– Мы с тобой идём и нахально заглядываем в чужие окна, – говорит папа. – Заметила, что здесь всё не так, как в Юнибаккене?
Да уж, куда этим домам до Юнибаккена!
«А всё-таки у них красиво», – думает Мадикен. Не везде, конечно, но кое-где хорошо. Пускай там довольно бедно и тесно, и маловато вещей, и детям негде как следует поиграть и повозиться, но видно, что к Рождеству все постарались украсить своё жилище. Хотя есть и очень убогие комнатушки.
– Я бы тут не хотела жить! – говорит Мадикен.
– Ещё бы! – говорит папа.
А всё-таки и здесь красиво, когда на улице лежит снег и крыши у домов белые. Папа тоже так думает. Мадикен, кажется, могла бы гулять здесь часами. Наконец-то она почувствовала Рождество! Ей даже не хочется домой: там сидит акушерка, и вообще тоска. Но папа говорит, что пора возвращаться.
– А хорошо жить в Юнибаккене! – сказала Мадикен, когда впереди показался родной красный дом среди заснеженных деревьев, над которыми мерцали звёзды. Все окна ярко освещены, и с улицы кажется, будто это обычный сочельник, точно такой, как все предыдущие.
Из Люгнета тоже льётся свет. А ещё Мадикен замечает какой-то слабенький огонёк на снегу возле калитки. Может быть, Аббе сделал светильник из снега? Что там мерцает в темноте?
– Ты иди домой, – говорит Мадикен папе, – а я скоро приду.
Надо же ей разобраться, что светится на снегу!
А это светится огонёк сигары, которую курит дядя Нильсон. Разлёгшись на снегу, он спокойненько покуривает. Мадикен даже испугалась.
– Почему ты тут лежишь, дядя Нильсон?
Дядя Нильсон вынимает сигару изо рта.
– Да вот, видишь ли, дорогая Мадикен, слухом земля полнится, будто бы кто-то свалился и лежит на снегу. И кажется, это был я.
– Ты болен, дядя Нильсон? – спрашивает его Мадикен.
– Да нет! – отвечает дядя Нильсон. – Пьяный я. Ну не то чтобы уж совсем, но вот подняться не могу, боюсь, как бы не повредить сигару. Поэтому я хочу её сначала выкурить. Но если ты будешь так добра и сбегаешь за моим чучелом, я буду тебе очень признателен. Скажи ей, что мне нужна подмога.
– Бедная тётя Нильсон! – говорит Мадикен сердито.
Но дядю Нильсона это нисколько не смущает. Он лежит как ни в чём не бывало и между затяжками декламирует:
И вот я засыпаю,
Глядя на россыпь
Сияющих звёзд…
– Ладно уж, сбегаю! – говорит Мадикен ещё сердитее, идёт к Нильсонам и приводит тётю Нильсон.
Ну до чего же странный сочельник! Мадикен и Лисабет ложатся спать рано, как в самый обыкновенный будний день.
– Как будто это какой-нибудь вторник в октябре или вообще незнамо что такое! – сказала Мадикен, когда вместо мамы в детскую пришла Альва, чтобы подоткнуть девочкам одеяла и пожелать им спокойной ночи.
А Лисабет даже рассердилась на братика:
– Вот глупый мальчишка! Зачем он нам такой нужен!
– Да уж! И в кого он только уродился такой копуша! – говорит Мадикен.
Девочки засыпают.
А утром, едва проснувшись, они вдруг услышали жалобный плач. Ой, кажется, и правда – кричит ребёночек!
– Братик родился! – завопила Лисабет.
И тут в дверях появляется папа, он улыбается.
– Хотите посмотреть на сестричку? Тогда пойдёмте!
Мадикен и Лисабет от удивления так и разинули рот.
– Вот тебе и братик! – сказала Мадикен, опомнясь от неожиданности. И они бегом помчались в спальню. А там мама сидит на кровати и держит сестричку, и сестричка уже не кричит.
– А почему она кричала? – сразу спросила Лисабет.
– Она хотела, чтобы вы пришли и поздоровались с ней, – отвечает мама. – Она вас дожидается уже несколько часов.
Сестричка оказалась такая прелесть, что просто не описать словами! У неё длинные чёрные волосики и ясные голубые глазки, а когда Мадикен и Лисабет уселись рядом на краю кровати, она очень серьёзно на них посмотрела, как будто всё понимает – и про Юльтомте, и вообще всё на свете.
– Наверное, она думает: «Куда это я попала?» – говорит Лисабет.
Обеим девочкам дали по очереди немного подержать сестрёнку. Когда Мадикен взяла её на руки и почувствовала, какая же она маленькая, у неё даже сердце зашлось, и она подумала: «Как это получается, что едва увидишь такую крошку, как с первого взгляда сразу полюбишь её так сильно?» Ей даже не хотелось отдавать сестрёнку маме.
