Ножницы-клюв медленно закрылись, обрезали дальнейший разговор.
А в это время на другом конце лагеря вожатый Большой Сережа и Димка шли, заложив руки за спину.
Сережа был человек огромного роста. На его широких плечах трещали все рубашки, и ни один воротничок не сходился на шее. Поэтому он всегда ходил в майке. А так как ножища у него была дай бог и ботинки ему шили на заказ, то ходил Сережа босиком, не стаптывать же заказные ботинки. Он был кузнецом, а в лагерь попал по комсомольскому поручению.
Этот большерукий и большеногий парень долго не мог приступить к разговору с Димкой. Хорошо, что было темно и Димка не видел, как его вожатый краснел от неловкости. Наконец он выдавил из себя:
— Слушай, что у тебя там произошло с этой… Асей?
— Ничего не произошло! — задиристо ответил Димка. И тут же перешел в наступление: — Что, мне поссориться с ней? Да?
— Ссориться не надо, — примирительно сказал Большой Сережа.
— А что надо? — кипел Димка.
— Что ты меня спрашиваешь! — не выдержал Сережа. — Если бы знал, сам бы тебе сказал… А ссориться не надо.
Вожатый начал отчаянно лохматить свои короткие волосы, будто они виноваты в том, что он попал в такое затруднительное положение. Он бы с радостью помог Димке, но сам был молодым и неопытным.
И вдруг он спросил:
— Слушай, а может быть, ты ее любишь?
Димка резко повернулся. Слово «любишь» обожгло его. Он не знал, что делать с этим словом: отшвырнуть от себя или взять под защиту.
— Мы дружим, — деревянным голосом ответил он и снова отвернулся.
Димка стал держаться особняком. Худой, взъерошенный, он огрызался на каждую шутку. Он все время ожидал подвоха, и ему чудилось, что ребята смотрят на него недобро и насмешливо.
Ася, напротив, держалась как ни в чем не бывало. Она бегала с подружками, отчаянная, босоногая. Ее кофточка-размахайка то появлялась, то исчезала. А Димка думал, что Ася в чем-то предала его, что она чуть ли не на стороне насмешников.
Кожаный мяч взлетает ввысь. Он летит высоко-высоко. Сейчас он выйдет из-под власти земли и превратится в новый маленький спутник. Десятки глаз провожают его. Но мяч останавливается — раздумал покидать землю — и начинает стремительно падать вниз.
Димка первый подбегает к неудавшемуся спутнику и ловко поддевает его стоптанным ботинком. Он бежит по краю большого поля, тоже стоптанного, как ботинок. Может быть, мяч привязан к его ноге невидимой ниткой: почему он не отскакивает дальше метра и никто не может отнять его у Димки? Димка бежит к воротам противника, а мяч послушно катится впереди.
Теперь их уже никто не остановит. Они — мальчик и мяч — вырвались вперед.
И вдруг кто-то крикнул:
— Эй, жених, пасуй мне! Давай сюда, жених!..
Димка останавливается. В десяти шагах от него бежит кряжистый паренек в огромных футбольных бутсах. Это Сашка Лимонов. Димка останавливается и, забыв про мяч, бежит к Сашке.
— Жених, — кричит тот, — что ты отдаешь мяч?
В два прыжка очутился Димка рядом с Сашкой. Тот стоял, ничего не понимая, а Димка налетел на него, сбил с ног и, усевшись ему на плечи, изо всех сил стал дубасить его кулаками.
Он не слышал свистков судьи, не видел сбежавшихся ребят. Он бил Лимона за обиду, за свой стыд, за Асю. Будто один Лимон был во всем виноват.
Ребята оттащили Димку. Кто-то дал ему хорошего «леща». Димка никого не видел и не слышал. Он побрел прочь.
К вечеру весь лагерь знал о происшествии на футбольном поле.
— За что ты побил Лимонова? Отвечай!
Димка стоял перед линейкой и молчал.
— Что, у тебя язык отнялся?
Димка закусил губу, словно боялся проговориться. Его мучила обида. Ему казалось, что за спиной стоит целая шеренга недобрых людей, которые рады потешиться над ним.
— Ты будешь отвечать?
Старшая вожатая теряла терпение.
И вдруг за спиной раздался тоненький голосок:
— Он не виноват. Лимон дразнил его.
— Это еще что за новости?! — сказала старшая вожатая. — Тебе скажут слово, а ты в драку? Как он тебя дразнил?
Димка похолодел. Тонкий голосок сказал:
— Женихом его дразнят.
Голосок принадлежал пареньку из младшего отряда. Он звучал тихо, будто хотел подсказать Димке, но услышали все. Слово «жених» пришлось Димке как удар. Он сорвался с места и побежал. Он бежал, не глядя себе под ноги, и ему казалось, что все триста человек преследуют его.
— Вернись! — крикнула старшая вожатая.
