Мария Грипе - Эльвис Карлссон

Мама тоже всегда смолкает при появлении бабушки. Она угощает её кофе, но почти всё время молчит. Даже про Эльвиса и про то, какие глупости он вытворяет, она не рассказывает.

— Бабушка ничего не понимает в детях, — говорит мама. — Бабушка принимает детей всерьёз.

Мама говорит, что бабушка скучный человек. С другой бабушкой, маминой мамой, куда интересней разговаривать. А другой дедушка, мамин отец, гораздо «приличнее» папиного: он «за галстук не закладывает».

А Эльвис любит и тех и других, хотя больше всего дружит с папиным папой. Они с ним одинаково смотрят на жизнь.

Кофе готов. Мама садится к столу, прямо напротив бабушки.

Эльвис сидит у края стола. Мама разливает кофе. И Эльвису тоже наливает чашечку.

— Неужели ты даёшь мальчику кофе? — спрашивает бабушка.

— Он всегда пьёт с нами кофе, — коротко отвечает мама.

— Да какая от этого польза, — говорит бабушка. — А молока у тебя нет?

Мама со вздохом встаёт, вынимает из холодильника кувшин с молоком и молча ставит на стол. Видно, что она сердится.

Эльвис не знает, что делать. Его чашка доверху полна кофе, а теперь перед самым его носом ещё поставили молоко.

Может, сначала выпить кофе, а потом — молоко?

Эльвису всё равно, что пить: кофе или молоко, какая разница. А вот для мамы и бабушки это почему-то очень важно. Мама раздражённо помешивает ложкой кофе, а бабушка не сводит глаз с молока. Обе молчат.

Эльвис протягивает руку и берёт сдобную булочку. Мама шлёпает его по руке, так что булочка летит назад, в хлебницу.

— Не лезь первым! Подожди, пока возьмёт бабушка!

Взяв хлебницу, она подносит её бабушке.

Бабушка протягивает слегка дрожащую руку. Но так и не берёт булочку. Вместо этого она вдруг приподнимает крышку кофейника, потом берёт у Эльвиса чашку и выливает почти всю в кофейник, оставив лишь немного на дне. Потом она кладёт в чашку два куска сахара и перемешивает их с остатком кофе. Затем бабушка доливает чашку молоком до самого верха, так что получается светло-коричневая бурда. С довольным видом бабушка ставит чашку на место.

— Это кофе в молоке, — говорит она, и щёки её вдруг розовеют. — Кофе в молоке Юхан любил больше всего на свете.

Мама незаметно хмыкает. Она отпивает из своей чашки большой глоток, но ничего не отвечает. Эльвису и раньше случалось пить «кофе в молоке». Он не против. Запах от него правда какой-то особый, юханский, но корки в таком кофе мочить хорошо.

— А теперь мне можно взять булочку? — спрашивает он.

— А вы уже брали булочку? — обращается мама к бабушке.

И бабушка поспешно берёт булочку, а затем придвигает хлебницу Эльвису. Она показывает на самую большую булочку и велит ему взять именно её. Маме, видно, хочется что-то сказать, но она, сжав губы, молчит.

Эльвис берёт самую большую булочку, и бабушка улыбается. У неё опять розовеют щёки: видно, что она довольна. Эльвис тоже улыбается ей.

После кофе мама велит ему примерить вещи Юхана: может быть, придётся что-нибудь поправить. Эльвис послушно делает всё, что ему велят, — не потому, что ему нравится примерять одежду, а потому, что ему жаль бабушку. Он знает: она радуется, когда видит на нём вещи Юхана. Наверно, тогда она вспоминает Юхана и ей это приятно.

И ещё ему жаль бабушку потому, что она должна притворяться, будто Юхан куда-то уехал. Она всегда притворяется. И зачем только она это делает? Эльвис не понимает. Он смотрит на бабушку. Может, сказать ей правду? Сказать, что он всё знает?

Эльвис оглядывается на маму. И решает: нет, он ничего не скажет. Маме это не понравится.

