Письмо Анны Дмитриевны Домосед Света выучила наизусть. Примерно через неделю она попросила Юраню:
— Покажи мне Сережин альбом.
Он сначала не понял, о каком альбоме идет речь.
Альбом был самодельный: несколько сшитых вместе тетрадок для рисования.
«Марки», — прочла Света надпись на пожелтевшей от времени, истрепанной бумажной обложке. Надпись была сделана цветными карандашами, но сейчас уже невозможно было установить, какими именно, вроде бы красным и синим, через букву. Света погладила пальцами эти буквы и тихо сказала:
— Здравствуй, Сережа! Меня зовут Света Круглова. Я сейчас немножко заболела, но ничего, я скоро встану!
Она выдержала паузу, словно выслушала ответ, и продолжала:
— Спасибо! Мне тоже очень приятно! А ты когда начал собирать марки?
Снова пауза, и ответ:
— Я — позднее. Меня Юраня научил.
Света медленно переворачивала страницы альбома, подолгу рассматривала марки, продолжая в то же время беседовать с Сергеем Домоседом, погибшим тридцать с лишним лет назад, так давно, что страшно представить — больше двух ее жизней.
«Я долго думал, какую марку тебе послать, и остановился на «Милоне». Ты, возможно, не слышала о нем. Милон из Кротона был победителем шести олимпиад древности. Представляешь, двадцать четыре года подряд никто не мог победить этого борца! Не удивительно, что о нем стали складывать легенды. Одна из них рассказывает о его гибели: будто при попытке расщепить дерево в лесу он защемил себе руку и не смог освободиться. Ночью к нему подобрались голодные волки…
Я — шахматист, мастер спорта. Гроссмейстером не стану. Никогда. Не смогу, хотя мне всего двадцать три года.
Ты спросишь, какая связь? Постараюсь объяснить. Как ты думаешь, чего Милону взбрело в голову расщеплять дерево? Никаких экономических результатов это принести не могло. Вот если бы он взялся корчевать пни — тогда другой разговор. Или, скажем, вытаскивать из лесу срубленные деревья. Поработать, так сказать, трелевочным трактором. Так нет же, расщеплять ему понадобилось! Я многих спрашивал: с какой стати? Одни отвечают: ерунда, все это выдумки, сказки; другие говорят: с ума он спятил! А больше всего, знаешь, как рассуждают? На спор, говорят, пошел! На большую сумму заложились! И не понимают того, что Милон был настоящий спортсмен! Ему нужны были достойные противники! А их-то и не было! Год, три, пять, одна олимпиада, другая, третья… Его уже не радовали победы, ему становилось скучно жить! Я думаю, к истине ближе те, кто говорит о сумасшествии. Милон мучился, страдал и наконец отправился в лес соревноваться с деревьями. С природой! Вот как было на самом деле! И никто меня не разубедит.
Ну а теперь о моем гроссмейстерстве. Меня воспитали на слабых противниках, поняла? Талант, вероятно, был, но его хватило только до мастера. Если бы ты знала, как я завидую Милону!
Зачем я тебе все это рассказываю? Сам не знаю. Отвечать мне не надо, я и адреса тебе не оставляю. Будь здорова!»
«… Я Вадик Родин, мне десять лет. Раньше мама запрещала мне собирать марки, а как прочитала про тебя, сама дала денег и сказала, чтоб послал…»
«Дорогая Света! Пишет тебе семейство Гладышевых из деревни Гладыши. У нас все филателисты, даже бабушка, она собирает «Моды». А «Спорт» собирают отец и Рома, они оба велосипедисты-перворазрядники. Они раньше каждый себе собирали, а теперь объединились. И у них оказалось много одинаковых марок, которые мы тебе посылаем. А бабушка посылает тебе «Чешские национальные костюмы». Главное, Света, не поддавайся болезни! У нас в Гладышах такой случай был…»
«…. Пишет тебе 5-а. Мы постановили, чтобы каждый принес хотя бы одну спортивную марку. Некоторые принесли и больше, а вот Мишка Курошлепов не принес ни одной. Валентина Викторовна сказала, чтоб мы об этом тебе не писали, а мы решили написать. А еще Валентина Викторовна сказала, чтоб мы написали, что обещаем тебе хорошо учиться, ну и так далее, а мы так и не решили, писать тебе об этом или нет, потому что сама понимаешь…»
«… Так как мы близнецы, то учителя нас всегда путают, никто не знает, какая Оля, а какая Ира. Поэтому устные уроки мы учим по очереди, если вызывают, то идет отвечать та, чья очередь. А с марками у нас ничего не получилось. Папа очень хотел, чтобы мы собирали, он даже из Монреаля привез олимпийские марки. Только нам интереснее артистов кино собирать, то есть открытки с их портретами. Поэтому посылаем тебе марки, а ты, если у тебя есть, пришли нам артистов кино…»
«Танкер наш называется «Камышин», ходим мы в разные страны. Между прочим, у нас полкоманды — филателисты. Поговорили мы между собой и решили послать тебе сувенир, такой, чтоб никто другой прислать не смог. По всему свету искали. Знаешь, где нашли? У самого экватора, в тридевятом царстве, в тридесятом государстве. Тебе там знатоки будут говорить, что марка очень дорогая. Что правда, то правда, мы ее всей командой покупали: пустили шапку по кругу и в полчаса собрали. А чтобы про деньги разговора не было, подписи свои на марке поставили. Так что теперь это только талисман: тебе на счастье. Ты не пригибайся, Света! В том смысле, что спорь с непогодой. Поняла? Пусть хоть какая сила тебя ломит, а ты стой!
