Капулла молча пошел за доктором.
Я остался один. Шаги удалялись. Вот хлопнула входная дверь. Опять шаги. Доктор Дитрих поднимается по лестнице на второй этаж. Тишина. Наверное, мой мучитель решил отдохнуть. Устал за ночь.
Я огляделся. Голая клетка — ни гнезда, ни домика, ни подстилки. Ничего. Я чувствовал себя совершенно беззащитным. Мне было холодно и неуютно.
Мой взгляд случайно упал на белый коврик, который доктор расстелил на столе перед моей клеткой. На коврике лежали инструменты. Они были приготовлены для меня. Я представил себе, как доктор Дитрих берет в руку вон ту острую штуку…
Я закрыл глаза.
Софи, мастер Джон, сэр Уильям, Энрико и Карузо… Никогда я больше не увижу их…
Мы, хомяки, не умеем плакать. Когда нам плохо, мы впадаем в оцепенение наподобие зимней спячки. Мы просто отключаемся.
Но сейчас я не мог даже отключиться. Мне мешал страх.
Я погрузился в размышления. Я думал о том, как все это произошло и мог ли я предотвратить случившееся. Конечно, мне нужно было сразу, как только доктор Дитрих появился в нашей квартире, сообщить мастеру Джону, какое впечатление произвел на меня этот господин. И уж во всяком случае мне следовало бы это сделать после того, как я услышал рассказ Лизы Потемпе об ученом, проводящем опыты на золотых хомяках. Ученом по имени доктор Дитрих. Но даже потом у нас еще был шанс выпутаться из всей этой истории — если бы мы вовремя сообщили обо всем Софи и ее родителям. Хотя какое все это теперь имело значение. Поздно размышлять о том, что было бы, если… Если б бы да кабы… так во рту росли б грибы, сказали бы сейчас Энрико и Карузо…
Я дрожал от холода.
Откуда-то страшно дуло. Я пригляделся. Так и есть. Стеклянная дверь на террасу была открыта. Вот почему я так мерзну. Я свернулся клубком и, наверное, задремал.
— Фредди! — позвал меня чей-то голос.
Я очнулся.
Возле клетки стоял доктор Дитрих:
— Спишь, дружок? И правильно. Нужно хорошенько выспаться перед операцией. Набраться сил. Они тебе понадобятся.
— Знаешь, Фредди, что ты для меня просто подарок судьбы? — Доктор Дитрих надел белые резиновые перчатки и открыл дверцу клетки. — Много лет я занимаюсь исследованием золотых хомяков. На каком-то этапе я пришел к выводу: мозг этих грызунов устроен так, что теоретически их можно научить читать и писать. — Рука в белой перчатке протиснулась в клетку. Здесь было так тесно, что увернуться я никак не мог. Кусать тоже не имело никакого смысла. — Если бы я изложил эту теорию своим коллегам, они бы подняли меня на смех, — продолжал свой монолог доктор Дитрих. — Я сделался бы всеобщим посмешищем. Потому что никто никогда не видел хомяка, который умеет читать и писать.
Он выудил меня из клетки.
— Я попытался обучить отдельных золотых хомяков чтению. Понимаешь? Мне нужно было привести убедительные доказательства моей теории.
Доктор Дитрих положил меня на стол. Я лежал на животе. Раздался щелчок. Левая лапа оказалась прижатой к столу металлической скобкой. Еще щелчок — теперь настал черед правой. Чпок, чпок — и все четыре конечности обездвижены.
— Все эти эксперименты ни к чему не привели. Проклятые хомяки не желали учиться. Но я не сдавался. Упорно продолжал я заниматься этими мерзкими тварями. Сколько хомяков прошло через мои руки — и все безрезультатно!
Доктор прижал мою голову к столу. Зажужжал какой-то прибор. Похоже на бритву. Точно. Он бреет мне голову.
— И вот в один прекрасный день я сделал открытие. Я понял, что золотые хомяки могут читать и писать только в том случае, если у них в мозгу соединяются определенные нервные окончания. Если — вот в чем весь фокус!
Доктор достал какую-то штуку, которая напоминала собачий намордник. Только совсем маленький.
— Это было гениальное открытие! Но и оно нуждалось в доказательстве!
Доктор Дитрих нацепил мне намордник.
— И тут, дорогой Фредди, случилось чудо! Я натолкнулся в Интернете на твою историю. Недурно написано, кстати. Читается очень хорошо. Без шуток. Я прочитал и понял — вот оно, доказательство моей теории! Золотой хомяк, который умеет читать и писать. Осталось только одно — заполучить его и посмотреть, как соединяются у него эти важные нервные окончания. И вот этим-то мы сейчас и займемся, дружок!
Смертельный страх сковал меня изнутри. Близился мой конец. Я закрыл глаза.
