Человек, испытывающий душевную боль, практически никогда не может осуществить внутреннее движение в своем сознании, так как там образовались превращенные формы, препятствующие этому движению.
Эти превращенные формы сознания возникают при реализации символической функции в действии замещения, когда жизненный стресс нарушает его строение и этим ограничивает предметное содержание сознания. Оно приобретает те параметры жесткости и завершенности, которые при взаимодействии с реальностью, в том числе реальностью «Я», вызывают у человека боль.
Сознание под влиянием жизненного стресса изменилось, «Я», утратившее интегративные качества, не создало или не может в этот момент создать адекватных ему форм, таким образом в сознании функционируют неадекватные содержанию формы, и это вызывает боль, рождает особые феномены иррациональности, синкретичности в поведении человека.
Предметность в этих формах не утрачивается, а тоже изменяется – превращается. Так, человеку переживающему жизненный стресс в связи с потерей близкого человека, может видеться его облик во всех людях. В ситуации жизненного стресса, вызванного конфликтными семейными отношениями, человек может не воспринимать мнения других людей (даже очень близких) о конфликтной ситуации, так как не может стать на другую позицию. Страсть тоже можно рассматривать как жизненный стресс, который преобразует предмет страсти, превращает его. Варианты таких превращений сознания широко известны и в жизни, и в литературе.
М. К. Мамардашвили называл превращения форм жизнью форм. Особенность ее состоит в том, что превращенные формы являются устойчивыми и воспроизводимыми, то есть создают особый функциональный орган психики. Он особенно заметен стороннему наблюдателю, который может рассуждать, например, так: «Как можно любить такого или такую?», «Что он (она) в нем (ней) нашел (нашла)?», «Разве она не видит, что он ее обманывает?», «Разве она не понимает, что ее просто используют?».
Реальность жизни превращенных форм сознания такова, что самому человеку их существование кажется естественным фактом его жизни, даже если это тот фактор, который вызывает боль. Замечу в скобках, что боль – признак жизни, стремление от нее избавиться – признак живой психики или, если хотите, это признак здоровой психики.
Но есть предел этой боли и есть предел возможностей человека самому справиться с ней, в таких случаях и нужна помощь других.
Итак, превращенные формы сознания можно характеризовать как квазисубстанциональность, как предмет-фантом, как внутреннюю форму видимости, внутреннее поле, внутреннее пространство, в котором может осуществляться внутреннее движение.
Внутреннее движение – это не метафора, это содержательное описание факта индивидуального существования символической функции, реализуемой в разных предметных содержаниях через действие замещения. Как и всякое движение оно может характеризоваться направлением, скоростью, равномерностью (неравномерностью), моментом возникновения и исчезновения.
Возникает вопрос о происхождении этого внутреннего пространства, внутреннего движения. Ответить на него можно исходя из понимания структуры «социума» и «этноса» и места человека в этих структурах. Имеющиеся в психологии сведения об интроекции и проекции, закономерностях интериоризации и экстериоризации являются основой для поиска ответа именно в этом направлении.
Понятие «социум» позволяет Г. М. Андреевой характеризовать конкретные условия жизни человека в группе людей под влиянием взаимодействия с ними, а также особенности строения и функционирования различных групп и психическую сторону процессов общества, то есть можно сказать, что в это понятие входит то знание, которым контролируется поведение человека, живущего в определенных условиях, к которым он должен приспособить свои психические ресурсы за счет своей способности к обучению.
Самым типичным примером этого является, например, освоение ролевого поведения, когда известно (?) как должны вести себя мальчик и девочка, мать и отец, руководитель и подчиненный, старший и младший и т. п.
У психологов на этот счет есть достаточно оснований, чтобы вслед за К. Юнгом сказать, что, обучаясь, человек трансформирует свой стиль поведения и что это один из источников того отчуждения, которое создает тексты «Я» – «Он». Отчуждение от природной основы и данности своего и отождествление самого себя со своим сознанием, усиление внимания к сознанию за счет ослабления внимания к бессознательному приводят к тому, что человек заменяет свою истинную сущность придуманной им концепцией самого себя. Получается так, что человек постепенно соскальзывает в концептуальный мир, в котором результаты деятельности сознания все больше вытесняют реальность.
