Мучаясь сомнениями, он заглянул за угол. Насколько можно было судить по свету прожекторов с улицы, в передней части музея вообще никого не было. Это странно, и даже очень, но темнота, по крайней мере, его союзник.
Через незапертую дверь он добрался до галереи, что была напротив галереи черноногих. Чтобы попасть туда, надо пересечь по мраморному полу открытый участок, который прекрасно просматривается от входа, оба коридора, пройти мимо лестницы и под верхней галереей. Интересно, будет ли виден его силуэт на фоне слабого света справа, из внутреннего двора? Может, есть другой путь?
По в конце концов он решил: лучше тот путь, что короче и проще. Сняв кроссовки, он связал шнурки и продел их сквозь дырку в ремне на джинсах. Потом стрелой пронесся через вестибюль — ноги в носках скользили по мрамору — и, не останавливаясь, помчался дальше, пока не добежал до тени, которой был окутан вход в галерею черноногих.
Прижавшись к стене, он пытался отдышаться, сдержать ухающее под ребрами сердце — этот звук гремел в ушах, подавляя все остальные. Он подождал, прислушался. Ледяная, непроницаемая тишина — музей тоже чего-то ждал. На цыпочках Том вошел в темную галерею, машинально глянул в угол, где была телекамера. И едва не засмеялся вслух. Даже он своей руки не видит, где уж камере?
Тут он замер на месте. Но чем все-таки занимается охрана?.. Сидит в потемках, уставившись в выключенные мониторы? Разумного ответа он придумать не мог и, отмахнувшись от этой мысли, осторожно, ступая очень медленно, вытянув руки вперед, вошел в темную, без окон, галерею. Фонарик включать опасно — вдруг телекамера засечет свет? Надо идти на ощупь.
Сначала направо, мимо вождей и воинов в украшениях из бус. Вы всего лишь восковые фигуры, решительно сказал он им, прошествовав мимо на цыпочках, тут же вспомнил их черные глаза, и это воспоминание обожгло ему спину. Теперь впереди должна быть открытая часть галереи, где стоит типи. Надо взять левее, пойти вдоль стены, и как раз придешь к шкафчику с обрядовыми укладками — до него шагов десять, не больше.
Том действительно легко нашел его — темнота не помешала. Вскрыть бы замок и положить укладку на место, под стекло… Но Том понимал: тут он Питу не ровня, тем более в темноте. Если он оплошает и разобьет стекло, никому от этого лучше не будет. И, бережно вытащив священную укладку из-под свитера, Том аккуратно положил ее поверх шкафчика.
Вот и все. Словно гора с плеч свалилась. Теперь никто никогда не узнает, кто и зачем брал эту укладку. Он все сделал именно так, как велел прадедушка: уложился в отведенные ему четыре дня и не поставил под удар перспективы отца стать судьей.
С пьянящим чувством облегчения он повернулся, чтобы начать обратный путь, правая рука легонько касалась стены, в левой он держал выключенный фонарик. Сразу же за типи — запасный выход. Потом домой…
Он сделал всего четыре шага, зацепился за что-то ногой и бухнулся плашмя — грохот был такой, что мог бы разбудить мертвеца.
Мертвеца. Откуда такая мысль? И что вообще за глупая фраза? Никаких мертвецов здесь нет, будить некого. Вдруг вспомнились высохшие красно-оранжевые кости старой индианки… Из его вытянутой руки выскочил фонарик. Надо немедленно его найти! Глупо, конечно, думать о каких-то костях. Лучше вот о чем подумай: что скажешь охраннику, который небось уже на всех парах несется сюда — угораздило же так загреметь!
Выбираться надо налево, это точно. А фонарик? Оставлять его здесь нельзя — отпечатки пальцев и все такое. Шаркая коленями по полу, он пополз вперед. Черт возьми! Неужели он мог укатиться так далеко? Или Том в темноте сбился с курса?
Пальцы его прикоснулись к чему-то холодному и металлическому, и он вздохнул с облегчением. Но тут же по спине поползли мурашки. Это действительно был фонарик, да только не его. Этот был большой, почти фонарь-прожектор. Он прижал пальцем кнопку — вверх, вниз, но ничего не произошло, и через секунду пальцы подсказали ему, в чем дело. Стекло и лампочка были разбиты.
Чей же это фонарь? И почему он валяется на полу? Кстати, обо что он споткнулся? Фонарь тут ни при чем. Это было что-то большое, тяжелое.
Борясь с собой, он протянул руку дальше, за то место, где поначалу лежал фонарь. Пальцы его коснулись чьей-то руки. Ему удалось подавить крик, готовый вырваться из горла, по и, подавленный, он прозвучал достаточно громко — находись кто-то неподалеку, он бы обязательно услышал.
