— Теперь никто и не узнает, что ястреб побывал в когтях у лисы, — твердил Атс, разглядывая дело маминых рук.
— Ну, папа догадается, стоит ему только посмотреть, — сказала мама.
— Но ты же ему ничего не скажешь?
— Я-то не скажу, а вот ты должен сказать, — ответила мама.
— Зачем же я стану ему говорить, если ястреб опять целехонек? — удивился Атс.
— А затем, чтобы ты запомнил, что такие вещи делать нельзя, — сказала мама и твердо решила настоять на своем.
Когда отец вернулся домой, мама завела речь о том, что Атс хочет признаться в одном своем проступке. Сердце у мальчика забилось сильнее. Он надеялся выбрать подходящий момент, а теперь приходилось говорить без всякой подготовки. И он не успел еще рта раскрыть, как слезы сами потекли из глаз; так, плача, он и подошел к отцу.
Прошло немало времени, пока отец понял, что произошло. Он подошел к шкафу, снял с него своего ястреба, чтобы оценить ущерб, нанесенный лисой.
— Теперь уже ничего не видно, мама зашила, — бормотал Атс, плетясь следом за отцом к шкафу.
Отец долго разглядывал чучело. И наконец сказал:
— Только потому, что мама так хорошо его починила, я тебя на этот раз прощу. Но запомни: это уже последний раз. Если ты еще что-нибудь натворишь, пеняй сам на себя.
Такие слова Атс слышал от отца не впервые. Поэтому он и не придал им особенного значения. Важно было, что он сегодня избежал наказания.
* * *
С тех пор как Мосса благодаря тому, что у Атса заболел живот, впервые освободилась от цепи, ей это удавалось сделать еще два раза, теперь уже собственными силами. Можно подумать, будто Атс подал ей дурной пример. Мама так и сказала однажды:
— Вот что ты наделал — научил Моссу рвать цепь.
Но отец считал, что ржавчина все больше разъедает звенья цепи, оттого Мосса так легко и рвет ее. Отец давно уже обещал принести новую цепочку, но на это все не хватало времени.
Новая цепь была тем более необходима, что последний раз Мосса воспользовалась своей свободой, чтобы совершить преступление: она загрызла курицу, самую лучшую во всем курятнике, как утверждал сосед. Задушенная курица была якобы чистейшей итальянской породы, она и неслась круглый год, и на яйца садиться не рвалась.
Пришлось леснику заплатить за курицу. Покупка новой цепи обошлась бы дешевле. И все домашние стали приглядывать за лисой, чтобы она опять не запутала цепь и не порвала бы ее. Прошло много времени, и лисе уже ни разу не удавалось вырваться на свободу.
Но как-то в воскресенье леснику Кирепу вместе со всей семьей пришлось уехать из дому на целый день. Знакомая старуха обещала подоить коров и накормить свиней, но с лисой возиться отказалась. Да и то, подумали хозяева, мало ли кто может прийти во время их отсутствия и выпустить лису или вообще унести ее. И они стали совещаться, куда ее девать, чтобы не надо было из-за нее тревожиться. Наконец все сошлись на том, что лучше всего устроить лису на чердаке. Отнесли ей туда еду и воду, а саму привязали к стропилам. Сделать все это было тем более просто и удобно, что лестница на чердак вела прямо из кухни. Так Мосса получила на время новое пристанище, которое, как казалось, очень заинтересовало ее. Лиса сразу же заметила, что пол на чердаке был покрыт толстым слоем песка, который она немедленно попробовала поскрести в двух-трех местах.
— Пусть себе пылит, коли ей это нравится, — сказал лесник. — Главное, сюда к ней никто не проберется, да и она сама тоже никуда не денется.
— А не выберется ли она как-нибудь из-под стрехи, если ей удастся разорвать цепь? — заволновалась мама.
— Не выберется. Чего-чего, а этого бояться нечего, — сказал папа.
И со спокойной душой они уехали из дома, и за весь день никто даже не вспомнил о Моссе. Как же все удивились, когда, подъехав к воротам, Атс испуганно закричал, указывая рукой куда-то вверх:
— Мама, смотри, где Мосса! Смотри, вон она откуда выглядывает!
Онемев от изумления, открыв рты и вытаращив глаза, отец и мать уставились на дом. Они глазам своим не верили: голова Моссы высовывалась сквозь покрытую дранкой крышу, да к тому же на такой высоте, что невозможно было понять, как могла она туда забраться. Может, уселась на перекладине между стропилами? По нет, тогда голова ее была бы еще выше. На чем же тогда?! Ведь там, куда могла добраться на своей цени лиса, сидеть было решительно не на чем.
— Видно, тут нечистая сила руку приложила, — проговорил наконец лесник, так и не найдя никакого объяснения.