Отсюда возникает множество психологических конфликтов, которые можно описать как конфликт веры и знания. Это ясно звучит в текстах людей, переживающих психическую боль: «Я ему верила как себе, а он…», «Я же знал, но не хотел верить, думал, что такого не может быть, она не способна на это…», «Мне все говорили, но я не хотел слушать…», «Что бы ни говорили, я знаю его лучше, чем кто-либо…», «Я верила в его порядочность…», и т. п.
Как показывает практика психологического консультирования, сознание здоровых людей, переживающих жизненный стресс как потерю силы «Я», во многом определено внешними объектами, именно на них человек возлагает всю (или почти всю) ответственность за свою жизнь, словно все в ней зависит от них. К числу таких внешних объектов относится все: время и место рождения, родители, устройство общества, знак зодиака, содержание программ телевидения, погода и т. п.
Практически получается, что во внутреннем пространстве человека не остается места для внутреннего движения – оно отождествляется с предметным, внешним.
Психическое как особая реальность начинает невольно отрицаться как непроявленное, «несуществующее», неправильное, даже мешающее осознающему разуму, который стремится отождествить себя с «Я» или со всем психическим, со всей психической реальностью.
Но можно считать доказанным множеством эмпирических фактов и теоретическими построениями существование бессознательного, которое воздействует на сознание и его содержание. Возможность существования символической функции основана на энергии бессознательного, реализующейся в действии замещения. Она объективна и проявляется в форме противоречивых чувств, фантазий, в импульсивных действиях, сновидениях, которые человек не создает, так как он сам является объектом их воздействия. Она, эта энергия, аксиологически ориентирует выбор человеком параметров для замещающих и замещаемых предметов при осуществлении действия замещения, являясь составляющей его чувствительности.
Думаю, что о ней можно говорить и как о качестве силы «Я», оценивая такие его проявления как конструктивность и деструктивность в отношении самого себя и своего сознания. Ноющий, постоянно негативно оценивающий все проявления другой жизни человек, по-моему, демонстрирует принципиально другое качество «Я», чем тот человек, который не теряет присутствия духа в любых обстоятельствах и умеет радоваться жизни вообще и своей в том числе.
Современные психологи часто понятие «социум» используют прежде всего для изучения сознания как содержания, которое измеряется коллективными стандартами. Индивидуальная психика рассматривается как вариант коллективного стандарта, таким образом задается приоритет в изучении «Я». Другие составляющие психической реальности скорее проговариваются, чем анализируются. Возможно, это связано с тем, что концепция человека, реализуемая учеными, содержит их собственное представление о роли веры и знания в осуществлении жизни, что и приводит к тому, что исследовательские программы включают разные формы связи человека с действительностью.
Мое представление о превращенных формах сознания и их функционировании в психической реальности человека, переживающего боль от жизненного стресса, я пытаюсь реализовать в своей работе с людьми и при этом постоянно сама учусь у них.
Понятие «этнос» позволяет рассмотреть качественно новые формы осуществления индивидуальной психической жизни, в которых есть не только коллективные шаблоны и стереотипы, но и основания для построения внутреннего пространства.
Русский философ Г. Г. Шпет понятие «этнос» соотносил с понятием «духовный уклад» народа. Он отмечал, что духовный уклад есть величина меняющаяся, но обязательно присутствующая в любом полном социальном переживании, что духовное богатство индивида есть прошлое народа, к которому он себя причисляет. Человек может даже «переменить» народ, но эта перемена требует огромного труда пересоздания детерминирующего его духовного уклада. Духовный уклад индивида и есть дух его народа. Трудно не согласиться с мыслью Г. Г. Шпета о том, что «народ» в психологическом смысле есть исторически текучая форма. Особенно это выявляется в ситуации психологического консультирования, когда человек в своем тексте стремится уйти от «Я»-высказываний, от «Я»-усилий по их построению и использует в тексте «Мы» или «Они», при этом четкого их разделения часто не происходит: они обозначаются как «люди», как «народ», как «нормальные люди», как «все» и становятся не только возможным автором текста (человек говорит от их имени), но и адресатом текста. Примеры этого встречаются в самых разных лексических и синтаксических формах, но самой выраженной, когда речь идет о построении высказывания, отражающего душевную боль человека, является обобщение «все люди».