Рука была какая-то вялая, словно ничья, и страшно липкая. Стиснув зубы, Том продолжал ощупывать руку… предплечье… затылок.
Человек лежал лицом вниз. На нем, судя по всему, была какая-то форменная одежда. Волосы острижены коротко, на макушке их совсем мало. Голый череп… Тома совсем замутило. Он вдруг почувствовал, до чего этот человек беззащитен, словно ребенок.
Том попытался нащупать на шее человека сонную артерию — видел, как это делается в полицейских фильмах, — по не мог определить, есть пульс или нет, уж слишком у него самого расходились нервы, слишком сильно колотилось сердце. Пальцы его нашли затылок человека, и Том в ужасе отдернул руку — наткнулся на что-то липкое, влажное. Он глянул на свою руку, ничего во тьме не увидел и, плохо соображая, начал яростно вытирать ее о куртку лежащего.
Эх, нет здесь Пита! Он бы не растерялся. И фонарь у него был бы хороший. И первую помощь он, наверное, оказать может. И выход из положения нашел бы. Но что же случилось с охранником? Сердечный приступ? Скорее всего. Человеку стало плохо, он упал и ударился головой об один из шкафчиков с экспонатами…
Но как же он мог удариться затылком? Л почему нет? Если человек надает назад, именно так все и происходит. Да, но почему тогда он лежит распластанный лицом вниз, посреди галереи, где никаких шкафчиков нет?
Скорее, этот человек что-то искал, и его оглушили сзади. По что он мог искать? Только но ого, не Тома. Он лежит па иолу давным-давно, это уже после Том пробрался сюда и споткнулся об пего.
Тут оп вспомнил: у охранника в руке был фонарь. Вот оно: погас свет, охранник пошел выяснить, что случилось. И тут, в темноте, кто-то его оглушил, ударил сзади. Но кто? И зачем? А другие охранники?.. Что с ними?..
Том машинально провел рукой по лицу, и оказалось, что пальцы у него все еще липкие. Он содрогнулся. И тут его как громом поразило, он позабыл об охраннике, о костях старой индианки, в мозгу сверкнула мысль: вместе с ним в музей проник кто-то еще! Этот кто-то взломал дверь, оглушил охранников и похитил золотые фигурки из Мексики. Конечно же, дверь открыл не Пит. Это сделали они. Именно они отключили свет и всю сигнализацию.
Надо было ему так вляпаться! Рано или поздно мимо музея проедет патрульная машина, полицейские увидят, что не горит свет, им это покажется странным. Они войдут в музей и обнаружат пропажу золотых фигурок. Найдут лежащего без сознания охранника. И если он не поспешит отсюда убраться, они найдут ого, Тома, а руки у него — в крови охранника. Черт, ну где же фонарик!
Том стал лихорадочно шарить по полу вокруг тела раненого. Вот он, приткнулся прямо к йоге. Господи, только бы он не разбился!
Том включил фонарик. Вид у охранника был ужасный. Волосы па затылке потемнели от крови, тонюсенькая струйка ее стекала за ухо. Лицо, насколько Том мог судить, было какого-то зловещего глиняного цвета.
Сидя возле охранника, Том посветил по сторонам. Вон напротив, на той стороне комнаты, — запасный выход. Можно сорваться отсюда сейчас же — и конец всей этой жути, через пятнадцать минут он будет дома. Даже сигнал тревоги не сработает. Он будет на свободе и вне всяких подозрений. Очень просто.
Только как быть с охранником? Серьезно ли он ранен? Том терзался сомнениями, стоя возле раненого на одном колене, как вдруг уловил какой-то звук. Когда он появился? Недавно? Это было постукивание, слабое, настойчивое постукивание, и, похоже, доносилось оно из шкафчика в нише, где хранились кости старой индианки, — нравится это науке или нет.
Том взмахнул фонариком, осветил стены галереи. О телекамере теперь можно не думать. Откуда все-таки стук? Ничего подозрительного он не увидел, ничто не двигалось, разве что тени да отражение его собственного фонарика в стеклянных шкафчиках. Как кошачьи глаза во тьме, подумал он и тут же вспомнил чучело бизона в подсобке.
— Я вас не боюсь, ночные странники, — едва слышно прошептал он. — Я защищен. Вы мне ничего не сделаете.
Между тем постукивание не прекращалось. Он заставил себя подняться и, собрав все свое мужество, повернулся в сторону источника звука. Покусывая губы, он осветил фонариком шкафчик с экспонатами.
Что, собственно, он ожидал там увидеть? Неужели думал, что, как в истории с человеком, попавшим в шалаш смерти, кости ожили, что, преклонив колени прямо в шкафчике, мертвецы ритмично покачиваются из стороны в сторону, а сжатые, лишенные плоти костяшки пальцев негромко постукивают по стеклу? А почему нет? В конце концов, завтра день Всех святых.
