Фамилия лучшего игрока «Полонии» произвела на сержанта впечатление. После минутного размышления он произнес:
— Ладно, этих двух выпущу, но дам знать о них в домоуправление, а за теми пускай явятся родители.
— Наши не виноваты, это не они начали! — закричал Чек вне себя от радости. Он был готов броситься сержанту на шею.
Жемчужинка уже потерял надежду увидеть Чека. Уверенный, что его тоже задержали в комиссариате, он уже собрался возвращаться домой, когда увидел в воротах троих ребят. На минуту он онемел от радости, а потом бегом кинулся им навстречу:
— Ну как, удалось?
Манюсь прищурился:
— Удалось, брат. Уж если Чек что скажет, будет порядок.
Спутники Чека еще носили на себе явные следы недавних происшествий. Оба шли бледные, расстроенные. У Тадека Пухальского на память о схватке со Скумбрией остался синяк под глазом; у Манджаро был расцарапан лоб. Но лица их светились улыбкой. Еще бы, ведь все закончилось благополучно!
Жемчужинка изо всех сил хлопнул Манджаро по плечу.
— Твое счастье, брат! Говорил я тебе, что Чек мировой товарищ!
Манджаро как-то криво усмехнулся. Ни слова не сказав, он неловко пожал руку Манюсю.
5Так неудачно закончилась попытка объединить «Сиренку» и «Ураган». Однако, несмотря на доводы пана Лопотека и надежды Манджаро, большинство игроков «Сиренки» были рады такому исходу. «Обойдемся как-нибудь сами», — думали ребята. Объединение с «Ураганом» не обещало ничего хорошего и могло лишь прибавить хлопот и неприятностей.
Утром во вторник на совещании всей команды была избрана делегация, которой предстояло отправиться на Маршалковскую, в редакцию «Жиця Варшавы». В состав делегации вошли Манджаро, Чек и Кшись Слонецкий. Тадек Пухальский был в обиде, что его, знаменитого знатока футбола, снова обошли, однако ребята ему объяснили, что слишком много народу в редакцию посылать нельзя. Без четверти пять ребята были уже у входа в здание «Жиця Варшавы».
— Вам куда? — спросил швейцар, подозрительно глядя на вытертые штаны Манюся и продранную на локтях рубашку Манджаро.
— Мое почтение! — приветствовал его как всегда любезный и улыбающийся Чек. — Мы по делам спорта. Хотим записаться на турнир.
— Второй этаж, комната двадцать: три.
Ребята взбежали на второй этаж и остановились пораженные. В широком коридоре стояли шум и толкотня, как у ворот стадиона во время международной встречи.
— Говорил я, что нужно торопиться! — волновался Кшись.
Чек почесал за ухом.
— Пропали мы, братцы! Очередь больше, чем в универмаге на Вольской. Надо справиться, не дают ли номерков. — Нахлобучив шапку на лоб, подтянув спадающие штаны. Манюсь, работая локтями, нырнул в толчею.
— Не пропускайте его! — раздались сзади возмущенные крики.
— Становись в очередь, а то по уху заработаешь! — предупредил его рослый парень в купальной шапке.
— Спокойствие, граждане, я только за справками и советом.
— Не пускайте его! — верещал кто-то в конце коридора.
Но Чек был уже недалеко от желанных дверей. За матовым стеклом, на котором виднелась надпись «Отдел спорта», двигались тени. Рядом с. собой он увидел равнодушное лицо Королевича и широкие плечи Скумбрии.
— Почтение! — приветствовал он их насмешливой улыбкой. — Как вы себя чувствуете после отпуска?
Королевич скривился и неопределенно пожал плечами: его трудно было вывести из равновесия. Скумбрия окинул Чека полным ненависти взглядом.
— И вы сюда? — Он насмешливо улыбнулся.
— И мы сюда, — рассмеялся Манюсь ему в лицо.
— Эту мелюзгу не запишут, — пробормотал Королевич, обращаясь к Скумбрии.
Тот рассмеялся:
— Ничего, пригодятся: будут нам мяч подавать.
— Когда будете его из своих ворот вытаскивать, — нашелся Манюсь и весело расхохотался.
Вслед за ним рассмеялись несколько подростков. Им понравилась веселая рожица Манюся, его лукавые глаза и острый язык.
— Ты из какой же команды? — покровительственно похлопав его по плечу, спросил здоровый верзила.
— Я с Воли, с Гурчевской улицы. Наш клуб называвши «Сиренка», запомни хорошо, еще не раз о нем услышишь.
— А я с Жолибожа. У нас команда первый класс, — похвастался детина.
Манюсь не хотел остаться в долгу. Состроив важную мину, он бросил мимоходом:
— У нас тоже солидная организация. Имеем хорошего тренера.
В глазах верзилы зажглось любопытство:
— Кто у вас?
