— Вставай, вставай! — прозвучал где-то рядом настойчивый голос.
Таёжка открыла глаза и увидела Мишку. Лицо у него было серьёзное и встревоженное.
— Беда, Таёжка! У Белого ключа тайга горит. Там наши уже воюют.
Таёжка вскочила.
— Айда! — Мишка взял её за руку. — Я тут короткую тропу знаю.
Они помчались через кусты напрямик и скоро выбежали на тропинку.
— Ты как меня нашёл? — спросила Таёжка.
— По следам. Дед Игнат сказал, что ты в эту сторону пошла. Я в деревню за народом бегал.
— Слышишь, пожаром пахнет… Сильно горит?
— Пока нет. Пал ещё низом идёт… Устала?
— Ничего.
— Ровнее дыши. И помалкивай.
Года два назад у Белого ключа был лесосек. Тайга тут поредела, и на целые километры зажелтели ядрёные смолевые пни. Их скоро захлестнул стремительный подсед — черёмушник, смородина и малина. Поднялась на вырубках и трава, да такая, что с головой укрывала человека. Тонкое голенастое краснолесье вытянулось над этим травяным морем, словно высматривая невидимого врага.
А враг шёл с востока.
Под его быстрыми лапами потрескивал сушник, дымились муравейники и чернела земля. Даже несмотря на полное безветрие, над этими мёртвыми прогалинами плясали лёгкие хлопья пепла.
Когда Таёжка и Мишка добежали до Белого ключа, там уже толпились люди. И Василий Петрович говорил:
— На самые опасные участки вызваны парашютные бригады. Наша задача не пропустить пожар на запад. Здесь редколесье, — думаю, справимся своими силами. К Белому ключу пустим встречный пал.
Василий Петрович встретился взглядом с дочерью, хотел что-то сказать, но промолчал.
Распределяя места для отрядов, Забелин отвёл Сим Санычу и школьникам довольно лёгкий участок на правом фланге. Здесь рос только мелкий кустарник да и трава была не особенно густая.
— Смотрите за ребятами в оба, — сказал Василий Петрович. — Чтобы без глупостей.
Сим Саныч кивнул.
Потом они сидели в засаде и ждали сигнала.
— Интересно, кто мог поджечь? — спросил Мишка.
Сим Саныч пожал плечами.
— Вряд ли это поджог. Есть в физике и такое понятие — самовозгорание. Например, фосфоро-водородный газ, так называемые болотные огни…
— Смотрите! — крикнул вдруг Генка, показывая на небо.
Вдали над лесом покачивались три самолёта, роняя вниз тёмные фигурки. Ребята видели, как над каждой из них, словно цветы одуванчика, раскрывались парашюты.
Между тем пал приближался. В лицо ребятам пахнуло душным жаром, как из пасти сказочного дракона.
Запах опалённой травы становился всё слышнее, и наконец по цепи пришёл приказ Забелина: «Пора».
Сим Саныч достал коробок спичек, поджёг клочок бересты и в нескольких местах ткнул им в траву.
Через полминуты вдоль всего пространства, где находились люди, растянулась золотистая цепочка огня. Она уверенно поползла вперёд, оставляя за собой серую, без единой былинки землю.
А пал подходил всё ближе и ближе. Через болотистую низину Белого ключа он крался сторожко и медленно; помахивая багровым хвостом, прыгал с кочки на кочку и недовольно шипел, когда натыкался на воду. Временами он отлёживался в жёстких зарослях белоуса и ситника, чтобы потом снова сделать прыжок на сухие мхи и разнотравье. Здесь он становился наглее, бежал, уже не прячась, будто навёрстывал упущенное время.
И вдруг произошло непонятное: разбойник сам столкнулся с огнём. Схватившись с ним, пал бешено загудел, взметнул кроваво-красный ворох листвы и плашмя рухнул вниз.
Он задыхался в дыму, кряхтел и цеплялся за скудную почерневшую траву. Ослабев, стал вылизывать обугленные пни.
А по следам встречного пала бежали люди. Сырыми еловыми ветками они с размаху добивали бессильное пламя.
На участке Сим Саныча появился Забелин. Он смахнул с лица пот, размазав сажу, и поискал глазами Таёжку.
— Как тут у вас?
— Жарко, — сказал Сим Саныч. — Дышать нечем. Держится, проклятый. Боюсь, как бы в пихтачи не ушёл. Видите, влево пополз.
— Ладно. Сейчас я вам людей подкину. — Ссутулившись, Василий Петрович побежал к центру и исчез в дыму.
Перебравшись через Белый ключ, пал не пошёл прямо, как ожидали, а переметнулся левее, где встречный огонь не успел выжечь траву.
Ребята хлестали его телогрейками, топтали сапогами, но пал цепко и упрямо полз к пихтачам.
