На этой лодке – «Лебеде» – помещался целый дом, состоявший из спальни, гостиной, веранды и кухни. Артур проводил целые дни в гостиной или на веранде. Ему стоило только открыть глаза, и красивые виды проносились мимо него.
Мне отвели крошечную, но прехорошенькую каюту. Вся ее меблировка состояла из постели и маленького комода с двумя ящиками для белья и платья. К стене были приделаны две доски – их можно было опускать, и тогда они превращались в стол и стул. Пол был покрыт красивой клеенкой.
Раздевшись, я с наслаждением растянулся на постели. Как приятно было лежать на тонкой простыне под легким одеялом! У матушки Барберен простыни были из толстого, грубого холста, а с Витали мы спали и совсем без простыней, прямо на соломе или на сене.
Я проснулся рано и пошел проведать моих артистов. Они спокойно спали. Услышав мои шаги, собаки проснулись и подбежали поздороваться со мной. Проказник, хоть глаза у него и были полуоткрыты, не встал, а, напротив, принялся храпеть.
Я понял, что это значило. Проказник был очень обидчив, часто сердился и всегда долго дулся. На этот раз он обиделся на то, что я не взял его спать к себе в комнату, а потому не пожелал здороваться со мной и притворился спящим. Я взял его на руки и стал ласкать. Сначала он продолжал дуться, но потом смилостивился и помирился со мной.
Человек, стоявший накануне у руля, уже встал и мел палубу. По моей просьбе он перекинул доску на берег, и я с моей труппой отправился гулять.
Я бегал, играл с собаками, перепрыгивал через канавы, карабкался на деревья, и время пролетело незаметно. Когда мы вернулись, лошади были запряжены, и через несколько минут мы тронулись в путь.
Как приятно было плыть на лодке! Я завороженно смотрел на освещенные солнцем высокие тополя, смотрел на воду, то черную, как будто у нее не было дна, то такую прозрачную, что можно было различить камешки на дне.
Я стоял, задумавшись, как вдруг услышал, что меня зовут. Я обернулся и увидел Артура, которого принесли на доске; мать стояла около него.
– Хорошо ли вы спали? – спросил Артур.
Я ответил, что спал отлично, и подошел поздороваться с ним и его матерью.
– Где же собаки? – спросил Артур.
Я позвал их и Проказника. Они прибежали и раскланялись, причем Проказник делал ужасные гримасы, думая, должно быть, что сейчас начнется представление. Но в это утро представления не было.
Артур лежал в тени; госпожа Миллиган села около него.
– Уведи, пожалуйста, собак и обезьяну, Реми, – сказала она мне. – Мы будем заниматься.
Я ушел со своими артистами на нос лодки. Какие же занятия возможны для такого больного мальчика?
Госпожа Миллиган взяла книгу и стала спрашивать у Артура басню. Но он знал ее плохо и постоянно останавливался.
– Ты не выучил урока, – сказала она. – Ты делаешь те же ошибки, что и вчера.
– Я старался, мама.
– Но не выучил.
– Я не мог.
– Почему?
– Не знаю… потому что… я болен.
– Голова у тебя здорова. Плохо будет, если, ссылаясь на болезнь, ты останешься неучем. Ты огорчаешь меня тем, что не хочешь учиться, Артур.
– Я не могу, мама, право же, не могу! – расплакался мальчик.
– Я хотела позволить тебе поиграть утром с Реми и с собаками, но теперь придется отложить это до тех пор, пока ты не выучишь урок.
Она отдала сыну книгу, повернулась и пошла с веранды. Артур зарыдал. Мать снова подошла к нему.
– Хочешь поучить басню со мной? – спросила она.
– Да, да, пожалуйста, с тобой, мама!
Она села около него и, развернув книгу, стала медленно читать басню «Волк и ягненок». Артур повторял за ней.
Прочитав басню три раза, она подала ему книгу и, сказав, чтобы он учил теперь басню один, ушла.
Артур тотчас же принялся за урок; мне с моего места было видно, как он шевелил губами. Он, казалось, учился прилежно.
Но это прилежание продолжалось недолго. Мальчик поднял глаза от книги, губы его перестали шевелиться, он начал осматриваться по сторонам и встретился глазами со мной.
Я показал ему на книгу и подошел поближе.
– Мне бы очень хотелось выучить басню, но я не могу, – вздохнул он.
– Да ведь она совсем не трудна!
– Нет, по-моему, очень даже трудна.
– Мне она показалась легкой. Я слушал, как ее читала ваша мама, и, кажется, запомнил.
Он улыбнулся и недоверчиво взглянул на меня.
– Хотите, я расскажу ее? – продолжал я.
– Это невозможно!
– А вы возьмите книгу и проверьте.
Он взял книгу, и я рассказал ему басню почти без ошибок.
– Но как же вам удалось выучить ее? – с удивлением воскликнул он.
