Манюсю не понравился этот тон:
— Посмотрим.
— Что — посмотрим? — заволновался Манджаро. — Ведь только у тебя одного есть время.
Манюсь поморщился:
— Это только так кажется.
— А что тебе делать?
— Эх, братец! — Манюсь горько усмехнулся. — Жизнь — это не сказка и не фильм. Ты дома никаких забот не знаешь, а мне приходится самому организовывать.
— А в чем дело?
Манюсь хотел было уже рассказать, как тетка оставила его без завтрака, но передумал. В конце концов, у каждого должна быть своя гордость. К чему жаловаться? Поэтому он только махнул рукой и насмешливо бросил:
— Ладно, как прикажете, начальник, так и будет.
Манджаро не почувствовал насмешки:
— Смотри не подведи, дело важное. Мы должны сколотить сильную команду.
— В воскресенье играем с хлопцами с Окоповой, — вмешался Жемчужинка. У него даже глаза загорелись при мысли о предстоящей игре.
Манюсь нахмурил брови:
— С «фазанами»?
— А ты с кем хотел бы?
— Дадут они нам, вот увидите!
— Это еще неизвестно.
— Обыграют под ноль.
— Увидим!..
— Увидим, — подтвердил Манюсь и щелкнул на прощание по козырьку своей шапочки.
Манджаро перегнулся через перила:
— Запомни, Чек, в четыре на нашем поле!
2Когда разыскиваешь пустые бутылки, самое главное — хорошо знать места, где их можно найти. В этом деле у Манюся имелся немалый опыт. Выйдя из Голубятни, он сразу же направился к обширной строительной площадке, где возводились новые жилые дома. Обогнул высокий, сбитый из досок забор, прошел мимо больших ям с известкой и приблизился к баракам, из которых доносился сонный перестук пишущих машинок. Безошибочное чутье привело его туда, где вчера после окончания работы сидели теплой компанией каменщики. Это был укромный уголок между двумя бараками, под выступающей крышей, которая спасала и от дождя и от палящих солнечных лучей. Мальчик не ошибся: под стеной, на выступе из кирпича, по росту были расставлены пять пустых бутылок. Все бутылки были целехонькие и чистые. Их даже не нужно было мыть. Манюсь удовлетворенно присвистнул, восхищенный таким порядком. «На пятерку наберется, — подумал он. — Иногда и без помощи тети можно прожить на свете, особенно у нас на Воле».
Он собрал бутылки и вернулся на Гурчевскую, где за одной из витрин виднелась большая надпись: «Прием посуды».
— А, Чек, ты уже здесь! — дружески приветствовала его продавщица.
— Пять бутылочек, товарищ начальница! — Улыбнувшись во весь рот, Манюсь лукаво подмигнул: — Прямо от потребителей.
— Чистые?
— Неужели я посмел бы принести грязные? Их можно сразу снова наполнять, и не будет никакого нарушения санитарных правил!
Получив из кассы пятизлотовую бумажку, он плюнул на нее и прихлопнул ладонью.
— Порядочек, пани Казя! Вы всегда мне счастье приносите. Хорошее сегодня начало. Прошу прощения, но меня ждут дела. Ведь надо как-то жить…
Продавщица, глядя на мальчика, на мгновение задумалась.
Манюсь же, покончив с официальной частью, переменил тон. Подойдя поближе и оглядевшись, не подслушивает ли кто, он доверительно зашептал:
— Пани Казя, а тот брюнет, Збышек… ну вы знаете… опять о вас спрашивал. Если бы вам вдруг понадобилось какое-нибудь письмецо или весточку, то я к вашим услугам. Для вас все, что угодно, пани Казя, только не заставляйте меня бутылки мыть, я не люблю этого.
Продавщица быстрыми движениями поправила крашеные волосы:
— А что говорил пан Збышек?
— Ну, что… Спрашивал о вас: как здоровье, как ваша почтенная семья, и вообще в этом роде.
— И больше ничего?
— Больше? Больше не помню, пани Казя. Но, если
нужно какое-нибудь письмецо или иную корреспонденцию, к вашим услугам. — Он поднес руку к козырьку и, посылая пухлой продавщице самую веселую на всей Воле улыбку, исчез за дверью.
— Ах, — вздохнула та, глядя ему вслед, — какой милый мальчик этот Чек!
Выйдя из магазина, Манюсь направился к молочной «Под взбитыми сливками», подсчитывая про себя, что он сможет съесть на пять злотых. По дороге он пришел к выводу, что обойдется большой булкой и чашкой молока, а оставшиеся деньги спрячет на дальнейшие расходы.
Выходя из молочной, Манюсь чувствовал себя так, как и должен чувствовать себя мальчик его возраста после хорошего завтрака. Он сунул руки в карманы и засвистел песенку, мотив которой все утро не покидал его: «Николо, Николо, Николино…»
Шагал он весело и беззаботно.
