– А нам его недавно подарили, – ответила Маша и занесла меня в подъезд.
Добравшись на лифте до своей лестничной площадки, я жалобно мяукнул. Перевожу:
– Теперь, доченька, самое страшное испытание. Как мама отнесется к незваному гостю?
Маша, словно поняв мой котейский язык, сказала:
– Как бы тебя назвать, миленький? У тебя имя-то есть?
– Мяу, – ответил я без особых фантазий.
– Ну, это не имя, – возразила дочь. – Так все коты говорят. Назову-ка я тебя Тоша. Классно?
– Мя-я-я-я-у! – Я чуть не поперхнулся. Если бы коты могли удивляться, мои глаза выскочили бы из орбит. Сегодня на работе бухгалтерша ни с того ни с сего назвала меня Тошей. Вообще-то меня зовут Антоном Степановичем. Но с чего это вдруг эта толстушка назвала меня Тошей? Господи боже мой! А может, она меня и заколдовала? Или как там говорят, приворожила или заворожила? Но… зачем ей кот? Или в отместку? Вот бессовестная женщина! – Мяу…
– Вот и хорошо! – дочь по-своему переводила мои междометия. Она позвонила в дверь. Через полминуты на пороге стояла моя жена с перекошенным лицом.
– Это еще что за чума? – брезгливо произнесла она.
«Эх, Наташка, сама ты чума! – с обидой промяукал я. – Посмотри внимательно! Это же я, муж твой, Антон!»
– Мама, мне подарили котика. Смотри какой симпатюля! – ворковала Маша.
– И ты хочешь, чтобы я впустила это кошмарное животное в квартиру? – Наталья выпятила губу и туфлей ткнула мне в лицо, то есть в морду. – Ни-за-что!
– Мяу-мяу! – сказал я тихо, что в переводе значило: Машенька, не сдавайся, убеждай маму. Говори, что папа разрешил и т. д. и т. п. Только не выгоняйте меня на улицу. Я же ненастоящий кот, я там пропаду. Наташенька, пожалей. Блин, ну почему у меня нет слез?
– Мамочка, – услышала мои кошачьи молитвы Маша, – ну, пожалуйста. Ты только взгляни, какой он красивый.
«Что бы такое сделать, чтобы Наталья согласилась с Машей? Чем поразить ее воображение?» Мне пришла отчаянная мысль. Я встал на задние лапы и помахал жене лапой. Представляю, как это смотрелось со стороны. Цирк да и только!
– Мама-мама, – радостно запрыгала Маша. – Ты видишь? Он тебе лапой машет!
Жена ухмыльнулась и презрительно сказала:
– Хорошо! Пусть пока поживет у мусоропровода на лестничной площадке.
«Эх, и бессердечная же ты, Наташка, да что ж ты такое говоришь? Какой мусоропровод? Не я ли двадцать лет пахал как проклятый, чтобы ты выглядела вот такой красивой и ухоженной. А ты меня на лестничную площадку… Люди, да что ж это творится такое?!»
– Мяу-мяу-мяу… – кричал я.
– Мама, можно я ему молочка налью? – спросила Маша.
– Ну, налей, – разрешила Наташка и добавила: – Только в квартиру его не впускай.
«Да. Точно придется сегодня ночевать на площадке. Вот она и началась, бездомная жизнь. Господи, да за что мне такое наказание?»
Через полчаса жена куда-то ушла. Еще раз предупредив Марию, чтобы та не вздумала заводить меня в квартиру, она вошла в лифт.
Машка, конечно, так и послушалась маму. Через минуту я уже сидел на своем собственном диване. Какой же это кайф, просто сидеть на своем диване. Я упал на спину и стал кататься. Машка радостно хлопала в ладоши. Мы стали носиться по квартире. Затем я растянулся в своей спальне на кровати и уснул. О, ужас! Когда я открыл глаза, на меня в упор смотрела жена, а в руках у нее была сковородка. Я почувствовал, что она сейчас меня огреет, и от страха зажмурился.
– Антон, – донеслось до меня. – А ты чего это так рано улегся спать? Я в магазин сходила, вот сковородку в рекламе видела. Говорят, суперпосудина. Сейчас испытаю.
Я посмотрел по сторонам, затем на свои лапы… тьфу черт, на руки. Подскочил с кровати и бросился к зеркалу. Все в порядке. Ура! Все в порядке! Фу…
В дверь постучали. Вошла Маша с огромным котом на руках.
– Папочка, мне подарили котика. (Вот маленькая врунья!) Можно он у нас поживет?
– Ты в своем уме, Маша… – возмутилась мать. Но я ее перебил:
– Можно, Мария. Конечно, можно! – у меня на глазах выступили слезы.
За спиной у Маши маячил Ванька с удивленным лицом.
– Спасибо, папочка, – Мария подбежала ко мне и неуклюже поцеловала меня в подбородок. Затем, обернувшись, крикнула: – Ну что, Ванек! А ты не верил.
– Ну ладно, – пожала плечами жена. – Если папа не против, пусть живет…
Как я был счастлив в эту минуту! Люди, как же хорошо быть человеком!»