Но Димка не слышал ее голоса.
Он добежал до окраины лагеря и остановился, чтобы перевести дух. Он очутился у лампочки, которая почему-то горела и днем. Это была самая обыкновенная лампочка в сто свечей. Но Димке почудилось, что она посылает во тьму сигналы: «Он здесь! Он здесь!» Димка поднял с земли камень и запустил им в лампочку. Он промахнулся, но задел провод. И лампочка закачалась. Тени забегали по траве. Они то вытягивались, то сжимались. Вся земля качалась. А звезд не было видно. Как эта жалкая земная лампочка сумела затмить их?
Димка отвернулся от столба и увидел Асю.
Неяркий свет лампочки освещал ее лицо. Теперь Ася не показалась Димке туземкой с далекого острова коричневокожих и белозубых. Она была простой девчонкой. В ее глазах светилась тревога, а рот был слегка приоткрыт.
— Ты зачем здесь? — спросил Димка.
Ася пропустила его вопрос мимо ушей.
— Что будем делать? — твердо спросила она.
— Это не твое… — начал было Димка, но запнулся.
Он поднял глаза на Асю и все понял. Значит, она на виду у всех ребят бросилась следом за ним. Не побоялась насмешек, не испугалась совета лагеря. И она не уговаривает его вернуться на линейку, а спрашивает: «Что будем делать?» Димке стало не по себе. Он отвернулся и сказал:
— Я не вернусь в лагерь.
— И я, — отозвалась Ася.
Лампочка все еще качалась, и тени танцевали по траве. Но Димка уже не замечал этого.
— Ты не ходи. Зачем тебе идти? — примирительно сказал он.
— Пошли, — сказала Ася и, не дожидаясь его, направилась к лесу.
Она сказала так решительно, что получалось, будто она уводит его из лагеря, а он послушно идет за ней.
И Димке неожиданно стало легче.
Лесная дорога казалась бесконечным коридором, в котором погашен свет и того и гляди можно на что-нибудь наткнуться. Между ветвями деревьев горели звезды, которые, как известно, горят и днем. Просто они незаметны, как лампочка, которую забыли погасить с приходом солнца.
— Я боюсь змей, — сказала Ася.
— Ночью змеи спят, — отозвался Димка.
Через несколько шагов Ася сказала:
— Ты смелый.
Согласиться с Асей было бы хвастовством, а возразить ей значило бы расписаться в трусости. Димка сказал:
— Это я с тобой не трушу.
— Ты и без меня не трусишь.
— Ну да, в лесу-то?
И снова тихо.
Димка и Ася идут совсем близко. Ася касается его плечом. Правда, Асино плечо пониже. Оно упирается в Димкину руку.
— А ты в какой школе учишься?
Это спрашивает Ася.
— В тридцать второй. А ты?
— В пятьдесят четвертой.
— Недалеко. Остановок пять, а может быть, четыре… А спортзал у вас хороший?
— Потолок низковат… А у вас мальчишки танцуют с девчонками?
— По праздникам.
Они все шли и шли. Им стало холодно, потому что одеты они легко. А лес все темнел. И теперь Ася и Димка уже не видели друг друга. Но Димка слышал Асины шаги, дыхание. И ее плечо упиралось ему в руку.
— Нам только ночь пережить, — сказал в темноте Димкин голос.
— А утром? — отозвался Асин голос.
— Найдем дорогу до станции и уедем. А может, тебе вернуться?
Асин голос как ни в чем не бывало сказал:
— У тебя спички есть?
— Нет!
— Жаль. А то бы костер разожгли… Давай сядем. Может быть, уснем.
— Давай, — согласился Димкин голос.
Они свернули с тропинки и стали отыскивать место посуше. Ночная прохлада и неустроенность отвлекли их от тревожных мыслей. Они уже не думали о том, что произошло на линейке. И не загадывали, что их ждет завтра. Им нужно было как-нибудь скоротать ночь в темном незнакомом лесу.
Ася сказала:
— Давай сядем спина к спине. Так будет теплей.
И они сели на кочку. И сразу обоим стало теплей. Они сидели спиной друг к другу, словно заняли круговую оборону от всех неприятелей. Им стало спокойно. Они боялись пошевельнуться. Боялись произнести слово.
И они уснули.
Проснулись они от холода. В первое мгновение ни Ася, ни Димка не могли понять, где они находятся и что с ними происходит. Поеживаясь, потирая руками плечи, они поднялись с мягкой кочки, на которой сидя провели ночь. Холодная дрожь колотила Асю, и зубы ее легонько стучали. А Димка дышал в ладоши, словно на морозе.
Вокруг них миллионами живых, трепещущих огоньков сверкал утренний мир. Капельки росы блестели на острие сосновых иголок, на тонких проводах паутины, уходящих куда-то в глубь леса. Воспоминания вчерашнего дня все не решались подступиться к ним.