«Надо встречный пустить», — мелькнуло в голове Сим Саныча.
— Куда-а-а? — прозвенел вдруг отчаянный крик Таёжки.
Сим Саныч оглянулся и увидел, как в огне у самой стены пихтача то появляется, то исчезает человек.
«Мишка!» — окинув взглядом ребят, догадался Сим Саныч и бросился к пихтачу.
В мозгу Мишки билась одна-единственная мысль: «Только бы успеть, только бы успеть…»
Но пустить встречный пал Мишка не успел. Лишь сейчас он понял никчёмность своей затеи. Гудящая стена огня настигла его на полпути, помутила сознание. На голове сухо и противно затрещали волосы.
«Всё», — подумал Мишка и, машинально закрыв лицо руками, упал ничком в пахнущий горячей гнилью мох…
Очнулся он поздним вечером от прикосновения ко лбу чего-то прохладного. Через силу поднял веки и встретился взглядом с Галиной Николаевной. Она мокрой тряпкой вытирала ему лицо. Тряпка пахла остро и неприятно. Рядом с Галиной Николаевной на корточках сидела Таёжка. Из глаз её горохом катились слёзы, оставляя на чумазых щеках светлые полоски.
— Чего ревёшь-то? — спросил Мишка и попытался улыбнуться. Но улыбка не вышла — лицо было как деревянное. — Что с огнём?
— Погасили.
Мишка кивнул и попросил пить. Ему принесли кружку воды. Вода почему-то была горькой на вкус.
Подошли Сим Саныч, Василий Петрович и ребята.
— Ну что, герой? — спросил Сим Саныч. — Как самочувствие?
— Нормально, — буркнул Мишка. Он чувствовал себя виноватым перед учителем.
— Снять бы с тебя штаны да как следует… — сказал Забелин. И хотя голос у него был сердитый, глаза смотрели на Мишку ласково.
Кряхтя и охая, Мишка поднялся на ноги. Голова у него кружилась и болели обожжённые руки.
— Идти-то сумеешь? — спросил Генка Зверев.
— Сумею.
— Домой сейчас не поспеем, гроза идёт, — сказал Сим Саныч. — Что бы ей пораньше нагрянуть!..
С юга стремительно надвигалась плотная чёрно-сизая туча. С брюха её косой бахромой свисали дымные полосы дождя. Путаясь в траве и шурша, набежал свежий ветер; лес вокруг запел, зашевелился, словно проснувшись от жаркого сна.
— Идите сюда! — крикнула Галина Николаевна.
И все побежали к ней под раскидистую густолапую ель.
Стояли, тесно прижавшись друг к другу.
Таёжка взяла руку матери и тихонько погладила. Наклонившись к дочери, Галина Николаевна шепнула:
— Ты не сердишься?
Таёжка помотала головой.
— И за Мишку меня прости… Ладно?
Лес внезапно заухал, загудел органными голосами; потом послышался глухой, ровно нарастающий шум: это приближалась стена ливня. Вокруг сразу потемнело, минуту спустя ударил раскат грома, и меж деревьев заплясали тугие водяные струны.
Молнии, словно сабли, полосовали небо, и в их неверном, неживом свете возникали то мокрые кусты, то молочно-белые берёзы, то кудлатые, растрёпанные ветром шапки сосен…
Ливень прошёл так же быстро, как начался. В лесу сразу стало тихо, ветер упал, и над тайгой колесом выкатилась огромная ясная луна.
— Ну, потопали? — спросил кто-то.
И по мокрой прохладной тропинке растянулась цепочка людей. Таёжка, Галина Николаевна и Мишка шли последними.
Оглянувшись назад, Таёжка вдруг вскрикнула:
— Ребята, смотрите! Что это?
На иссиня-чёрной туче, которая только что прошла, с каждой секундой всё отчётливее проступала радуга.
— Ночная! — шёпотом сказал Мишка. — Говорят, кто увидит её, у того сбудется всё, чего он хочет. Только она редко кому показывается.
В полной тишине как зачарованные ребята и взрослые смотрели на это чудо.
— Радуга, — сказала Таёжка и тихо засмеялась. — Радуга ночью…
В ней не было всех цветов спектра — только красноватый, голубой да чуть заметная зелёная полоса. И всё же это была радуга.
Невидимое далёкое солнце, отражённое луной, играло в каплях дождя.
Валька Заботин, а по-уличному Валега, проснулся ни свет ни заря. Зябкое и туманное, в окна лениво вползало утро. Было безлюдно и тихо. Только с улицы доносился повизгивающий металлический звук, словно кто-то раскручивал над головой пучок тонкой проволоки. Это в тополях, дожидаясь солнца, дружно орали воробьи.
«Вот жабы, — подумал Валега. — Темень ещё, а они ярмарку устроили».
