Последние капли ухи Лёлька выпила из миски через край.
– Вкусно? – поинтересовалась Марфа.
Лёлька молча кивнула. Вот никогда бы раньше не поверила, что будет с наслаждением есть варёную рыбу! А ведь ела! И не просто ела, а уплетала с такой скоростью, будто кто-нибудь грозился отнять.
– Кушай, деточка, кушай, – повторяла бабушка Марфы. – Изголодались вы совсем, измёрзлись. Шутка ли – на море без малого сутки промаяться! Вон братец твой как захворал.
Лёлька шмыгнула носом:
– Это я виновата. Егор на катере тёплый костюм нашёл и отдал его мне. А сам так и сидел в тонкой куртке.
Бабушка Марфы покачала головой:
– Настоящий мужчина растёт! Ты им гордиться должна. Другой сам бы закутался, а этот нет – всё сестрёнке.
Лёлька смущённо молчала.
– Баб, – вдруг спросила Марфа. – А мы Егора вылечим?
– А как же, – всплеснула руками бабушка, – Я травки заварила. Сейчас его напоила и вечером ещё дам. Уж сколько раз и родителей твоих, и тебя выхаживала – не сосчитать! Ничего, Бог даст, и теперь справимся. Только вы вот что, покушали – и в лес сбегайте. Марфа, принесёте мне те листья, которые мы с тобой на неделе собирали. Помнишь? От них к больному силы быстро возвращаются. А то, боюсь, наших запасов не хватит.
Марфа солидно кивнула:
– Ладно, бабуль. Я дорогу хорошо помню.
– Вот-вот, и чтобы с неё – ни ногой!
Лёлька сидела и удивлялась. Ничего себе – девочку одну спокойно отпускают в лес! Чудеса, да и только.
И тут она вспомнила о своей маме. Нет, не то чтобы Лёлька совсем не думала про родителей до этой минуты. Тревожные мысли крутились в голове постоянно, но Лёлька старательно прогоняла их, потому что иначе просто сошла бы с ума. А вот сейчас как будто что-то прорвалось, и она даже всхлипнула тихонько.
– Ты что? – испугалась Марфа.
– Я вот подумала, – выдавила Лёлька, глотая слёзы, – что наши мама с папой даже не представляют, где мы. Они, наверное, считают, что мы пропали. Совсем.
От ужаса она перестала справляться с собой и заревела в голос.
– Не надо, миленькая, – бабушка Марфы осторожно погладила Лёльку по спутанным чёрным волосам. – Коли плачешь, можешь настоящую беду накликать! Ничего. Потерпи. Денька через три Марфины мама с папой вернутся. Отвезут вас в город, а оттуда до Большого Соловецкого острова катера ходят. Вот и вернётесь вы к своему отцу.
Лёлька ещё раз всхлипнула и начала икать.
– А неужели, – спросила она, – от вас даже позвонить нельзя?
Бабушка Марфы отрицательно покачала головой.
– Как же вы так живёте?! – ужаснулась Лёлька.
– Всяк по-своему живёт, милая, – помолчав, сказала бабушка. – Мы вот не понимаем, как вы в городе угаром дышите да на голове друг у друга сидите.
– Почему на голове? – от удивления Лёлька даже икать перестала.
– А как же? – вмешалась Марфа. – Дома-то у вас многоэтажные! Одна семья над другой селится. Вот и получается, что на голове.
Раньше на эту тему Лёлька никогда не задумывалась. Жила себе, как все. А ведь если разобраться, в чём-то Марфа с бабушкой правы.
– Ладно, – вздохнула она, вытирая рукавом подсохшие слёзы. – Пойдём в лес собираться. За листиками.
* * *
Притворив калитку, Марфа хитро улыбнулась.
– Ты как хочешь? – спросила она Лёльку. – Идти длинной дорогой или короткой?
– Конечно, короткой!
– Тогда пойдём через болото!
Лёлька испуганно вздрогнула.
– Да не бойся ты! – сморщила нос Марфа. – Я там каждую кочку знаю. Ступай за мной – и всё. Только потом бабушке не рассказывай. А то она ругаться будет!
Почему-то, когда Марфа вела ребят от берега к своему жилищу, никаких комаров в лесу Лёлька не заметила. А сейчас, стоило девочкам зайти за первые же деревья, как звенящие стаи набросились на них, будто хотели сожрать целиком.
– Вот ужас! – заныла Лёлька, прихлопнув на щеке сразу двух комаров.
– Ничего, – утешила Марфа. – Это ещё гнуса нет. Комариные укусы быстро проходят.
А вот если расчешешь место, где мошка тяпнула, на полгода может след остаться!
Лёлька поёжилась.
Марфа подошла к высокому кусту, отломила две ветки и протянула одну Лёльке.
– Ты веткой отмахивайся! – посоветовала она.
Лёлька с тоской вспомнила про оставшийся в гостинице рюкзачок. Там ведь и крем против комаров был припасён, и кепка с накомарником.
Вскоре девочки вышли на открытое место. Сначала Лёлька не поняла, что это болото. Полянка как полянка. Трава растёт зелёная-зелёная, а над ней бугорки торчат. И тоже травой покрыты, только погуще.