— Как дела, Чек? — спрашивали его.
Он щурил искрящиеся глаза:
— Спасибо, помаленьку!
— Как дела, Чек? — остановила его на углу пани Вавжинек, владелица тележки с фруктами, могучая женщина цветущего возраста.
— Добрый день, пани начальница! Как идет торговля? Подешевели уже ваши замечательные шлёпки? — приветствовал он свою приятельницу, с которой его связывало множество общих дел.
— Что это ты сегодня такой веселый? — спросила торговка, отгоняя от фруктов мух.
— Как всегда, пани начальница, особенно когда вижу вас. Это уж точно! Кстати, может, у вас для меня найдется какая-нибудь работа? Полакировать яблочки или перебрать черешни? Глядишь, и оба довольны будем.
Вообще-то у пани Вавжинек не было работы для самозванного помощника, но разве можно отказать мальчику, который так галантно приветствует тебя? Да, Воля — это Воля, и люди здесь вежливые и обходительные, хоть и умеют постоять за себя.
Широкая улыбка появилась на ее лоснящемся от пота лице…
— Никакой особой работы, правда, нет, но ты можешь перебрать черешни — некоторые испортились и кое-кто из моих клиентов уже носом вертит.
«Да, — думал Манюсь, перебирая липкие, истекающие соком ягоды, — хотя тетя и не оставила мне завтрака, но человек интеллигентный и обходительный никогда с голоду не умрет. Нужно иметь в голове кое-что да чтоб язык был хорошо подвешен…»
Черешен было немного. Часть из них попала Манюсю в рот, часть — на помойку, а остальное — в корзину.
— Ничего себе перебрал! — всплеснула руками пани Вавжинек. — Да ведь от них и половины не осталось!
— Ничего не поделаешь, пани начальница, — объяснил Манюсь. — Фирма у вас известная и никогда плохого товара клиенту не подсунет.
Сдерживая улыбку, пани Вавжинек вытащила из кассы два злотых и, разгладив их на ладони, протянула мальчику.
— Ладно уж, будет время — приходи. Что-нибудь всегда придумаем.
Манюсь прикоснулся пальцами к козырьку шапочки:
— Почтение пани начальнице! Почтение наисолиднейшей фирме на Воле! Удачных оборотов, и храни вас бог от растрат!
Отойдя на достаточное расстояние, он вытащил из кармана большую румяную грушу. Как она оказалась в его кармане, он и сам не знал. Но груши пани Вавжинек, Вероятно, сами знают, где им удобнее лежать!
«Пусть это будет премией за перебирание черешни», — подумал он и так вцепился в шлёпку своими крепкими зубами, что по подбородку у него сразу потек сладкий сок. Доедая сочную грушу, он мысленно похвалил пани Вавжинек за хороший товар.
На следующем углу он остановился перед витриной, за которой улыбалось фарфоровое лицо раскрашенной красавицы. Это была единственная реклама парикмахерской третьего разряда, принадлежавшей пану Эузебиушу Сосенке. На фарфоровой голове красавицы топорщился фантастически зачесанный пук выцветших волос цвета неочищенного льна. Если бы не приклеенные ресницы, похожие на лапки жука, и не легкое косоглазие, красавица была бы удивительно похожа на пани Казю из магазина.
Весело настроенный Манюсь улыбнулся фарфоровой физиономии, и ему показалось, что она ответила ему мягкой, едва заметной улыбкой. Приободренный, он толкнул дверь и вошел в парикмахерскую. Первое, что он увидел, был большой блестящий лысый череп пана Сосенки, склоненный над намыленным до самых глаз лицом клиента.
— Мое почтение пану шефу! — воскликнул Манюсь, снимая шапку. — Ну как, пан шеф, выигрываем, а?
Пан Сосенка отвел бритву от синего лица клиента.
— Не мешай! — проворчал он, посылая Манюсю укоризненный взгляд.
Манюсь поморщился: шеф в плохом настроении. Последнее время с ним это часто случалось — ведь его любимая команда «Полония» проиграла подряд два матча. Мальчик уже хотел отступить, но передумал. Он решил попытаться развеселить мрачного парикмахера.
— Вы знаете, у меня есть предчувствие, что следующий матч мы обязательно выиграем, — небрежно проговорил он, не глядя на шефа. — Да еще под ноль.
— Под ноль! — воскликнул пан Сосенка.
— По существу, если разобраться, нет игроков лучше, чем «полонисты». Они же играют, как по нотам. А если иной раз неудача, так ведь и они люди. Да к тому же, этот последний матч судья отсудил.
Пан Сосенка так взмахнул бритвой, будто собрался перерезать клиенту горло. Его широкое лицо просветлело, глаза потеплели. .
