валом. Попасть в такой паводок значило погибнуть.
Дождь лил несколько дней подряд. Но Кропоткин не
останавливал своего каравана: длительные задержки в пути могли истощить
запасы продовольствия. Нельзя было останавливаться и потому,
что у людей могла ослабеть воля и экспедиция не добралась бы до
Читы.
В один из таких дождливых дней караван спустился, как
всегда, на дно пади и заночевал на берегу небольшой таежной
речушки, на большой песчаной отмели. Кропоткин предусмотрительно
поставил палатки под яром, на береговом откосе, где было хоть и не
совсем удобно, но зато метра на два выше отмели и менее опасно.
Не успели путешественники уснуть, как вдруг раздались
страшные крики. Это кричали люди, разбуженные гулом реки. С
бешеным ревом неслась по дну пади вода. Плыли вырванные с корнем
огромные лиственницы, кусты, масса бурелома и сушняка. Со
склонов с шумом валились каменные осыпи.
Спутники Кропоткина в панике метались и кричали. Он
выскочил из палатки и в полной тьме сразу попал по колено в воду.
Проводники-эвенки и конюхи-казаки в растерянности ничего не
предпринимали. На счастье, палатки на косогоре были пока еще
выше воды. Кропоткин приказал немедленно перетаскивать
провиант и палатки наверх, на вершину яра, и бросился первый
спасать продовольствие. Это было очень трудно: ноги вязли в
глинистом грунте, тяжелые вьюки с сухарями и крупой уже намокли,
ремни выскальзывали из рук. Люди падали, выбивались из сил, но
все-таки в течение нескольких часов все вещи перетащили на
высокий яр. На рассвете с высокой площадки было видно, что откос,
где экспедиция ночевала, уже залит водой.
Река «играла», как говорят сибиряки. Вода прибывала, река ре-
вела и неслась с сокрушающим бешенством. Если бы Кропоткин
не заставил всех работать, то река унесла бы весь багаж, может
быть и лошадей; могли бы погибнуть и люди.
В таежных реках и глубоких падях Восточной Сибири такие
явления нередко бывают после долгих, и обильных дождей. Реки
эти начинаются в тундровых болотах на гольцах и плоских местах,
заросших ягелем. Есть места, где ягель расстилается на десятки
километров и впитывает в себя огромное количество воды, так что
образуются настоящие, большие, невидимые озера. Огромные
пласты ягеля задерживают воду этих озер, образуя как бы плотину
или берега. И вот к концу мая, когда к усиленному таянию снегов
прибавляется еще вода от сильных и долгих дождей, эти озера
переполняются, прорывают берега, и вся масса воды срывается в
таежные пади.
Реки вздуваются, вода в них поднимается валом; она то
образует на своем пути запруды, то срывает их, несясь вниз бешеным
огромным паводком.
Кропоткин объявил дневку. Провозившись до позднего вечера с
припасами, караван спокойно переночевал на своем яру еще одну
ночь, пока река не унялась, пока на дне пади вместо грозного
потока не остался снова небольшой ручеек, мирно журчащий между
камнями.
ЧЕРЕЗ ГОРНЫЕ ХРЕБТЫ
15 июля экспедиция Кропоткина переправилась через Витим.
Южнее Витима по гребням гор и в падях уже не оказалось ни
каких звериных и охотничьих троп. Звери стали попадаться редко,
а потом и совсем исчезли. Людей не встречали вовсе. На гольцах
кое-где торчали лиственницы. На плоских и сырых местах
между гольпами виднелись сплошные заросли ягелей, или оленьих
мхов.
Кропоткину ничего не оставалось, как итти по самому гребню
гор, покрытых гранитными россыпями, между которыми пестрели
большие желтые поляны ягелей.
Чем дальше шли, тем становилось все глуше и глуше. А
подъемы и спуски становились всё труднее. Истощались лошади,
утомлялись люди. Этот трудный переход по гольцам и тайге, с
бесчисленными подъемами и спусками, с теснинами в падях, которые
казались непроходимыми, с частыми невольными купаньями при
переправе через ледяные потоки, отнял у всех столько сил, что
невольно закрадывалась мрачная мысль, как бы не погибнуть
Большие надежды возлагались на лошадей. Надо было во что бы
то ни стало сохранять их силы. И чем дальше шли, тем более
заботы проявляли люди к своим лошадям, берегли их, ухаживали за
ними, старались поосторожнее провести в трудных местах. И все-
таки, несмотря на все заботы, караван потерял десять лошадей. Но
сорок оставались целыми и невредимыми.