Семен несколько раз останавливался, чтобы вдоволь посмеяться, особенно его рассмешил эпизод, когда кот махал лапой. Щетинин перечитал рассказ несколько раз. На следующий день докладывал автору:
– Ленка, ну ты и скромница. Прочитал с огромным удовольствием. Давай тащи остальное. Ты же талантливая писательница. А еще стеснялась. Ты что?
– Остальное попозже, – сказала Нестерова. – Требует доработки. Не буду же я тебе черновики давать читать.
– Можно и черновики, – возразил Семен. – А вдруг я что-то присоветую.
– В соавторы метишь? – весело рассмеялась Ленка. – Хитрюга!
Елена Нестерова вдохновилась мнением Семена и твердо решила написать целый сборник рассказов. А может быть, и целую повесть.
В командировке Нестеров познакомился с Маркушиным Иваном Сергеевичем. Балагур и юморист, веселый и довольно начитанный собеседник. Так вышло, что как-то после работы, сидя в баре, тот сам затеял разговор о своей дочери. Нестеров очень заинтересовался историей, поскольку она сильно походила на историю с его младшей дочерью.
– Представляешь, Виталий, – начал Маркушин, – у меня сегодня праздник.
– Поздравляю, – протянул ему руку Нестеров и, улыбаясь, добавил: – Осталось раскрыть детали.
– Дочка моя бросила своего шалопая! – объявил Иван Сергеевич и неожиданно спросил: – У тебя дети есть?
– Две дочери, – улыбнулся Виталий Васильевич.
– Во как! – воскликнул Маркушин. – Тебе, брат, еще сложнее. У меня одна, и то голова кругом идет. А возраст? Сколько твоим лет?
– Старшей – двадцать один, – ответил Нестеров и грустно добавил: – А младшей – шестнадцать.
– Вот и у меня почти такая же. Моей тоже скоро шестнадцать стукнет…
– Тоже любовь-морковь? – перебив собеседника, спросил Виталий Васильевич.
– И не говори, Виталий, – махнул рукой Маркушин и, проведя ребром ладони себе по шее, добавил: – Вот она где сидит у меня их «любовь-морковь».
Нестеров, вспомнив свою Ленку, ухмыльнулся. «Не я один мучаюсь, – подумал он. – Вот Иван тоже переживает».
– Что случилось? – спросил Виталий Васильевич.
– Влюбилась в какого-то шалопая и бегает за ним, как собачка.
– Так ты же сказал, что бросила уже, – поправил Нестеров.
– Да-да! Точно! – радостно воскликнул Маркушин и перекрестился. – Слава богу! Сегодня жена звонила, сказала, что разбежались. Хотя ты знаешь, скажу тебе честно, я не удивлюсь, если они завтра помирятся.
– А что за парень-то? – спросил Нестеров. – Совсем уж никудышный?
– Да какой там парень! – Иван Сергеевич ударил по столу кулаком. – Вот ты не поверишь, Виталя, это не парень, а какой-то клоун. Я когда его первый раз увидел, меня чуть инфаркт не хватанул. Ну, представь себе такую картину, – Маркушин поднял руки вверх и начал с их помощью описывать своего несостоявшегося зятя: бока вот тут на голове лысые, в смысле остриженные, уши торчат, как локаторы, а посредине вот такой, сантиметров десять гребень, словно грива у коня. Впрочем, он на коня и похож. Я спрашиваю у своей Лильки: это что означает? И ты представляешь, она так спокойно мне заявляет: папа, да это просто такая прическа. Не, ты понимаешь, Виталий, это, оказывается просто прическа. А когда я увидел его руки, я и вовсе чуть с ума не сошел. На них живого места нет – весь в татуировках: какие-то драконы, пауки, пучеглазые человечки. И что ты думаешь? Доча моя уперлась, говорит: жить без него не могу. Будете запрещать встречаться, убегу из дома.
– Ну, а так сам по себе хоть что за человек? – спросил Нестеров.
– Да я, в общем-то, подробно о нем ничего и не знаю, – пожал плечами Маркушин. – Но, судя по виду, что там может быть? Нормальный человек разве будет так издеваться над своим внешним видом?
– Возраст у них такой, – ухмыльнулся Виталий Васильевич, – перебесится, может, нормальным человеком станет.
– Да пора бы уже и перебеситься, ему уже под двадцать лет, – тяжело вздохнул Маркушин.
– А в армию не собирается?
– Лилька говорит, что он этот, как его… тьфу, черт, забыл, ну, напомни… Ну эти, которые оружие в руки не берут…
– Пацифист, что ли? – подсказал Нестеров.
– Ага, точно, – закивал Иван Сергеевич, – он самый, пацифист.
– Так для них альтернативная служба предусмотрена, сейчас необязательно с автоматом бегать по полигону.
– Ну, я не знаю подробностей. Из них нужно все щипцами вытаскивать – какие-то секреты, тайны, личная жизнь. Ой, распустили мы молодежь, ой как распустили… У тебя-то как? Все нормально?
