— Какой мужик? — не понял Мортен.
— Ну тот, из парка…
— Ты про отца, что ли? Живет там, что же еще, — ответил Мортен и отвернулся к окну, глядя в темноту туннеля.
Отец! Цацики не верил своим ушам. Он никогда не думал, что пьянчужки могут быть отцами. Он всегда считал, что пьянчужки — это пьянчужки. Точно так же, как дети — это дети, а собаки — это собаки. Теперь-то он понимал, как ему повезло с его папой, Ловцом Каракатиц.
— Бедняга, — сказал Цацики и похлопал Мортена по руке.
— Да ладно! — фыркнул Мортен. — Он вообще-то ничего, когда много не пьет.
— А где твоя мама?
— Она сбежала, когда я был совсем маленький.
— Если надо, можешь всегда обращаться к Мамаше, — разрешил Цацики. Никогда больше не буду ревновать Мортена, подумал он и положил голову ему на плечо.
— Отвали, — сказал Мортен и смущенно поежился.
— Смотри, не потеряйся, — предупредил он Цацики, когда, спустя некоторое время, они вышли на станции «Центральный вокзал». Кругом было полно народу, и Цацики для верности взял Мортена за руку.
Они поднялись на Плитку. Так в простонародье называлась площадь перед культурным центром. Наверное, это потому, что она вся покрыта плиткой, думал Цацики. Теперь уже он вел Мортена.
Фокусница стояла на своем обычном месте и глотала огонь. Увидев Цацики, который пробирался сквозь толпу зрителей, она улыбнулась ему как старому знакомому.
— И как ей не холодно! — восхитился Мортен. Фокусница ему тоже очень понравилась.
— Понимаешь, огонь согревает ее изнутри, — со знанием дела объяснил ему Цацики.
— Сегодня у меня нет денег, — сказал Цацики, когда фокусница подошла к нему со шляпой. — Но мне нужно поговорить с тобой. Это очень важно!
Девушка удивленно посмотрела на него.
— Пожалуйста! Это вопрос жизни и смерти!
— Раз так, придется мне тебя выслушать, — сказала она. — Увидимся в кафе наверху.
В кафе она пришла уже в обычной одежде. Цацики немного расстроился, что не сможет изучить, как держится бриллиант в ее пупке. Придется подождать до следующего раза.
Фокусница, которую вообще-то звали Элин, была не только красивая, но и добрая. Она угостила Цацики и Мортена лимонадом с пирожными, а себе взяла кофе.
— Ну, рассказывай.
Цацики вдруг разом забыл, что хотел сказать. Дома все казалось легко. На Мортена же рассчитывать не приходилось — он сидел, уставившись в огромное окно. Отсюда можно было увидеть полгорода. От тишины заложило уши.
— Классный вид, — нарушил затянувшееся молчание Мортен. Казалось, он жалел, что ввязался в это дело, и нетерпеливо толкнул под столом Цацики.
— Тебе нравятся длинноволосые рок-музыканты? — спросил Цацики фокусницу.
— Да, — отвечала она. — Рокеры — это лучшее, что есть на свете. Особенно длинноволосые.
— Здорово! — воспрял духом Цацики. — А ты ничего не имеешь против потных рук?
— Да нет, — засмеялась она. — А что?
— Ничего, — сказал Цацики. — Это очень даже хорошо. Просто у Шиповника, парня, за которого ты выйдешь замуж, довольно потные руки.
Мортен подавился своим пирожным и зашелся в приступе кашля.
— Вот как? — спросила Элин. — У Шиповника, значит, потные руки?
— Да-а, — вздохнул Цацики. — Очень потные. Хочешь посмотреть?
Цацики стал открывать рюкзак.
— Стоп! — захохотала фокусница. — Ты что, принес его потные руки в рюкзаке?
— Нет, — ответил Цацики. — У него они растут где положено. Иначе как бы он тогда играл на клавишных?
Цацики развернул афишу и показал на Шиповника. Элин внимательно рассмотрела его. Затем Цацики рассказал о Мамаше и обо всех остальных из рок-группы.
— Понимаешь, — подытожил Цацики, — нам с Мамашей просто не до Шиповника. У нас и так уже есть Йоран и Ловец Каракатиц.
— А почему ты думаешь, что Шиповник захочет на мне жениться? — спросила Элин. — Мы же с ним даже не знакомы.
— У нас с ним одинаковый вкус, мы оба любим Мамашу. А я, будь я постарше, сразу бы на тебе женился.
Теперь Мортен чуть не захлебнулся лимонадом.
— Спасибо, — сказала Элин, не обращая внимания на Мортена. — Мне такого еще никто не говорил. Но как ты себе это представляешь? Не могу же я позвонить ему и пригласить на обед.
— Нет, ясное дело, — ответил Цацики. — Мамаша устраивает в субботу вечеринку и разрешила мне тоже кого-нибудь пригласить.