Он послал Атса открыть ворота, подъехал на лошади к крыльцу и пошел за ключом, лежавшим в тайнике, чтобы посмотреть, куда забралась лиса, что голова ее так высоко торчит над крышей. Поднявшись по лестнице на чердак, он даже присвистнул от удивления.
— Идите посмотрите, что Мосса тут натворила! — позвал он.
Впрочем, он мог их и не звать, Атсу с мамой самим не терпелось увидеть, что случилось. Они уже стояли на лестнице и в следующее мгновение были на чердаке.
— Ну и ну, вот так куча! — изумился Атс.
— Вот так чудеса! — дивилась мама. — Она же весь песок соскребла в кучу.
Так оно и было: весь песок, покрывавший пол чердака, Мосса сгребла в одну кучу и восседала на ее вершине, обозревая сквозь дыру в крыше всю округу. Услышав голоса, она втянула голову на чердак, посмотрела, что там происходит, потом просунула голову обратно и продолжала спокойно сидеть в прежней позе.
— Скажи, пожалуйста, что ей по вкусу пришлось! — проговорил отец.
— Отсюда далеко видно, — сказал Атс и добавил: — Почти так же далеко, как с елки на том берегу реки.
— Ну, едва ли так далеко, — заметила мама.
— Но дальше, чем из-под большой елки, — сказал Атс.
— Это уж точно, — подтвердил отец. — Ну ладно, пойдем, пусть сидит себе и смотрит. Я распрягу лошадь, поставлю телегу в сарай, а там уж надумаю, что с ней делать.
Папа, мама и Атс один за другим спустились с чердака, а Мосса осталась сидеть на куче песка, высунув голову сквозь крышу.
Пока отец хозяйничал во дворе, мама занялась на кухне приготовлением еды; уже в дороге все стали жаловаться на пустой желудок. Прежде всего она начала растапливать плиту. Но странное дело: труба не хотела тянуть, весь дым шел обратно в кухню.
— Старые люди говорят: когда солнце светит на трубу, она не тянет; но ведь солнце давно за лес зашло. Что за напасть такая? — бранилась мама со слезящимися от дыма глазами, открывая настежь двери и окна.
Отец, увидев, как из окон и дверей валом валит дым, подумал, не случилось ли несчастье, бросил лошадь и пришел взглянуть, что тут происходит.
— Что за костер ты развела? — спросил он маму.
— Труба совсем не тянет, весь дым обратно идет, — ответила она.
— Что ж с ней стряслось? — удивился отец. — Утром тянула.
— Утром тянула, — подтвердила мама.
— У тебя обе вьюшки открыты? — спросил отец.
— Обе и до самого конца! — ответила мама.
По папа, как видно, не очень поверил ее словам; переступив порог, он вошел в кухню, чтобы самому проверить, в чем там дело. Но и он нашел, что все в порядке, а дым валил по-прежнему. Тогда он вышел во двор посмотреть на трубу: над ней не вилось ни единой струйки.
— Чем дальше, тем хуже, — пробормотал отец в недоумении. — Погоди немного, вот управлюсь с делами, посмотрим, что там стряслось.
Мама вышла во двор, потому что дым щипал ей глаза. А Атс, утверждавший, что дым ему нипочем, только чуть-чуть в носу щекочет, как челнок сновал с кухни во двор и со двора снова на кухню, где было так интересно бегать в густом, дыму. Он не помнил другого такого замечательного дня: сначала голова лисы, высунувшаяся сквозь крышу, а теперь дым на кухне, да такой густой, что от одной стенки до другой ничего не видно. Атс снял пиджачок и стал им размахивать.
— Что ты делаешь? — спросила мама.
— Выгоняю дым из кухни, что ему там делать, — ответил Атс.
— Перестань, дым и сам уйдет, — сказала мама.
Но Атс считал, что дым сам не уйдет, и продолжал размахивать пиджаком с таким усердием как будто делал невесть какое необходимое дело. Но тут мама спросила:
— Каким это ты пиджаком размахиваешь — старым или новым?
Атс сделал вид, будто не слыхал вопроса: мама уже давно велела ему переодеться, но он тотчас забыл об этом.
— Ах ты плутишка! — воскликнула мама, не дождавшись ответа. — Ты так извозишь в дыму и саже свое новое платье, что оно станет хуже старого! Марш в комнату и закрой за собой дверь!
Делать нечего, пришлось Атсу перестать гонять дым, но он так спешил снять воскресную одежду, что у него не хватило времени сложить вещи на стул, не говоря уже о том, чтобы повесить их на вешалку и убрать в шкаф, и позднее мама нашла его новые брюки на полу. Но толку от этой спешки не было никакого.
Когда он вернулся на кухню, чтобы разгонять дым теперь уже старым пиджаком, оказалось, что дым почти весь уже сам вышел через открытые двери и окна. А нового не прибавлялось: мама залила огонь водой, чтобы наконец освободиться от дыма.