— Не спать! — послышался как будто издалека резкий голос. — Мне нужен работающий мозг, а не спящий!
Я открыл глаза. Доктор Дитрих отошел от стола, на котором я лежал распятой лягушкой, и занялся теперь своими приборами. Он подключил к компьютеру еще какой-то агрегат, приладил к нему отдельный монитор и принялся разбираться с многочисленными проводами. Несколько проводков он подтянул ко мне и насадил их на лапы, другие приладил у меня на макушке. Потом он достал из шкафа огромный микроскоп и установил его рядом со мной.
— Так, Фредди, кажется, все готово, можем приступать. — Он нажал на какие-то кнопки, и послышалось мерное гудение. — Хочу тебя предупредить: сначала будет немножко неприятно. Потом больно. Но это ничего. Ради науки можно и пострадать. Так, поехали, — сказал он себе под нос и включил еще какой-то аппарат, который громко зажужжал.
Жужжание становилось все громче и громче.
Сердце у меня сжалось в комок. Я закрыл глаза. Скорей бы все это кончилось! Что он там все жужжит и жужжит?
И тут я услышал какие-то новые звуки.
Что это? Странно… Откуда-то доносилась музыка. Как будто кто-то играет на трубе. Играли где-то на улице.
Жужжание прекратилось.
— Хм, что за новости такие? — услышал я голос доктора Дитриха.
Щелкнула кнопка, и жужжание возобновилось.
Музыка стала громче. Такое впечатление, будто трубач играет прямо у самого дома. Кто-то исполнял печальную мексиканскую мелодию из того самого вестерна, который так любили смотреть мастер Джон с Энрико и Карузо.
Мое сердце бешено заколотилось.
Доктор Дитрих снова выключил аппарат.
— Безобразие какое! — буркнул он, стащил перчатки и направился к выходу. Не успел он захлопнуть за собой дверь, со стороны террасы послышался какой-то шум. Дверь распахнулась и…
В комнату влетела Лиза Потемпе, а за нею — мастер Джон.
— Скорее! — крикнула Лиза. — Нужно блокировать вход.
— Сейчас! — отозвался мастер Джон, запирая на защелку дверь на террасу.
В одну секунду они подкатили стол на колесиках с тяжелой аппаратурой ко входу в лабораторию.
Мастер Джон подошел ко мне.
— Фредди, бедняга, — сказал он, снимая с меня намордник, и повторил уже по-английски: — Poor little chap. Чудовище, мерзавец, преступник! — бормотал он, освобождая меня от металлических скобок. — What a bloody crime. The cruel bastard.
Лиза Потемпе тем временем занялась бумагами доктора, которые были разложены по папкам, стоявшим на специальном стеллаже.
— Интересно, очень интересно… Вот это да! — радостно воскликнула она, снимая с полки пухлую папку. — Материалы к публикациям! — Она лихорадочно перелистывала страницы. — У него, видите ли, есть своя теория, и эту теорию он хочет в ближайшее время представить на суд научной общественности. Так, это я возьму с собой!
Мастер Джон тем временем освободил меня от всех скобок и проводов.
— Знаешь, дружок, я думаю, что тебе спокойнее всего будет у меня в кармане.
Я только слабо кивнул и уже в следующую секунду оказался в темноте. Мастер Джон аккуратно опустил меня во внутренний карман своей куртки. Тут, среди старых проездных билетов, каких-то бумажек, скрепок, резинок, мне было, конечно, не слишком просторно. Но зато тепло и уютно. Потому что здесь пахло мастером Джоном. И сэром Уильямом. И Энрико с Карузо.
— Все, уходим! — скомандовала Лиза Потемпе. — А то он сейчас…
Послышался шум. Дверь лаборатории дрогнула.
— Через террасу! — крикнул мастер Джон.
Вдруг все стихло. Музыки теперь было не слышно. В дверь тоже никто не ломился.
— Наверное, он решил перехватить нас с этой стороны? — испуганно сказала Лиза Потемпе. — Если он увидит меня, то все, прощай моя работа!
— Может, рискнем через квартиру? — предложил мастер Джон.
Они откатили стол с аппаратурой.
— Он ушел, — услышал я голос Грегора. — Ну конечно, кто еще мог играть на трубе?! Грегор, папа Софи! — Вылетел как ошпаренный и куда-то помчался.
— Давайте скорее в машину! — Лиза явно нервничала.
Уговаривать никого не пришлось.
— Фредди у вас? — спросил на бегу Грегор.
— Да, — ответила Лиза Потемпе.
— Как он, в порядке?
— Да, — отозвался мастер Джон. — Убить мало этого мерзавца. Доктора, конечно. If not, I’d killed the bastard, — повторил он опять по-английски.