— Где же я могу приобрести эту занимательную книгу? — интересуюсь я.
Из-за стены грозно рычит госпожа Тендер. Редактор машет мне руками и лезет в сумочку.
По кабинету разносится запах валерьянки.
— Работать, дорогая редакция, — велит шеф. — Нечего тут.
С серьёзными лицами занятых людей, озабоченных только работой, только работой и ничем, кроме работы, мы хором выходим в интернет.
И очень быстро узнаём, что госпожа Елизаветинская — автор скандального произведения с названием, которые нельзя упоминать в приличных книгах, — никогда не была замужем за дипломатом. Зато была — и есть — женой ювелира. Известная Московская Академия, которую якобы закончила эта дама, заявляет, что ни такой студентки, ни даже такого отделения у них никогда не было.
Центр Дипломатического Консультирования и вопросов протокола в своё время опубликовал одну-две статьи за именем нашего Эксперта, но ни в каких списках сотрудников она не числится.
Европейская Ассоциация Дипломатического Этикета действительно есть, но в ней странным образом состоит всего один человек — сама госпожа Елизаветинская.
Дальше выясняется, что кое в чём эта дама сказала чистую правду: во-первых, это платные консультации. Во-вторых, она и самом деле пользуется довольно громкой известностью в нашем городе. В качестве постоянного автора нравоучительных комментариев на новостных сайтах и хозяйки собачки Анджелины — обладательницы гардероба, которому позавидует иная певица. Удивительным образом в большинстве комментариев нашего Эксперта постоянно присутствует одно слово. Это слово «быдло».
— …и чтобы никакого смеха! — страдальческий вопль госпожи Тендер врывается в кабинет быстрее, чем она сама. — Поняли? Я всё вижу, что вы тут делаете!
— А? — невинно поднимаем глаза мы с Медведем. — А что мы такого делаем? Мы тут рисуем.
— Что, интересно, вы рисуете?!
— Да вот, — говорит Медведь, — комикс рисуем. «Как мы едем в общественном транспорте». Земфир, я думаю, рубрика «Тонкости этикета» — не очень подходит для нашего журнала. Он же для школьников? Ну, вот. А, скажем, «Осторожно, подросток!»? В неё мы и будем фигачить… эээ, я хочу сказать: на её страницах мы будем обсуждать вопросы хорошего воспитания. В юмористической и доступной форме. Нравится?
Госпожа Тендер подозрительно смотрит на нас.
— Нравится, — говорит она.
И, уходя, бормочет:
— Вообще, идея с комиксами мне нравится…
Оставь надежду всяк, сюда входящий
— А я говорю, в таком виде нельзя пускать статью в печать! — кричит госпожа Мракобесенко.
— А я говорю, можно! — кричу я.
— Что? Вот ЭТО?
— Именно это, именно в таком виде!
— Девочки, не ругайтесь, а? — робко вмешивается кто-то. — Вы же убьёте друг друга!
— Подожди! — отмахивается редактор, не глядя. — Я только объясню автору, в чём он неправ.
— Да-да, мы не ругаемся, — говорю я, испепеляя взглядом редактора. — Просто обсуждение. Рабочие моменты. Так вот, Полина: моё мнение на эту тему тебе известно. Диалоги уничтожать нельзя и я делать этого не буду! Хочешь так сделать — делай, ты редактор. А я не буду.
— Нет, это будешь делать именно ты! А я редактор и я не буду!
— Девочки, девочки…
— Подожди! — отмахиваюсь я.
— Мне не нравится этот материал, понятно? — кричит редактор. — И всё!
— Что конкретно тебе не нравится?
— Мне не нравится, что я не понимаю ничего. Кто что говорит, не понимаю.
— А, по-моему, это очень просто! По контексту! Героев всего два! Реплики идут по очереди! Всё предельно ясно!
— А, по-моему, ничего не ясно!
— Редактор, — примерно такую интонацию, как я сейчас, имеет лист жести, который трясут за сценой, чтобы изобразить раскаты грома. — Ты сама в прошлом номере потребовала убрать цветные пометки, которыми мы отмечали персонажей!
— А ты мне тут глазки не закатывай! Эмоции свои эти!
— Полина, я тебе сейчас дам зеркало, чтобы ты на себя посмотрела и не отвлекалась на несущественное. Какие ещё глазки! Я спрашиваю: ЧТО ты хочешь, чтобы было сделано? Вот по пунктам: что конкретно тебе не нравится и какие будут предложения?
— Предложения? — взвивается редактор. — Это ты… Это я…
Дальше она бессмысленно открывает и закрывает рот.
— Так, я поняла. Вот что, Полина Андреевна: давайте, я переделаю текст и просто пришлю вам готовый. А то мы спорим-спорим, и никто не может мне сказать, о чём.
