Алька наконец прожевала бутерброд — в сухомятку это не так-то просто — и подтвердила:
— Конечно, выдержка и самодисциплина. У нас физкультурник всегда…
Но дед не дал ей развить мысль.
— Потому как автомобилист, нарушающий правила дорожного движения, создает потенциальную угрозу как для себя и своих пассажиров, так и для других участников дорожного движения, — значимо произнес дед и поморщился.
— Правильно, — вставила Алька, — правила для того и пишутся, чтоб их соблюдать. Вот у нас в классе тоже есть правила…
Но дед вновь не дал ей развить мысль.
— Но когда я вижу, молодые люди, впереди самоуверенного зануду, который полагает, что ему позволено битый час мозолить мне глаза и пылить в лицо, я прибавляю скорость, — заключил он.
Действительно, впереди, как и час назад, двигалась оранжевая точка. Она то ныряла в ложбины, надолго исчезая, то вновь неожиданно вспыхивала на вечернем солнце.
— Если не умеешь ездить, сиди себе дома, — проворчал дед. — Между прочим, — это уже Альке, — я бы вам посоветовал заняться бутербродом. Запах сыра и колбасы помогает мне сосредоточиться.
— Да, — подтвердил Тимка. — Дед лучше врубается в дорожную ситуацию, если рядом жуют. А он сейчас идет на обгон, — Обгон… — дед презрительно хмыкнул. — Какой это обгон… Так, разминка в начале пути. Сейчас я эту оранжевую жестянку сделаю за… полчаса. Хочешь пари?
— Нет-нет-нет… — замотал головой Тимка, а сам подумал: «Все-таки хорошо, что Алька плохо знает деда. Однако такого дедища полезно знать: наперед».
Оранжевую жестянку сделали с перевыполнением графика, за 26 минут. Причем так славно, что Алька еще долго потом сидела ошарашенная и уже добровольно поглощала бутерброд за бутербродом. Тимка далее начал волноваться за ее здоровье… А иначе какая же это любовь?
А вообще-то уже вечерело. Мелькали по обочинам золотистые стволы сосен. Небо лежало на их широких ветках, и в медовой золотистой глубине терялся солнечный свет. Длинные тени легли поперек дороги. И оттого дорога стала полосатой, словно зебра.
Кругом было славно и покойно. Так же, как на душе у Тимки. Да и вообще мир прекрасен, если у нас все хорошо. Тимка задумчиво смотрел в окно. За окном было все знакомое и какое-то, привычное, словно дома. Привычно и на своих местах стояли деревья, летели вечерние узкие оранжевые облака. И в довершение ко всему на заднем сиденье очень хорошо молчала Алька. Даже без бутерброда. Тимка поглядел в зеркало над водительским местом. Алька, кажется, дремала и красиво улыбалась. Именно так красиво улыбались все девчонки, которые нравились Тимке.
Место для ночлега выбрали неподалеку от дороги, на берегу неширокой речки, где квакали лягушки. Едва открыли дверцы машины, как налетели комары и всех покусали. Из-за комаров пришлось срочно разводить костер. Алька скакала на одной ноге вокруг костра и, отмахиваясь от, мошкары, громко пела:
— Ура! Двенадцать стервецов на бочку с джемом! Ха-ха!
А Тимка, наоборот, сделался скучным. Он взобрался на еще теплый капот машины и сел, а потом и вовсе улегся на спину. В небе было пусто. И уютно. Собирался тихий дождь. Лягушки s смолкли, может, перед дождем, а может, испугавшись боевой Алькиной песни. И сразу стало слышно, как шумит лес. Лес перекричать Алька не могла, сколько ни старалась.
Из леса вернулся дед с охапкой хвороста., Охнув, сгрузил его на землю и, придерживая, поясницу руками, окинул суровым взглядом безобразничающую Альку.
Алька плясала и пела, как под гипнозом, и, конечно, как под гипнозом, ничего не слышала и, не видела. Она пела:
— Куда, куда порой уходят! Корабли! Там-там! И облака нам только снятся!!!
— …ться…ться…ться… — пошло гулять эхо над рекой.
— А кошмары вам не снятся? — в наступившей паузе участливо поинтересовался дед и, повернувшись к Тимке, спросил: — Что-то я не совсем понял… На чем это там пляшет Оля?
— На палатке пляшет, — скучным голосом объяснил Тимка, — и поет.
— Это именно на той палатке, старенькой, рассыпающейся, единственной, Оля пляшет, которую я неделю ремонтировал, и из-за которой ругалась мама, и в которой нам сегодня придется спать под дождем? — уточнил дед.
Тимка грустно кивнул.
— А я думаю, что это тут за брезент валяется… — Алька, аккуратно ступая, на цыпочках сошла с палатки и стала печально созерцать лес, реку, облака и вообще все подряд.
