом, бом…
Потом снова наступила тишина.
Даниель! — вполголоса позвал Мишель. — Даниель, ты слышишь?
Но тот не отвечал.
"Конечно, спит себе и видит чудесный сон! А все кошмары — на мою долю!"
Снова какой-то неясный шум… Мишель не понял, что это было. Может, смена вахты на капитанском мостике?
"Но тогда бы колокол пробил. А если не вахта, то что же?"
Устав от напряженных размышлений, Мишель решил, что ему просто послышалось. Если бы кто-то действительно выстрелил, на судне начался бы переполох; а сейчас до мальчика доносились лишь размеренный шум машины да успокаивающий перестук гребного винта.
Судя по всему, жизнь на борту "Бура" шла своим порядком.
Но, несмотря на кажущийся покой, заснуть Мишелю не удавалось.
Он лежал без сна, взволнованный, раздраженный, к тому же ужасно мешала шишка, в которой при каждом ударе сердца пульсировала боль.
Мальчик ворочался с боку на бок, не в силах успокоиться. Он вспомнил Онорину, свою няню, вечно мучившуюся от бессонницы.
"Когда ей не спится, Онорина выходит на улицу проветриться, — подумал он. — Может, и мне поступить так же?"
Честно говоря, ему хотелось не столько нагулять сон, сколько выяснить, что за шум он слышал.
"На капитанском мостике обязательно кто-то есть, не капитан, так первый помощник… он все мне объяснит… А когда я узнаю, что произошло, то и тревожиться перестану!"
Однако осуществить свое решение ему удалось не без труда.
Наконец, морщась от боли, Мишель выбрался из кровати, вышел за дверь, тщетно попытался нащупать выключатель и, махнув рукой, двинулся вперед по темному коридору.
Он шел очень медленно, пытаясь отогнать тревожные мысли.
Ни с того ни с сего мальчик вдруг вспомнил слова капитана.
"Так, сейчас чуть больше десяти… Капитан
Памье говорил, что часов через пять мы будем на траверзе Балеарских островов… А было тогда около пяти… Значит, как раз подошли".
И Мишель представил себе архипелаг — где-то там, по правому борту, к западу от курса корабля.
Мишель находился уже рядом с галереей, куда выходила основная лестница, по которой можно было подняться на капитанский мостик.
Внезапно мальчик вздрогнул и застыл на месте. Он услышал странные шаги — на удивление медленные и тяжелые, они громыхали по железным ступеням лестницы.
Мишель потому и остановился, что звук был очень уж непривычный. Никто из экипажа не мог спускаться так медленно и тяжело, разве что шел раненый или человек с увесистой ношей.
"Что это значит? Кто-то ранен или заболел?"
Первой реакцией мальчика было броситься на помощь. Но не успел он сделать и шага, как кто-то промчался мимо него, совсем близко. Мишель снова замер.
Позже он не раз удивлялся — и радовался, — что в этот момент инстинкт самосохранения заставил его буквально вжаться в стену. Но мальчик успел разглядеть бегущего. Это был смуглый брюнет; в руках он держал какой-то красный ящичек.
— Pronto, pronto![4] — крикнул он на бегу.
Мишель удивился: что делает тут спасенный пассажир? И с какой стати он поторапливает кого-то— вероятно, того, кто так тяжело спускается с лестницы, — по-испански?..
"Может быть, это как-то связано с выстрелом? — спрашивал себя Мишель. Сердце его бешено колотилось. — Кого он может торопить, как не своего приятеля?"
Мучиться вопросами мальчику пришлось недолго. Вскоре показался второй пассажир; на плече, словно куль с мукой, он тащил безжизненное тело в матросской форме!
Мишель испугался, что его заметят, но ноша заслоняла испанцу обзор. Да он и не пытался осмотреться — видно, чувствовал себя вполне уверенно. Быстро, насколько позволял груз, он зашагал к баку.
Мишель хотел проследить за ним, но тут на лестнице снова раздались шаги. Мальчик быстро огляделся — где бы спрятаться? — и, обнаружив открытую дверь, нырнул внутрь. Он оказался в закутке, где хранились канаты. Мишель осторожно выглянул наружу…
Вскоре показался второй пассажир, тот самый, что кричал "pronto!". Он тоже нес на плече матроса, не подававшего признаков жизни.
Мишель в растерянности прислонился к стенке. Мысли у него путались.
На судне происходило что-то необычное. В этом сомнений не было. Рулевая рубка — вотчина капитана, мозг корабля — стала ареной невероятных событий.
Естественно, первым желанием Мишеля было немедленно кого-то предупредить: капитана Памье, лейтенанта Порьона или Тревье… если еще не поздно!
Мальчика особенно тревожило то, что на судне по-прежнему царило абсолютное спокойствие. Происходят такие ужасные вещи, а вокруг — полная тишина!
Кроме того, действовать Мишелю мешал недостаток информации. Он уже понял, что двое испанцев, поднявшись в рубку, каким-то образом оглушили рулевого и сигнальщика, причем так, что никто ничего не заметил. "Но где же еще двое? — спрашивал себя Мишель. — Где белокурый пилот и третий испанец?"