— Да, хорошо, — быстро соглашается редатор. — Давайте, Елена Фёдоровна, прекратим этот беспредметный спор! И не забудьте, что в четверг у нас «Круглый стол» о домработницах, а завтра нужно договориться об интервью. Тема: хэндлинг. Показ собаки на выставке. В контексте маленьких собачек. До свидания, дорогая редакция!
— М-м, до свидания… — бормочу я, даже не глядя, в каком бешенстве вылетает за дверь редактор.
— Ну, ты это, — хмыкает Медведь. — Злая такая сегодня.
— Кто злая? Я? Да я бедный зайчик. Беззащитный, маленький. Каждый редактор обидеть норовит!
— Да-да-да, — быстро говорит Технический, — такой маленький, с бантом и с зубами с вот такими…
На следующий день происходит что-то невероятное. Редактору не нравится вообще всё. Нам не нравится всё, что делает редактор. Потому что она, в общем, ничего и не делает, если не считать страшной путаницы: что получило её «добро», что не получило, что в какую рубрику идёт, что нужно сделать ещё и чего не нужно.
В тот момент я понятия не имею, что у неё дома случилась беда. Скорее всего, именно это обстоятельство и выбило редактора из колеи, но работать в редакции становится невозможно.
Обсуждать новые идеи не в состоянии никто. Я закрываю дверь редакции, стараясь не хлопнуть ею изо всех сил — чтобы не рухнуло здание, и еду писать домой.
* * *
Г-жа Тендер говорит, что у нас серьёзные изменения в штате. Мы с Медведем по телефону гадаем, кого из нас уволили.
Оказывается, уволили всё-таки редактора, а не нас. За безделье и склочный характер. И пришёл новый. Пришла. Это маленькая старая дама с лицом грустной лисички, тихим, доброжелательным голосом и двумя немецкими овчарками дома.
Мы пока о ней ничего не знаем.
Тендер говорит:
— Лена! Я знаю, о чём ты думаешь! У тебя на лице всё написано. Съешь лимон!
Она уходит, Медведь поднимает голову от компьютера и говорит:
— Лена! Елена Фёдоровна! Ну, ты глухая, что ли? Это твой второй шанс! Не упусти, чтоб ты лопнула!
Ночью я сижу на кухне, грызу лимон и реву. От горя не замечаю, что сгрызла его весь, с кожурой и семечками.
* * *
Понедельник. По понедельникам у нас редколлегия, то есть, планёрка. Она выглядит примерно так:
— …И вообще, — говорит новый редактор. — На планёрке должна обсуждаться работа, а не Кэрис Пилтон!
— Ну, её все равно папенька лишил наследства, — машет рукой Эксперт По Этикету.
По её настоянию новый редактор запретила Настин комикс, в котором Зелёный Выхухоль портит воздух. Потом наш комикс, в котором дети плюются. Потом госпожа Тендер самостоятельно сняла какие-то свои рисунки — из рубрики «Английский бегом». Мы на них даже посмотреть не успели.
А потом редактор сказала, что сделает новое лицо нашему журналу, и теперь будет придумывать темы сама. Что всё должно делаться, как положено, а не как Бог на душу положит. Редактор говорит:
— Что вы говорите? Лишил наследства Кэрис Пилтон? Как — лишил? Когда?
— Да вы что! — машет рукой Эсперт По Этикету. — Ещё на прошлой неделе! Ему надоели её фокусы!
— Вот я всегда говорила: такой образ жизни ничем хорошим не кончится!
— Как вы думаете, что она теперь будет делать?
(Следует длительное обсуждение, что же теперь будет делать Кэрис Пилтон).
Технический молча работает. Мне велено ничего не делать, а дожидаться, пока новый редактор придумает для меня темы.
Я смотрю в окно.
Мы едем на тест-драйв. Тестировать машину. Для рекламы. Рекламы планируется много — два разворота. Машину велено подать как «внедорожник, идеально подходящий для большой семьи».
После этой прогулки Саша и Саша боятся попадаться нам на глаза — вот как им было весело.
Но дело не в детях. Дети — не самое страшное. Дело в том, что моя жизнь — кошмар. Сначала мне сказали, что «материал не должен быть слишком рекламным». Редактор говорит:
— Напиши просто как бы про такую поездку с детьми. Техническими данными не увлекайся и на автозапчастях внимания не заостряй.
Дальше текст читает рекламный отдел. И говорит так:
— Нет, нет. Мне это не нравится. То есть, про детей очень хорошо, но я машины не вижу здесь. Скорости не чувствую, понимаете?
Я понимаю. Понимаю, что критика конструктивная. Беседуем о машинах. В тексте появляется спидометр, километры, топливный бак и всякое прочее. Потом редактор вносит правки. Небольшие, как она с трагическим лицом пообещала. «Наташа хвастается» переделывается в «Наташа довольна». Потом из текста вычищаемся мы: «наш технический», «наш рекламный» и уж тем более «дорогая редакция». Появляются просто какие-то Наташа, Лена и Ольга.
