Хоть он и сказал тогда Юлеку и девочкам пренебрежительно: «Хотел от нас отделаться, вот и отделался», — однако в глубине души он был поражен. Он не понимал, как Зенек мог так поступить. Конечно, невозможно всегда и во всем слушаться взрослых. Очень часто они неправы, а иногда просто очень хочется сделать как раз то, что они запрещают, но не подчиниться такому человеку, как доктор Залевский, и отправиться на ночь глядя вместо больницы неизвестно куда — это вещь неслыханная. Мариан чувствовал, что сам бы он на такое никогда не решился… Плохо это или хорошо?.. В сущности, поступок Зенека достоин был всяческого осуждения, а все же… Все же…
Теперь, раз Зенек еще не ушел, наверно, удастся разузнать о нем побольше — если, конечно, он окажется разговорчивее, чем накануне. Потому что если он собирается опять отвечать так, как вчера на острове, то Мариан предпочитает не спрашивать. «Где ты живешь?» — «Далеко, отсюда не видно»… Очень глупо!
Зенек встретил Мариана не то чтобы враждебно, но всем своим видом выражал нетерпение. Он явно очень спешил. «Значит, объясню ему, как пройти в Стрыков, и все», — решил Мариан.
— Пройдешь через деревню, выйдешь на дорогу… — начал он.
Но Зенек его прервал:
— Через деревню не пойду.
— Почему?
— Чтоб меня этот доктор увидел? Очень надо!
— Не бойся, — вмешался Юлек. — Он в это время всегда в больнице.
— Все равно, не пойду через деревню. Кого ни встретишь, каждый глазеет на мою ногу.
— Ну, тогда по тропинке через луг. — Мариан показал на дорожку, которая огибала стог и уходила к окаймленному лесом горизонту. — Дойдешь до линии высокого напряжения и повернешь влево. Там будет проезжая дорога, прямо до самого Стрыкова. Только. — Мариан заколебался, — не знаю, как ты со своей ногой доберешься, туда километров десять, а то и двенадцать.
— Доберусь, не беспокойся.
— Я покажу тебе, где сворачивать.
— Давай пойдем с ним до самой дороги! — предложил Юлек. — Ладно, Мариан? Ладно?
— Зачем? От поворота он сам найдет без труда.
Все трое двинулись по тропинке. Юлек шел рядом с Зенеком, стараясь шагать с ним в ногу, Мариан немного позади.
Зенек шел медленно, опираясь на посох, больной ногой ступал на пятку. Видимо, нога сильно болела, потому что не успели они сделать и двадцати шагов, как на лице Зенека появилась напряженная и упрямая гримаса. Юлек время от времени на него поглядывал; его преклонение перед Зенеком росло с каждым шагом, и тем мучительнее была мысль, что еще немного — и им придется расстаться навсегда. Однако он страдал молча — о таких вещах не подобало говорить вслух.
Мариан шагал размеренно, его все это как будто мало трогало. Но в глубине души ему очень хотелось бы показать этому Зенеку, что и он, Мариан, тоже не из маменькиных сынков. Жаль только, что подходящий случай уже вряд ли представится.
Не прошли они и полукилометра, как Мариан вдруг сказал:
— У тебя кровь идет.
— У меня? — удивился Зенек и взглянул На ногу.
На загрязнившейся повязке виднелись лишь пыльные полосы.
— У тебя, — показал Мариан на несколько красных капель, быстро впитывающихся в землю.
Юлек присел и осмотрел повязку снизу.
— Идет! — подтвердил он.
— Черт! — выругался Зенек.
— Сядь, — посоветовал Мариан и, вспомнив опыт пионерских походов, прибавил: — А лучше всего ляг и подними ногу кверху.
Как раз неподалеку находился стог, в котором ночевал Зенек. Они сели, Зенек согнул ногу и мрачно смотрел на красное пятно на подошве, которое медленно увеличивалось.
— Видно, рана открылась, — сказал Мариан. — Потому что ты ходил.
— Больно? — спросил Юлек.
— Немного.
— А все-таки хорошо бы тебе полежать в больнице, — неуверенно сказал Мариан.
— Ничего не хорошо! — огрызнулся Зенек.
— Почему?
— Потому!
Мариан начинал терять терпение, что случалось с ним очень редко.
— Доктор, наверно, лучше знает, — наставительно произнес он. — Уля говорила, что тебе нужно четыре дня лежать в постели.
— А я знаю, что мне нужно идти.
На это трудно было возразить, и Мариан замолчал. Зенек лег на спину, лицом к стогу, и устроил ногу на плотно сбитом сене.
— Сейчас подсохнет… Подсохнет, и я пойду.
Утренний холод прошел, стало жарко, над полями вился теплый пар, одуряюще пахло влажное разогретое сено. Было блаженно хорошо, как бывает, когда после долгих дождей снова засветит солнце. В другое время Мариан и Юлек растянулись бы на солнцепеке и долго бы так валялись, ни о чем не думая. Теперь же они сидели как на иголках, с трудом сохраняя спокойный вид.