– Я слушал внимательно и не смотрел по сторонам, – ответил я.
Артур покраснел.
– Я постараюсь слушать так же внимательно, как вы. Но я все-таки не понимаю, как вы могли запомнить басню. У меня перепутываются в голове все слова.
Я и сам не понимал, как мне это удалось, но все-таки постарался, насколько мог, объяснить ему.
– В басне говорится сначала про овец. Сказано, что «они лежат спокойно в ограде». Ну, вот я представляю себе, как они лежат и спят, не думая об опасности. А уж если я представил их себе, то точно не забуду.
– Хорошо, – сказал Артур, – я тоже вижу их. Тут они разные, и белые, и черные, и ягнята с ними.
– Значит, теперь и вы не забудете их?
– Нет, нет!
– Стадо всегда стерегут собаки, но так как овцы были в ограде, то собакам нечего было делать. В басне и сказано: «Собаки спали».
– Так, так, это очень легко.
– Конечно, легко. А так как пастуху тоже нечего было делать, то он…
– Играл на свирели.
– Вы видите его?
– Да, вижу.
Так старался я объяснить Артуру всю басню, и он легко заучил ее.
– Ах, как я рад! – воскликнул он. – И как будет довольна мама!
В это время на веранду вошла госпожа Миллиган. Она, казалось, была недовольна, увидев нас вместе, но Артур не дал ей произнести ни слова.
– Я знаю басню! – воскликнул он. – Реми помог мне ее выучить!
Госпожа Миллиган с удивлением смотрела то на него, то на меня, но Артур подал ей книгу и рассказал всю басню, не сделав ни одной ошибки.
Прекрасное лицо женщины просветлело, а на глаза навернулись слезы. Она обняла Артура и нежно поцеловала его, а потом протянула мне руку и сказала:
– Ты добрый мальчик, Реми!
С этого дня мое положение в этой маленькой семье изменилось. Накануне меня приглашали в лодку для того, чтобы я, мои собаки и обезьяна развлекали больного мальчика; теперь я стал его товарищем и другом.
Позднее я узнал, что госпожу Миллиган очень огорчали плохие успехи сына. Ей хотелось, чтобы он учился, как другие дети, но Артур занимался неохотно и был очень невнимателен. Потому-то она так и обрадовалась, когда ему всего за полчаса удалось выучить басню, которую он безуспешно твердил несколько дней.
Время, которое я провел с Артуром и его матерью, я считаю самыми счастливыми часами моего детства. Артур полюбил меня; я, со своей стороны, смотрел на него как на брата, а госпожа Миллиган обращалась со мной всегда очень ласково.
Путешествие в лодке доставляло мне большое удовольствие. Если какая-нибудь местность нравилась нам, мы останавливались на время; если она была однообразна, мы быстро плыли дальше. Мы отправлялись в путь, когда хотели, и не знали никаких забот, как другие путешественники. Нам не нужно было торопиться доехать до гостиницы, чтобы пообедать или переночевать. В обычный час обед подавался у нас на веранде и, обедая, мы любовались пробегавшими мимо нас видами.
Когда заходило солнце, мы останавливались там, где заставал нас вечер, и оставались до утра. Если было свежо, мы шли в гостиную. Зажигали лампы, Артура клали около стола, я садился около него, а его мать показывала нам хорошенькие картинки. А когда нам надоедало смотреть их, она читала или рассказывала нам что-нибудь про ту местность, мимо которой мы проплывали.
Если вечер был теплый, я сходил на берег и, отойдя на некоторое расстояние, садился и играл на арфе все пьесы, какие знал, и пел все песни, каким выучил меня Витали. Артуру доставляло большое удовольствие слушать музыку и пение в тишине ночи, и он часто кричал мне, чтобы я повторил какую-нибудь понравившуюся ему пьесу.
Для меня, жившего сначала в домике матушки Барберен, а потом бродившего по большим дорогам с Витали, такая жизнь казалась настоящим раем. У матушки Барберен я ел картофель с солью, а кухарка госпожи Миллиган угощала нас фруктовыми тортами, кремами, желе и всевозможными пирожными. С Витали я ходил пешком целыми днями, часто по грязи и под дождем, а теперь плавал в великолепной лодке.
Но как ни вкусны были кремы и желе, как ни приятно было мне не страдать от голода, холода и жары, еще больше радовало меня то, что нашлись люди, которые меня любили и которых я от души полюбил: красивая, добрая, ласковая дама и мальчик одних лет со мной.
Это было большим счастьем для меня: мне так нужна была любовь и так хотелось любить самому!
Иногда, глядя на бледного болезненного Артура, я, сильный и здоровый, чувствовал к нему зависть. Но не удобствам, окружавшим его, завидовал я, а тому, что у него есть мать, которая так горячо любит его. Как нежно она ласкала его, и как часто целовал он ее!