У нас, девочка, такая работа, что месяцами своих родных не видим. А ведь у многих дети… Так что ты для нас стала вроде бы дочкой корабля…»
««Рожденный ползать летать не может!» Неужели ты не слыхала этих слов великого пролетарского писателя Максима Горького? Верно сказано! Твой удел — лежать в кровати и взывать к милосердию! Повидал я таких, как ты, немало! Ну, не совсем таких, а содержание то же самое — шлак, из которого не то что мастера — разрядника захудалого не подготовишь. Ты уже сейчас обуза для семьи, а скоро станешь обузой для всего нашего общества, самого гуманного общества на планете. В утешение посылаю тебе эту марку. Она хоть и за границей выпущена, а идея в ней правильная, гуманная идея, потому что калеки были, есть и будут. Поднимут тебя врачи, скачи на костылях! Прощай и не мути вокруг себя воду!»
Письмо было подписано Геннадием Столбовым, учителем физкультуры из Краснодара. В конверте находилась марка — благотворительный выпуск Никарагуа: костыли.
Я спросил Свету, какое чувство она испытала, прочитав это письмо.
— Злость! — жестко ответила она. — Я ни отцу, ни Юране о нем не рассказала. Но такая злость меня тогда охватила, просто передать не могу! Знаете, мне иногда кажется, что этот Столбов — хороший человек. Что он специально меня разозлить хотел, чтобы я боролась!
Я не стал ее переубеждать, хотя на столбовых у меня своя точка зрения.
«Здравствуй, внучка! Думаю, что я могу тебя так называть. Ведь у меня могли бы быть такие внуки, как ты. Но так уж случилось, что у меня никого нет. Да, извини, я не представился: Ян Аболинь из небольшого городка Ставкрасты, это недалеко от Риги, на берегу озера. Став — это по-латышски значит крутой, а крастс — берег. Поняла? У нас и вправду берег очень круто обрывается в воду. Да, тебе будет удобнее, если я и отчество назову. У нас, латышей, не принято по отчеству называть, поэтому я забыл. Моего отца звали Петр, можешь меня называть Яном Петровичем, а можешь дедушкой Яном, как тебе лучше нравится. А еще меня здесь Яном-бобылем называют, Яном-бухгалтером и даже Яном-американцем! Но самое главное имя, о котором знают все, — это Ян-филателист! Так что можешь так и писать: Латвийская ССР, Ставкрасты, Яну-филателисту. Обязательно дойдет! Уж где-где, а на почте меня знают, я им один половину годового плана выполняю! Ну что тебе еще сказать о себе? Кто по профессии? Работаю я бухгалтером в санатории. Но тебе скажу под большим секретом: моя профессия — филателист! Главная моя тема (я с ней и на международных выставках участвовал — и в Венгрии, и в Швейцарии) — «Этого забывать нельзя!» Мне хочется, чтобы марки будоражили человеческую совесть, напоминали о злодеяниях прошлого, учили внимательно вглядываться в настоящее.
Так. Что там еще? Почему «бобыль»? А все из-за тех же марок, девочка! Более ревнивых существ я не встречал! Они не терпят даже тени соперничества! Стоит тебе ласково поговорить с кем-нибудь, уже обида… Была бы моя Аннеле немного снисходительнее, может быть, и ужились бы мы все вместе, а тут нашла коса на камень: никто уступать не хочет! В общем, пришлось мне выбирать, Аннеле так и заявила: «Или я, или эти паршивцы!» Может, если б она какое другое слово сказала, я б еще подумал, кого выбрать, ну а тут… какие же они паршивцы? С тех пор живу бобылем, судьбу больше не искушаю. Так что, девочка, если ты меня за дедушку признаешь, буду очень рад.
Разговорился я что-то сегодня! Второй раз за письмо принимаюсь, почувствовал, что марки и к тебе меня ревновать стали. Ну, я им объяснил, они все поняли. Если им вовремя объяснить, они не обижаются, так что считай, Света, что они тебя признали! Мне это очень приятно, мы теперь все вместе беседовать будем.
