Муи он писал брату:
«Устье реки Муи, 6.IV.1866 г.
Ну, Саша, пишу тебе с устья Муи. Треть дороги уже сделана,
теперь осталось всего каких-нибудь сто верст, правда через очень
скверный хребет, и мы будем в таких местах, которые находятся в
удобном сообщении с забайкальскими приисками, а на этих
приисках бывал едущий с нами господин из Читы. Следовательно,
теперь я уже не теряю надежды быть в Чите. Шли сносно, скучно
иногда — нет ни обнажений, ничего интересного, тайга, знай только
глаза оберегай.
Сидя в Иркутске, трудно вам даже составить себе понятие о
таежных удовольствиях. Здесь, на Муе, такие несметные силы
комаров, что до сумасшествия (временного, утешься) можно дойти, и
тебя 30 раз вспомнишь с твоими проклятиями лету. Жара более
22 градусов, дымокур в палатке, следовательно угар — мерзость
порядочная. Два дня ничего не в состоянии был сделать, подумать не
в силах, в жаре среди мошки дураком валяешься, весь мокрый;
ждем не дождемся второй половины августа. Как все это
благодетельно должно действовать на мозговую деятельность. Пять-шесть
лет так провести —- хорошо отупеешь».
* * *
Когда через несколько дней караван двинулся в путь, встретили
на Муе первых людей. Это были восемь якутских семейств —
первые поселенцы на Муе, переселившиеся сюда три года назад с
верховьев реки Куянды. Жили они в юртах. Неожиданностью было
увидеть тут поле ячменя, засеянного якутами. У них было десять
коров и пять лошадей.
На южной стороне долины высился горный хребет. Кропоткин
назвал его Южно-Муйским. Экспедиции предстояло пересечь
широкую долину Муи и переправиться через этот хребет, за которым
лежала тоже совсем неведомая страна, на картах обозначенная
белым пятном. Берестяная карта, которой руководствовался
Кропоткин, ограничивалась Северо-Муйским хребтом. Теперь уже
приходилось итти без всякой карты.
31 июля караван Кропоткина подошел к Южно-Муйскому
горному хребту. Каждый раз, когда приходилось подниматься на
высокогорные перевалы, казалось, что они опять попадут в
непролазную, суровую тайгу или в тундру среди гранитных гольцов. Но
здесь, на Южно-Муйском хребте, природа была несравненно
ласковей.
И все же подъем был нелегкий, и чем выше в горы забирался
караван, тем становилось труднее.
«Помнится мне, — писал Кропоткин, — как, измученные
подъемом, ждя лошадей в поводу среди кустарникового березняка и
кедрового стланца, мы с трудом поднялись на вершину и бросились
отдохнуть в мягкую подушку мохового покрова. Но вид, который
представился моему взору, заставил забыть всю усталость и тотчас
же взяться за карандаш. Внизу, под нами, шла узкая падь горного
ручья Давакита, а далее расстилалась широкая, верст на 20 или 30,
долина реки Муи, которую мы только что пересекли. Светлая
зелень болотистых лугов в долине перемежалась с темной зеленью
сосновых боров. Среди лугов там и сям мелькали блестящие
поверхности небольших озер. Вдали, почти на самом горизонте,
поднимались резко очерченные цепи гор Северо-Муйского хребта».
Кропоткин не расставался с походным альбомом и постоянно
делал в нем зарисовки, иногда на ходу быстрыми штрихами, а
когда было время, то создавал неплохие рисунки. Так он готовил
иллюстрации к своим научным отчетам. Впоследствии, в
Петербурге, когда печатались отчеты Кропоткина о путешествиях, по его
рисункам были сделаны гравюры.
С вершины Южно-Муйского хребта раскрывалась
величественная картина долины реки Муи. Кропоткин, любуясь красотой
окружающей природы, с волнением думал о том, что ждет их впереди
к югу, за Южно-Муйским хребтом.
Там оказалось обширное плоскогорье с невысокими холмами,
расположенными в верховьях Витима. Это плоскогорье Кропоткин
назвал Витимским. Его высота в самых нижних долинах оказалась
около тысячи метров.