Нельзя не отметить предусмотрительности Кропоткина. Он
запасся большим количеством ржаных сухарей, и каждый раз, когда
лошади совсем отказывались итти, их подкармливали сухарями
они оживали и двигались дальше. Вряд ли удалось бы преодолеть
без жертв трудный переход от реки Витима до Муи, если бы не
было такого запаса ржаных сухарей. Караван прошел этот участок
маршрута за восемь дней, двигаясь по речкам; они пересекли
горную страну, которая представляла два тесно связанных
между собой хребта. Оба хребта имели множество разветвлений и
отрогов.
Караван шел по лабиринту падей, то поднимаясь на гольцы, то
спускаясь в пади, старательно соблюдая все время общее
направление маршрута на юг.
Спустившись в одну из таежных падей, караван попал в ущелье,
которое с первого взгляда показалось совсем непроходимым. По не
му несся бурный горный поток, а русло было завалено огромными
каменными глыбами. Приходилось то карабкаться среди
непролазной чащи по берегу потока, то влезать в него по колено и глубже
Люди выбились из сил, и казалось, что им никогда не выбраться
из этой дикой и темной горной щели. Они шли уже два дня
подряд, еле-еле двигаясь в жуткой таежной теснине, которой, казалось,
не было конца. То и дело люди останавливались, чтобы подкормить
лошадей и самим передохнуть. Вдруг, на третий день, уже к
закату солнца, впереди показался широкий просвет. Там, на
отдаленном горном склоне, на солнце ярко зеленел лес. Еще несколько
усилий, и караван выбрался в широкую долину. Всех охватила радость:
наконец-то вырвались из гиблых, мрачных мест!
Шли молча, только переглядывались друг с другом, гладили
лошадей, улыбались. Измученные люди готовы были прыгать, как
мальчишки, если бы их ноги не подкашивались от усталости.
Долину окаймляли леса всех оттенков — от темных сосен и
кедров до белых березовых рощ. Сочный и яркий, пестрый луг ковром
расстилался вокруг. Ноги тонули уже не в топи болот, а в мягкой
зелени. На пройденных гольцах была мертвая полярная тундра, в
падях — непролазная тайга из темных лиственниц. А здесь, в
широкой просторной долине реки Муи, пестрели веселые, яркие лесные
поляны, покрытые крупными цветами — голубыми, белыми,
красными. Встречались большие поляны незабудок, издали казавшиеся
озерами.
И леса были совсем иные. После мрачного безмолвия
экспедиция попала в леса, полные жизни. Тут во множестве водились
непуганые звери. Птицы оглашали воздух пеньем и гамом. На
утренней заре они кричали все хором. Для лошадей был тут же, под
ногами, великолепный корм. Все вздохнули свободно — опасности и
трудности были теперь позади. Расчет Кропоткина оправдался
вполне. Истощенные лошади могли откормиться, отдохнуть и
набраться новых сил.
Теперь главной заботой Кропоткина было восстановить силы
людей и лошадей. И он объявил, что здесь они станут лагерем на
несколько дней.
Между реками Витимом и Муей караван пересек два больших
горных хребта с бесчисленным количеством горных отрогов. По
именам рек первый хребет Кропоткин назвал Делюн-Уранским, а
второй — Северо-Муйским. Долина Муи казалась
путешественникам после всего пережитого земным раем. Особенно радовался
Поляков; он усердно охотился и набрал большую зоологическую
коллекцию. В ней были и птицы и звери.
Однако здесь, как повсюду в Восточной Сибири, прелести «рая»
отравлял гнус. Комары и мошки немилосердно жалили, и для
спасения от них приходилось днем и ночью жечь костры. Только в
дыму можно было спастись и людям и лошадям от гнуса.
Сам Кропоткин отдохнул быстро, и скоро его начала тяготить
вынужденная остановка. На третий день после прихода в долину
