Но Лёха удивляться не стал. Он спросил у дяди Петровича, будто дядя Петрович был не дядей и не самым главным в нашем клубе, а таким же, как и сам Лёха:
– Петрович, а ты покатаешь меня на своей тачке?
– Ты сперва выиграй, тогда и покатаю. А пока извини: надо ехать проверять трассу.
– Петрович, ты посмотри, чтобы там ямок не было! – прокричал Лёха, когда дядя Петрович уже ехал проверять, чтобы всё было правильно.
Меня провожали папа и Лёха. Мне досталось место с правого края, то есть дальше всех от точки поворота на трассу. Очень неудачное место.
– Ты, Юр, жми и не оглядывайся, – говорил мне папа. – А то ты всё время оглядываешься и невольно тормозишь. А чего, спрашивается, оглядываться? Жми в свою силу – и всё!
– Главное, – солидно вставил своё Лёха, – не ёрзать. Держи крепче руль – и вперёд! И фиг тебя кто догонит. И сразу со старта по газам…
– Тем более что Долинский, – сказал папа, – перешёл в класс восьмидесятипяти кубиков. Так что у тебя из сильных соперников остались лишь Краюхин да Редькин. Сделаешь их – и ты первый!
А между тем специальная тётя на высоких каблуках уже пересекала трассу со своей картонкой. Я так волновался, как ни разу в жизни, и даже не разглядел, что написано на этой картонке. Тётя перевернула картонку – и папа слегка подтолкнул меня вперёд.
Но первым вырваться на трассу мне не удалось, а лишь пятым-шестым. Однако я почти сразу же «сделал» троих, потом ещё одного, но не Редькина, а кого-то другого, и «сел на хвост» Краюхину.
Впереди у нас десять минут плюс два круга гонки. Можно немного «повисеть на хвосте» у Краюхина, а потом постараться вырваться вперёд. Но вырваться мне как-то всё не удавалось и не удавалось. Едва я поднажму и сравняюсь с Краюхиным, как он поднажимал тоже и уходил вперёд. Не далеко, правда, метров на десять-двадцать, но всё-таки вперёд.
Я уже ни о чём не думал. Я караулил Краюхина. И подкараулил. На повороте, о котором говорил папа, Краюхин почему-то всё время сбрасывал скорость и старался повернуть по внутреннему радиусу. И я за ним следом. А папа говорил…
Я взлетел в воздух на трамплине перед этим поворотом вслед за Краюхиным. Он опять пошел по малому, а я по большому, почти не сбавляя скорости, вышел на прямую и дал газу – и Краюхин остался сзади.
И тут я краем глаза увидел маму. Она стояла перед «стиральной доской» и хлопала в ладоши. Это меня обрадовало больше, чем если бы она подгоняла. С этого мгновения я поверил, что приду первым.
Я не оглядывался, хотя и чувствовал, что Краюхин где-то совсем близко. Но там, где я раньше не решался рисковать и помимо желания сбавлял газ и переходил на меньшую скорость, теперь я газ не сбавлял, хотя сердце у меня замирало сперва от страха, потом от восторга, что я преодолел самого себя.
Вот уже финишёр помахал передо мной желтым флагом: осталось всего два круга. Вот я проскочил «стиральную доску» и даже не почувствовал её. Вот один поворот, прямая, ещё поворот, опять прямая перед трамплином, газ – рывок, взлёт, приземление, выход на большой радиус… – я не выдерживаю и оглядываюсь: сзади на повороте никого.
Финиш!
Я – первый!
Впервые на гонках России!
Во мне всё пело и ликовало. Хотелось одновременно и смеяться и плакать. Я никогда не был таким счастливым. Мне даже не хотелось ни с кем разговаривать, и я, покинув трассу, свернул на тропинку и поехал, сам не зная куда.
Тропинка то петляла среди редких деревьев, то падала вниз в небольшие овражки, то взлетала круто вверх. И хотя я впервые ехал по этой тропинке, мне казалось, что я знаю каждый её поворот, каждое падение и взлёт.
Лишь в одном месте, заросшем высокой осокой, я притормозил, боясь застрять в грязи, а потом рванул вперёд и выскочил на сухое. Так я доехал до самого леса, остановился, оглянулся, выключил двигатель. И наступила такая тишина, как будто в мире нет никого, кто мог бы эту тишину нарушить.
Я снял шлем, и только тогда услыхал треньканье синичек, крики ворон и лёгкий шум деревьев под слабым ветром. А трасса осталась далеко, и оттуда не доносилось ни звука, будто и нет никаких гонок, а я сам по себе приехал в эту даль неизвестно зачем.
Я постоял ещё немного, завёл свой мотик, развернулся и погнал назад, подумав, что папа с мамой будут волноваться.
– Ты зачем туда поехал? – спросила мама, но не очень строго. – А если бы кончился бензин? Или ещё что? Ты уж, пожалуйста, никуда не уезжай больше.
– Хорошо, – сказал я. – Больше не уеду.