На почти ровном Витимском плоскогорье виднелись темные
полосы лесов. Но эти леса были разнообразнее и богаче, чем в
долинах и падях Северо-Муйского хребта, где была одна лиственница
и только изредка попадались ель и сосна. На склонах
Южно-Муйского хребта росли лиственница, кедр, ель, сосна, пихта, береза,
тополь и ивы разных пород. За перевалом, на севере, тайга почти
безжизненна, а здесь, в лесной чаще, мелькали темные олени,
косули, лоси, встречались волки и медведи.
Наблюдая расположение горных хребтов, окаймляющих Витим-
ское плоскогорье, а также и других горных хребтов
северо-восточной Азии, Кропоткин все более и более убеждался в ошибочности
прежних представлений большинства географов о строении гор
Восточной Азии.
Размышления об истории образования этих гор и
возвышенностей не давали покоя молодому исследователю. Во время этой
экспедиции его предположения сложились уже в стройную теорию. Он
предполагал, что горные хребты северо-восточной Азии
расположены вокруг грандиозного плоскогорья, которое тянется с юго-запада,
от Памира, на северо-восток — к Берингову проливу.
* * *
Уже два месяца экспедиция находилась в пути, но все еще
конец пути был далеко.
С Южно-Муйского хребта предстояло спуститься на Витимское
плоскогорье, пересечь его, подняться на Яблоновый хребет и
оттуда спуститься в долину реки Читы. Но этот дальний путь по неиз-
вестной стране, который потребовал еще целого месяца, теперь
никого уже не смущал. По сравнению с пережитым ранее теперь
путешествие казалось нетрудным. Всем было ясно, что караваи
дойдет до цели, что бы ни случилось. Непролазная тайга и
трудные теснины падей остались позади. Теперь попадались большие
пространства топей и болот, но их можно было обходить. Лошади
подкормились и окрепли за неделю пребывания на Муе. Хуже
приходилось людям. Уже два месяца все питались только ржаными
сухарями да сушеным мясом, которые запивали чаем. Все
остальное продовольствие кончилось. Скоро пришлось сократить и
порцию сухарей.
Когда спустились с гор на Витимское нагорье, леса и рощи
стали перемежаться обширными лугами и сочной травой. Чем дальше
караван двигался на юг, тем меньше становилось лесов, пейзаж
стал принимать степной характер. И по мере продвижения к югу
степи становились суше. Климат стал мягче, на открытых местах
ветер отгонял комаров и мошек, на ночлегах люди хорошо
отдыхали.
В лугах и степях было свое животное и птичье население.
Тарбаганы, пищухи, полевки тысячами бегали в траве, а над ними
носились в воздухе соколы, орлы, сычи, нападавшие сверху стрелой
на свою добычу.
5 августа караван Кропоткина достиг реки Бомбуйко. Согласно
общему направлению на юг, Кропоткин пошел вверх по берегу этой
реки. Еще полмесяца пришлось итти по ненаселенным местам, и
19 августа экспедиция достигла золотого прииска Задорный в
Баргузинском округе. Караван впервые достиг жилых мест, где
мог возобновить запасы и люди могли хорошо отдохнуть.
Дальше путь шел уже по торной дороге, проложенной от Читы на
прииск.
Через три дня караван был на втором прииске — Серафимов-
ском.
30 августа подошли к верховьям Витима в том месте, где в него
впадает река Холоя.
Здесь переправились через Витим.
Еще через неделю ночевали на берегу большого Телембинского
озера и подошли к предгорьям Яблонового хребта,
представляющего южную окраину Витимского нагорья.
Перевалив через него по разработанной дороге, караван
спустился с Витимского нагорья и раскинул свой лагерь на берегу
реки Читы.
В ЧИТЕ
Под веселый мерный перезвон колокольчиков 8 октября караван
Кропоткина входил в город Читу.
Горожане высыпали на улицу смотреть на это необычное
зрелище. А когда узнавали, что караван прошел по дикой, нехоженой
тайге, горам и у!дельям тысячу двести километров, удивлению и
восхищению не было конца. Тысяча двести километров — это
расстояние по прямой по меридиану от Ленских приисков до Читы,
но в действительности проделанный караваном путь был намного
длиннее: сколько приходилось делать обходов, спусков и подъемов!
Кто бы узнал сейчас среди загорелых, закаленных