– Наступай на кочки! – велела Марфа.
Она ловко прыгнула на ближайший холмик, постояла немножко, шевеля губами, и перешагнула на следующий.
Лёлька повторила её манёвр. Стоять на кочке было неудобно, и ужасно хотелось ступить на ровную поверхность внизу.
– А ты уверена, что здесь болото? – уточнила она у Марфы.
– А то! – кивнула та. – Это только кажется, что между кочками земля, а на самом деле – под травой топь настоящая!
Медленно девочки двигались вперёд. С холмика на холмик. Лёлька пристально смотрела вниз. Наступив на очередную кочку, она увидела промелькнувшую перед самыми ногами тёмную ленту.
– Змея!
От собственного крика Лёлька потеряла равновесие и, взмахнув руками, свалилась на траву.
Под травой что-то чавкнуло.
Змея изогнулась и мгновенно исчезла.
– Не шевелись! – приказала Марфа. – Только не шевелись!
Её круглое личико напряглось, на носу блеснули капельки пота.
– Я сейчас!
По кочкам Марфа вернулась к краю болота и нырнула в лес. Лёлька застыла. Прямо под ней что-то булькнуло, и она почувствовала, как леденеют пальцы. Ей почти невыносимо захотелось вскочить на ноги и мчаться куда глаза глядят. Только подальше от змеи и страшной чавкающей жижи.
Раньше Егору это снилось очень часто. Особенно зимой или поздней осенью, когда на улице метались хлопья снега и от порывов ветра стонали рассохшиеся оконные рамы. Он просыпался, подходил к окну и долго смотрел в темноту, прижимаясь лбом к холодному стеклу. Темнота была не сплошной. В доме напротив кое-где горел свет, и его жёлтые квадратики на чёрном фоне стены складывались в странный орнамент. Иногда один из квадратиков гас и узор менялся.
Егор боялся ложиться, потому что сон мог вернуться. Он стоял у окна до тех пор, пока ему не становилось так холодно, что даже страх пропадал и оставалось только одно желание – согреться. Тогда Егор включал бра над кроватью и осторожно забирался под одеяло. Он старался не закрывать глаза и тщательно изучал рисунок на обоях. Егор знал его наизусть, но всё равно смотрел не отрываясь на бежевые завитки, раскиданные по белому полю, и каждый раз находил что-нибудь новое. Вот, например, у самой спинки кровати появилась чёрная точка. Или чуть ниже возникли две тонкие полосы. Из всех этих точек и полос при желании тоже можно было составить узор.
По крайней мере, пока он думал об этом, его не мучили другие мысли. А когда от напряжения начинали слезиться глаза и все узоры сливались в одно цветное пятно, Егор засыпал.
Чем старше он становился, тем реже видел этот сон. Может быть, потому, что у малышей кошмары не такие, как у больших. А может, просто прошло уже слишком много времени, чтобы так остро помнить о самом страшном времени в жизни.
Вернее, настоящих воспоминаний было не так уж много. Вместо них в душе жили ощущения и запахи. Запахи подгоревшей каши и затхлого постельного белья, пожалуй, врезались в память сильнее, чем постоянное чувство холода и одиночества. Одиночества в толпе таких же, как он, малышей с лицами старичков.
Сегодня старый сон вернулся к Егору. Наверное, в этом была виновата болезнь и переживания последних суток. А ещё те самые электронные письма и эсэмэска.
Ему снилась длинная узкая комната с мутными плафонами ламп под потолком. Вдоль серой стены стояли металлические кровати. Кроватей было много. Так много, что Егору никогда не удавалось их сосчитать.
Он лежал на той, которая стояла почти у двери. Из дверной щели дуло, и кожа на лице покрывалось мурашками. Егору хотелось залезть под одеяло с головой, чтобы не чувствовать этого сквозняка, не видеть этих мутных плафонов. А больше всего он боялся разглядеть то, что лежало на соседних кроватях.
Дверь распахнулась настежь, и в комнате появилась женщина в сером халате. Она подошла к Егору, вцепилась в его плечо пальцами-коготками и хрипло каркнула:
– А ну встать!
Егор посмотрел на женщину, но вместо живого лица увидел жёлтую маску. Маска кривилась в постоянной усмешке и тупо пялилась на Егора чёрными провалами глаз.
Егор попытался вскочить на ноги, но не смог. Одеяло превратилось в жёсткий сжимающийся кокон.
Обычно на этом месте Егор вскрикивал и просыпался. Но только не сегодня.
* * *
Лёльке казалось, что Марфа не вернётся никогда. Лежать на сырой траве было страшно и холодно. Лёлька старалась не шевелиться, чтобы от резкого движения не засосало в болотную топь. Комары облепили её зудящим облаком. От укусов лицо и руки распухли и жутко чесались. Но она терпела. Закусила губу, сжала руки в кулачки и терпела. На глазах застыли бесполезные злые слёзы. Лёлька злилась на себя, что так неуклюже свалилась с кочки, на Марфу, которая повела её через болото, а не по нормальной лесной тропе, на змею, скользнувшую под ногами в самый неподходящий момент.