— Отлично, — сказала Элин. — Обожаю вечеринки. Как мне одеться?
— Надень свой бриллиант, — серьезно ответил Цацики. — Шиповнику понравится.
В квартире стоял приятный гам. Мамаша сияла как солнце. Шиповник и остальные «Мятежники» — тоже. Диск наконец-то записали, и продюсер звукозаписывающей компании угощал всех шампанским. Цацики и Перу Хаммару тоже дали пригубить и чокнуться за успех «Мамашиных мятежников».
— Теперь мы сможем поехать в Грецию! — сказала Мамаша и закружила Цацики в воздухе.
— В Грецию? — задыхаясь, переспросил Цацики. — К Ловцу Каракатиц?
Мамаша улыбнулась и снова обняла его.
— Вот именно. К Ловцу Каракатиц! Ты же мне все уши прожужжал. А тут мы получили аванс за диск.
Поехать в Грецию! Встретиться с папой — Ловцом Каракатиц! Об этом Цацики мог только мечтать. Греция и папа были для него далекими, как сказка.
Было уже одиннадцать часов вечера. Пер Хаммар спал, свернувшись под журнальным столиком, а Цацики ждал Элин, которая все еще не объявилась.
И Мортен тоже ждал. Он специально пришел на праздник, чтобы посмотреть, чем все закончится. И был огорчен не меньше Цацики, что Элин до сих пор не пришла.
— Теперь-то ты меня понимаешь? — спросил Цацики Мортена. Они стояли в дверном проеме, глядя, как Мамаша пытается вывернуться из объятий Шиповника.
— Так бы и врезал ему, — сказал Мортен, снимая куртку.
Цацики на секунду показалось, что Мортен сейчас побьет Шиповника, ведь с ним никогда не знаешь наверняка. Но вместо этого он пригласил Мамашу танцевать. Это был ловкий ход, ведь даже Шиповник не посмеет к ней приставать, пока она танцует с другим. Потом, стоило Шиповнику приблизиться, как Мамашу приглашал Цацики, потом — снова Мортен.
Шиповник совсем скис.
В двенадцать пришла Элин. К счастью, Цацики был в прихожей, когда раздался звонок в дверь, иначе он запросто мог и не услышать.
— Извини, что опоздала, — сказала Элин, улыбнувшись своими ярко-красными губами. — Я работала.
— Это ничего, — ответил Цацики. — Главное, что ты пришла.
Как она и обещала, на ней была та самая одежда, в которой она выступала на площади. Цацики был очень рад.
— Потанцуем? — предложил он.
— С удовольствием, — ответила она и взяла Цацики за руку.
Цацики сиял от гордости. От нее приятно пахло духами и бензином, а бриллиант завораживающе сверкал.
Разговоры прекратились, все перестали танцевать и только смотрели на Цацики и фокусницу. У Цацики немного закружилась голова, и он был даже рад, когда музыка наконец смолкла и к ним подошла Мамаша.
— Может, познакомишь нас? — спросила она.
— Это Мамаша, — сказал Цацики, — а это — фокусница Элин.
— Привет, — сказала Мамаша, — и добро пожаловать!
— Спасибо, — ответила Элин.
— Это Йоран, — продолжил Цацики, — это продюсер, это Пер Хаммар, — он указал на посапывающего Пера, — а это Шиповник.
Пробравшись сквозь толпу, Шиповник изумленно уставился на Элин, особенно на бриллиант в пупке. Он ему явно понравился.
— Привет, фокусница Элин, — сказал Шиповник своим самым идиотским голосом. Цацики смутился.
— Привет, Шиповник, — сипло ответила Элин. — Я о тебе наслышана.
— Да ладно? — глуповато спросил Шиповник.
— Элин умеет глотать огонь и шпаги, — гордо заявил Цацики. — Поэтому голос у нее немножко хриплый. А еще у нее полная шляпа денег.
— Ничего себе! — сказал Шиповник.
— А где вы познакомились? — спросила Мамаша, с некоторым подозрением глядя на Цацики и Мортена. — Ты работаешь в школе?
— Нет, мы встретились у «Культурхюсет», — улыбнулась Элин. — Цацики, Мортен и я.
Теперь Мамаша смотрела на мальчиков очень подозрительно.
— Это Цацики придумал! — занервничал Мортен.
— Что придумал? — спросила Мамаша и отвела Мортена и Цацики в сторонку.
— Найти для Шиповника девушку, конечно, — ответил Цацики. — Чтобы избавить тебя от его потных рук.
— Безумец! Давай рассказывай.
И Цацики рассказал о том, как они с дедушкой в первый раз увидели фокусницу Элин и как он потом отправился за помощью к Мортену.
— Ведь ты бы мне не помогла, правда?
— Нет, конечно! — Мамаша хохотала до слез, но потом она стала сердиться, что Цацики поехал в центр без разрешения. Правда, Цацики понимал, что она сердится потому, что мамам просто положено сердиться в таких случаях.