Наконец Юлек встал.
— Покажи, — сказал он Зенеку.
Тот повернул ногу.
— Ну? — спросил он, видя, что Юлек смотрит на повязку и молчит. — Подсыхает?
— Нет… — с запинкой проговорил Юлек. — И не думает. Зенек спустил ноги на землю. Весь низ повязки был в крови.
— Мариан, — прошептал Юлек, побледнев от волнения, — я сбегаю кого-нибудь позову!
— Ошалел? — зло спросил Зенек. — Не смей!
— Слушай, — попытался убедить его Мариан, — это же глупо. Надо с кем-нибудь посоветоваться.
— Что я, сопляк какой-нибудь, без советов не обойдусь?
Зенек снова ложится на спину и прислоняет поднятые кверху ноги к стогу. Он злится: видно, как ходят под кожей сжатые челюсти.
Мариан оскорблен. Значит, человек, который обращается ко взрослым за помощью, обязательно сопляк? Бабушка или Вишенкина мама помогли бы наверняка. Да, но раз Зенек не желает, чтобы о нем заботились… А, пусть делает что хочет, и делу конец. А они пойдут домой и перестанут думать о Зенеке.
Значит, оставить его одного с кровоточащей ногой? Мариан понимает, что это невозможно. Это было бы нарушением священных законов мальчишеской солидарности.
— Мариан. — тихо шепчет Юлек. Он, обычно такой быстрый и предприимчивый, на этот раз ждет помощи от брата.
Мариан морщится, брови его ползут на лоб. Наконец он собирается с духом и спрашивает, хоть и не очень надеется получить ответ:
— Зенек, зачем ты идешь в Стрыков?
— У него там дядя, — отвечает за Зенека Юлек. Мариан удивлен так же, как перед тем удивился и Юлек.
Ехать автостопом, спать под открытым небом, мучиться с больной ногой — и все ради того, чтобы навестить дядюшку?
— Это правда? — недоверчиво спрашивает он. — Ты идешь к дяде?
Зенек приподымается на, локтях, сердито закусывает нижнюю губу.
— Я его уже две недели ищу! — резко произносит он. — Две недели и три дня!
— Как это — ищешь? У тебя нет его адреса?
— Был, но он там уже не живет.
— Откуда же ты знаешь, что он в Стрыкове?
Зенек мрачно молчит, о чем-то размышляет. Похоже, что больше он ничего не скажет. Юлек придвигается к нему, тянет за рукав и заискивающее просит:
— Скажи!. Скажи нам!
— Мой дядя… — начитает Зенек и опять умолкает. Потом все же договаривает, впрочем всего несколько отрывистых фраз.
Его дядя строил мост в Тымяницах… последнее письмо, два года назад, пришло именно оттуда. Зенек пошел туда, но мост уже достроили, даже бараки снесли. Он спрашивал, куда уехали строители, никто ничего не знал. Наконец в соседнем городке нашелся один, который работал на строительстве моста. Он сказал, что строители уехали за Буг, в местечко Зегер. Но потом оказалось, что ничего подобного, строят вовсе в Стрыкове. Значит, и дядя там.
Это было как в книжке — интересно и не совсем понятно. Мариан и Юлек слушают ее с напряженным вниманием. Юлек все шире открывает глаза, а голову все сильнее склоняет набок.
— И ты везде ездил автостопом? Да?
— Не везде, часто и пешком приходилось. А теперь, — вдруг с отчаянием восклицает Зенек, — теперь, когда так близко, эта дурацкая история с ногой!
Он смотрит на ногу, щупает окровавленные бинты. Не похоже, чтоб засохло, пятно совсем свежее.
Мальчики подавлены, уныло молчат.
И вдруг Юлек, оживившись, подсаживается к Мариану:
— Что я придумал!
— Ну?
— Я поеду в Стрыков! На велосипеде! Попрошу у Гжесика. И найду его дядю, понимаешь? — заговорщическим шепотом выпаливает мальчик. — И скажу ему про Зенека.
— Не выйдет, — обрывает брата Мариан. — Бабушка тебе не позволит.
Лицо Юлека гаснет, уголки губ скорбно опускаются. Мариан прав.
— Разве что… — размышляет Мариан вслух, — разве что со мной.
— С тобой? — Глаза Юлека снова разгораются.
— Вдвоем лучше: один будет ходить и искать, а другой посторожит велосипеды.
— Точно! А у кого ты возьмешь велосипед?
— У Антека Маевского. Я думаю, он даст.
Зенек упорно смотрит в небо, как будто все это его нисколько не интересует.
«Притворяется», — думает Мариан, который отлично заметил, как сверкнули его глаза при упоминании о поездке в Стрыков.