Тут пришёл папа.
– Ты сегодня просто молодец, – сказал папа. И добавил: – Грамотно прошёл трассу. Только надо было сразу же идти на том повороте по внешнему радиусу.
– Я забыл, – честно признался я. – А потом вспомнил.
– Что ж, лучше позже, чем никогда, – сказал папа. И предупредил: – Настоящие гонки начнутся во втором заезде. Теперь на тебя будут обращать внимание и стараться «сделать» при первой же возможности. Имей это в виду. Так что не обольщайся. Помимо Краюхина есть ещё Редькин. И ещё двое-трое сильных ребят.
– Я не обольщаюсь, – сказал я. – Я всё понимаю.
– Ну и хорошо, – похвалил меня папа. Но не так, как Лёху, маленького и глупого, а как взрослого.
Глава 29 Во сне, как наяву
Самое главное предстояло на другой день.
Признаться, я никак не мог свыкнуться с мыслью, что я первый. Если бы я пришёл первым в отборочном заезде – куда ни шло. А финал – это уже что-то. Это даже очень много, если быть честным. Я ходил, как не знаю кто… точно у меня что-то отняли, к чему я привык. Я толкался среди мальчишек, что-то говорил, если спрашивали, сам о чём-то кого-то спрашивал, – и всё так, как будто я сплю.
Потом наступил вечер, мы поужинали, потом стало смеркаться, и наш лагерь стал потихоньку затихать. В машине опустили спинки сидений, и мы с Лёхой легли спать. Лёха уснул сразу же, а я долго ворочался и слушал, как в стороне негромко разговаривают взрослые. Я различал мамин голос и папин, и ещё чьи-то голоса, затем они стали удаляться и пропали окончательно. Зато передо мной замелькали покрышки ограждения, пестрые ленточки и разноцветные флажки, я взлетал на горки, падал вниз, пружиня ногами, газовал, переключал скорости, проносился над гребнями «стиральной доски» и всё никак не мог догнать Димку Краюхина…
Ночью вдруг налетел ветер, загромыхал гром, пошёл сильный дождь. По лобовому стеклу машины потекли потоки воды, вода гудела над головой, и стало ещё темнее. Эту темноту время от времени разрывали вспышки молний, и я, приподнявшись на локте, видел наш лагерь, машины, палатки, мотоциклы под навесами, и над всем этим плывущие куда-то блестящие струйки дождя в белой пене брызг.
Гроза пронеслась, я уснул и во сне снова нёсся по трассе и по-прежнему никак не мог догнать Димку Краюхина.
Утро началось с зарядки, завтрака и тренировочных заездов. Весело светило солнце, над головой голубело небо, легкий ветерок трепал разноцветные флаги, пытаясь сорвать с привязи гирлянды воздушных шариков, вдали зеленел лес, белели домики дачного посёлка, трещали мотоциклы, по радио звучала весёлая музыка.
Я не смотрел, как тренировались другие. Я забился в машину, сидел там и старался ни о чём не думать. А оно думалось и думалось само собой. Мне думалось, что будет, если я сегодня и во втором круге приду первым. И Лёха придёт первым тоже – тогда мы, два брата…
Или, наоборот, Лёха придёт вторым и я тоже – ведь у нас с ним никогда не было даже третьего места на таких соревнованиях. Что тогда? Ой, лучше не думать! А в голове всё что-то вертелось-крутилось, и чего-то хотелось, и я не сразу понял, чего именно: мне захотелось опять съездить к лесу, где так тихо и так хорошо. Но уезжать было никак нельзя, потому что очень скоро Лёхе предстоит финальная гонка. И я опять заволновался из-за нашего Лёхи, так мне хотелось, чтобы он снова пришёл к финишу первым.
Мама открыла дверцу машины, села на сиденье рядом со мной, предложила поесть. Но есть почему-то не хотелось. Разве что пить.
– Обязательно надо, – сказала мама. – До старта ещё далеко. Пока трассу подправят, пока отгоняют «полтинники», то да сё. Я тебе бутерброды с ветчиной сделаю. Хорошая ветчина… Я так волнуюсь за нашего Лёху, – говорила мама, наливая мне из термоса чай. – И за тебя тоже. Второй заезд, конечно, будет труднее. Ты это учти.
– Я учту.
– Но как бы там ни было, а вы оба у меня молодцы… Осторожно, чай горячий. А вот бабушкины пирожки. Твои любимые – с картошкой. Она специально напекла. Ешь, мой маленький…
Я чуть не задремал под мамино воркование.
И думал под её голос, под рокот мотоциклов и голос диктора:
«Как всё хорошо на свете устроено! Так хорошо, что лучше не придумаешь. Лучше и не нужно».
Глава 30 У Лёхи в кармане
Лёха и в финальном заезде был первым. Он с самого начала захватил лидерство и никого к себе не подпускал. Даже дядя-комментатор сказал, что этой… как её?.. интриги не получается, потому что «пятёрка» никому не оставляет никаких шансов.