– Посмотрите, как она похожа на маму! – говорит папа. – В точности её носик! Видите? Это же маленькая Кайса! Потому мы так её и назовём!
Мама гладит Кайсу по чёрненьким волосикам.
– Ну и что, если у тебя, малышка, будет мой нос! Главное – чтобы ты душой была в папу и чтобы у тебя было его сердце. Вот чего я желаю.
Второй день рождественских праздников тоже получился довольно странный. Но хороший. Так решили Мадикен и Лисабет. Они посмотрели, как Кайса кушает, поплясали с Альвой и папой вокруг ёлки, потом посмотрели, как Кайса купается и как она кричит, и спели для Кайсы рождественские песни, и слепили у неё перед окном снежный светильник, чтобы Кайса посмотрела, что это такое. Когда они зажгли свечку, папа поднёс Кайсу к окну.
– Наверное, она ничего красивее ещё не видала в жизни! – говорит Лисабет.
А потом наконец появились сани Юльтомте. Он приехал по дороге, которая идёт из Аппелькюллена. По реке в этот год нельзя было ехать, она ещё не замёрзла.
Разбирать подарки пришлось в спальне. Это тоже странно. А самое странное, что Мадикен не получила в подарок ни одного золотого сердечка! Но она нисколечко не огорчилась, потому что было много всего другого.
– Ты получила какое-нибудь блаженство? – спросила Лисабет, когда все подарки были розданы.
Мадикен подумала. Она получила книжки, и новые лыжи, и бумажных куколок, и настольную игру, и почтовую бумагу, и платьице, и тортик из марципана. Всё это замечательно, но настоящего блаженства среди подарков как будто бы и нет. Однако нельзя же требовать, чтобы каждый год тебе доставалось блаженство! Мадикен и так вполне довольна.
Лисабет тоже сомневалась, можно ли что-нибудь из её подарков считать настоящим блаженством. И вдруг Мадикен с торжеством говорит:
– А как же! И ты получила блаженство, и я тоже! У нас же есть теперь Кайса.
Лисабет засмеялась от радости:
– Верно! У нас же есть Кайса!
Кайса – это такое блаженство, от которого с каждым днём в доме становится всё больше и больше радости! Скоро она уже научилась поднимать головку, потом стала вдруг смеяться, потом вдруг увидела свои ручки и принялась их подолгу разглядывать, как будто это какое-то невиданное чудо. Что бы ни делала Кайса – чудесно и удивительно. Она всегда мила – и когда зевает, и когда кричит. И все её любят.
– Какая же ты у нас сладенькая! – говорит Альва. – Так бы тебя, кажется, и украла!
А Кайса хохочет, словно она понимает, что сказала Альва.
«Какая счастливая Лисабет! – думает Мадикен. – Она может целый день проводить с Кайсой».
А Мадикен опять ходит в школу. Чтобы побыть с Кайсой, Мадикен должна пораньше приходить из школы, и она старается нигде не задерживаться. Едва ступив на порог, она уже спрашивает:
– А где Кайса?
Кайса часто спит в своей колясочке. Хотя Линус Ида и старается отговорить маму от такого безумства.
– Никак вы решили уморить ребёнка? – спрашивает она. – Право слово, никогда ещё не видала, чтобы младенца зимой выставляли на улицу!
Но мама только смеётся. Кайса возвращается с прогулки вся румяненькая, свеженькая, и от неё чудесно пахнет.
– Ну, посмотри сама, – говорит мама Линус Иде. – Разве она не похожа на румяное яблочко?
Тут Лисабет идёт в прихожую и разглядывает себя в зеркало.
– А правда, я ведь тоже похожа на румяное яблочко? Только я покрупнее.
Ей кажется, что с Кайсой слишком много возятся, и вечером, забравшись к Мадикен в постель и примостившись у неё на плече, Лисабет иногда спрашивает:
– А ты Кайсу любишь больше, чем меня?
И Мадикен отвечает, что вовсе даже нет. Только она любит обеих сестрёнок по-разному. Кайсу – по-своему, а Лисабет тоже по-своему, но очень-очень сильно!
– Ну а ты-то кого любишь? – спрашивает Мадикен.
– Я тоже люблю Лисабет очень-очень сильно и по-всякому! – говорит Лисабет, заливаясь смехом. – И тебя тоже! И Кайсу! И маму! И папу! И Альву! И Сассо, и Госю! И Мартина Берглунда чуточку! И тоже всех по-разному.
Река покрылась льдом, потом лёд сошёл. Ещё недавно Мадикен и Лисабет бегали по нему на коньках, строили у дровяного сарая снежную крепость, а теперь уже снег растаял, и лёд тоже. Выглянул первый подснежник, в один прекрасный день зацвели фиалки, и вдруг настала весна. И вот уже на дворе – последний день апреля. Надо же, как быстро прошёл целый год!