— Стефанек. Вацлав Стефанек.
— Этот, из «Полонии»? Не может быть! — воскликнул верзила, с уважением взглянув на Чека.
— Брехня! — вмешался Скумбрия. — Нет у Стефанека другой работы, как такую мелюзгу тренировать!
Манюсь прищурился:
— Не веришь — приходи в среду в пять часов к нам на поле. Убедишься сам.
— Брехня! — повторил Скумбрия. — Ты стащил у него мяч, а он же тебя будет тренировать?
Манюсь весь ощетинился, точно готовясь к драке. Его раздражало то, что Скумбрия вмешался в разговор, и вместе с тем он чувствовал, что перехватил малость, рас: сказывая о тренере. Ведь на самом деле Стефанек только пообещал прийти к ним на поле, а о том, что собирается их тренировать, он не обмолвился ни словом. Это он сам. Чек, в своем воображении уже назначил Стефанека тренером «Сиренки». Да, нехорошо вышло! Но не мог же он не поднять брошенной перчатки.
— Что ты можешь знать, — крикнул он Скумбрии, — если два дня просидел в милиции? Стефанек подарил нам мяч и пообещал, что будет у нас тренером.
— Все равно вам ничего не поможет, — презрительно усмехнулся Королевич.
Манюсь уже собирался ответить острым словцом, но дверь с матовым стеклом широко распахнулась, и на пороге появился высокий, плечистый мужчина.
— Пять следующих! — закричал он.
Несмотря на шум, все его расслышали. У двери образовалась такая давка, что никто не мог протиснуться в комнату.
— Потихоньку, друзья, потихоньку, — стоя в дверях, успокаивал их журналист. — Не толкайтесь, а то мы прекратим запись. Прошу входить в порядке очереди.
Однако ни просьбы, ни угрозы редактора спортивного отдела не помогли. Толпа ребят с шумом продолжала напирать к заветной двери. Образовалась пробка. Темперамент юных футболистов взял верх над рассудком. Началась давка, подобная той, что бывает при опасном положении у футбольных ворот на соревнованиях в пригородах Варшавы.
Если бы не трезвый ум и не спокойствие журналиста, юные любители футбола разнесли бы весь коридор с. его сверкающими на дверях табличками.
Редактор Худынский загородил своей могучей фигурой вход в комнату и вытащил из кипящего котла пятерых растрепанных мальчишек. В числе их оказался и Манюсь. Обрадованный, что ему удалось так быстро пробиться к двери, он в то же время беспокойно озирался по сторонам, ища глазами остальных членов делегации. Вскоре, однако, мальчик успокоился.
«Неужто я настолько неграмотный, что не сумею записать команду в турнир?» — подумал он, комкая в потных руках шапку.
Очутившись перед широким, гладко выбритым лицом редактора Худынского, он по всем правилам щелкнул каблуками, откашлялся и, состроив приветливую и озорную улыбку, зачастил:
Мы, пан редактор, с Воли, с Гурчевской. Хотели бы записаться в этот турнир «диких»… Но мы, собственно, и не «дикие»… Мы организовали команду, которая называется «Сиренка».
Редактор, чуть приподняв лохматые брови, внимательно взглянул на Чека.
— А сколько тебе лет, приятель? — неожиданно спросил он.
— Мне? — запнулся Чек. — Четырнадцать с гаком.
Редактор ласково улыбнулся:
— А твоим товарищам?
— Ну, они, конечно, старше, — соврал Чек, чувствуя, что в расспросах редактора кроется какая-то опасность.
Журналист чуть отодвинулся и еще раз внимательно оглядел парнишку.
— Мне что-то кажется, что тебе и четырнадцати нет. А ребят моложе четырнадцати мы не допускаем к турниру.
— Мне нет четырнадцати лет?! — Лицо Манюся выразило возмущение. — Хотел бы я за каждый день после четырнадцати получить по злотому. — Он изо всех сил стукнул себя кулаком в грудь.
— Тогда покажи школьное свидетельство.
Мальчик помертвел. Однако, не желая обнаружить свое смущение, еще раз с силой стукнул себя в грудь.
— Не видать мне тети Франи, четырнадцать уже исполнилось. А если пан редактор не верит, прошу справиться у тети Франи.
— Покажи свидетельство, и я тебе поверю. — На широком загорелом лице редактора появилась укоризненная улыбка.
— В школу я не хожу, и никаких других доказательств у меня при себе нет.
Редактор развел руками:
— Жаль мне тебя, приятель, но никак не могу вас записать — молод ты слишком.
У Манюся все поплыло перед глазами. Рыдания подступили к горлу.
— Пан редактор! — взмолился он. — Если пан меня не запишет, меня выставят из команды: ребята только об этом турнире и говорят! Тренируются, стараются, а уважаемый пан редактор перечеркивает все наше будущее!