Дед проворчал:
— А я теперь тоже вижу, что тут валяется брезент…
Но, к счастью, на этот раз дед ошибся. Палатка неожиданно оказалась крепче, чем все предполагали, и только в одном месте разошелся шов.
— Было бы странно, если бы он не разошелся, ведь шила мама, — заметил дед. — Дочь наша, — уточнил он степень родства. — Ну ладно, будем ставить… Собирается дождь. Тим, иди сюда. Будешь держать вот эти распорки. Ты, Алька, лезь внутрь — будешь вместо распорки задавать форму, — командовал дед. — А я сейчас забью пару колышков. Тимка, ты куда тянешь?! Не туда! Отпусти свой край! Не тот! Алька, держись! Тьфу!
Тимка выпустил растяжки, палатка рухнула вместе с Алькой.
— Ты чего такой! — дед потрогал Тимкин лоб.
— Ну что вы там?.. — высунула голову из-под брезента Алька. — Тут же может быть кто угодно… Мыши, например! Верно?!
— Мыши тут уже были, — успокоил ее Тимка. — Так что ты ничего не бойся.
Наконец палатка была установлена. Дед довольно потирал руки — все было сделано под его замечательным руководством. Окопано, растянуто, завязано… Потом, словно последний штрих на полотне художника, вокруг палатки были вбиты колышки, и озябшие, смертельно уставшие Алька с Тимкой полчаса прикрепляли к ним проволоку с нанизанными пустыми консервными банками. В далекой юности деду поведал об устройстве такого «сторожа» какой-то друг, не то геолог, не то бродяга.
— Какие медведи? — ворчал Тимка. — Какие дурацкие волки?! Экологию знать надо.
— Ладно, ладно, — возражал упрямый старик, — ночью навалится, а я отвечай за вас, так что ли? И ружье вскинуть не успеешь.
— Кто это еще навалится? — Алька настороженно огляделась. — Вы, Евгений Иванович, кого имеете в виду?
— Ну не навалится, — примирительно заметил дед, — так все равно зацепится. Банки сыграют, а у нас ружье наготове…
— Вы, Евгений Иванович, как хотите, а я, наверно, в машине спать буду.
— Тимофей, — строго спросил дед, — ты что наврал Ольге, что она такая нервная стала?
— Я? — удивился Тимка.
— Разве же можно пугать, тем более на ночь глядя? Ты, наверно, ей про «Вия» рассказывал, пока я собирал валежник? Сознайся. Я слышал, как она визжала.
— Не напоминайте мне о нем, — трагическим шепотом произнесла Алька.
— Ну, дед! — не выдержал Тимка. — Ты всех запугал! «Навалится… зацепится… визжала…»
— Ну вас, — миролюбиво сказал дед, — никто ни на кого не навалится, а я пошел спать. Но если что — кричите… — дед скрылся в палатке, и уже оттуда донеслось: —…если что, кричите, что мы, мол, свои и в нас… — дед облегченно закряхтел, устраиваясь поудобнее, — …и в нас, мол, не стреляйте.
У Альки вытянулось лицо. Она пристально поглядела на Тимку и вдруг бросилась к палатке.
— Евгений Иванович! — Алька пулей прошмыгнула под полог. — Вы еще не спите?
— Конечно, сплю, — сказал дед. — Я вообще в это время всегда сплю. Кто рано ложится… тому… — дед зевнул, подумал и закончил: —…тому, Оля, мама приснится. Спи спокойно.
Тимка хмыкнул и на четвереньках пополз в палатку на свое место.
— А почему кричать «я свой»? — не унималась Алька.
— Чтоб дед в темноте не промахнулся, — съехидничал Тимка. — А так… звяк банка, ты — «я свой». Дед бах из ружьишка — и копыта кверху.
— Чепуха! — в полудреме отбивался дед. — Это, Оля, пароль такой. Кто же ты, если не свой?..
— А-а-а… — многозначительно протянула Алька и затихла.
«Вот оно как, — подумал Тимка, — пароль. Такого деда полезно знать наперед…» Повернувшись на бок, он попробовал привычно свернуться калачиком, но колени уткнулись в чью-то испуганно вздрогнувшую спину…
— Я это, — сказал Тимка и добавил на всякий случай, — свой… — А сам подумал: «Разложились тут, понимаешь, как королевы».
Когда все задремали, пошел дождь. Тихо застучал по брезенту.
В сонной Тимкиной голове вертелись тревожные обрывки фраз, какие-то неприятные силуэты, подлецы или стервецы, плясали на бочке с порохом и громко пели. Прошло, может быть, несколько минут, а может, и часов, как вдруг раздался страшный грохот. Словно взорвалась бочка с порохом, на которой так славно плясали стервецы.
«Банки сработали!!! — пронзила Тимку страшная мысль. — Сейчас навалятся!!!» В тот же миг кто-то больно съездил ему по носу. Отчаянно отбиваясь, Тимка вскочил. Что-то мокрое и тяжелое рухнуло на него сверху. «Навалились!» — содрогнулся Тимка.