— Да, на тот год вам уже придётся самим покупать мальчику вещи, — тихо произносит бабушка. — После Юхана больше ничего не осталось.

— Понятное дело, — говорит мама.

— Это его последний нарядный костюм, вот тот, что сейчас на Эльвисе, — продолжает бабушка, задумчиво глядя на внука. Она складывает руки на коленях. — Мы купили этот костюм в ту осень, перед самой… — шепчет она.

Потом, уже чуть погромче, она говорит, что Юхан так и не успел дорасти до этого костюма. И что в рукавах и штанинах ещё много можно выпустить. Хотя сейчас он и Эльвису тоже великоват.

Эльвис это заметил. Вещи Юхана всегда были ему велики. И он не успевал до них дорасти, потому что изнашивал их ещё раньше. Что-что, а изнашивать вещи Эльвис умеет.

Мама оглядывает его и качает головой.

— На этом мальчике костюм долго не проживёт! говорит она, кивая на Эльвиса.

Бабушка широко раскрывает глаза.

— Ты береги этот костюм, Эльвис, — серьёзно говорит она. — Твой дядя Юхан очень обрадовался, когда получил его в подарок.

— Сколько лет было Юхану, когда… когда он уехал? спрашивает мама.

Бабушка уже поднялась из-за стола, собираясь уйти. Она отвечает:

— Сейчас скажу. Ему было ровно столько, сколько сейчас Эльвису. Шесть лет, шесть месяцев и восемнадцать дней. Вот почему я сегодня приехала к вам и привезла костюм.

— И когда это было? — спрашивает мама.

— Двенадцать лет назад… Сейчас ему исполнилось бы девятнадцать.

Эльвис недвижно стоит в костюме Юхана. Мама глядит на него. Вот такой взгляд у неё бывает, когда по телевизору показывают что-нибудь грустное. А бабушка глядит на кран, из которого всё капает и капает вода.

Вдруг мама вскакивает со своего стула и так сильно стискивает Эльвиса в объятиях, что, пошатнувшись, он ударяется об мойку.

Но мама тут же отпускает его, потому что Сессан кидается к ней и начинает лаять и скулить.

— Что, приревновала меня? — смеётся мама и берёт собачонку на руки. — Приревновала, да? Вот тебя-то хоть приласкать можно, — продолжает она. — Ты небось не упадёшь, не стукнешься об мойку, как этот увалень.

Она кивает в сторону Эльвиса, но как будто не сердится. Когда она назвала его увальнем, он подумал, что она сердится. Но тут ему вдруг пришло на ум, что она, наверно, ничего плохого не думает, когда говорит злые слова. Может, она просто не умеет сдерживаться и говорит такое. Совсем новая мысль!

Бабушка уходит, а он всё продолжает думать об этом. Хорошо, если так. Может, мама вовсе и не думает всего, что говорит? А он-то думал, что думает…

Может, и сам он тоже не думает всего, что говорит?

Мало всяких злых и глупых слов он говорил, что ли?…

Правда, когда он их говорил, то думал, что он и вправду всё это думает, но только думал ли он? Если так, это ужасно…

Нет, наверно, человек не всегда сам понимает, что говорит. Об этом всегда надо помнить.

Тогда, может, он зря злится и обижается, когда мама его ругает. И может, не стоит так удивляться, что мама сердится, когда он сам ей грубит.

Эльвис не спеша стягивает с себя парадный костюм Юхана, который болтается на нём, как на вешалке. Юхан не мог до него дорасти, потому что был слишком слаб, а Эльвис не дорастёт потому, что он слишком крепкий. Эльвис подносит брюки к глазам и разглядывает их. Раньше они шагали в ногу с Юханом, когда он надевал парадный костюм. Теперь они будут шагать в ногу с Эльвисом…

Он знает, что сегодня ему шесть лет, шесть месяцев и восемнадцать дней. Теперь с каждым днем он будет становиться всё старше и старше Юхана.

Что он знает, то знает.

Подходит мама, берёт брюки и вместе с пиджаком вешает в шкаф.

Потом она включает приёмник, который молчал всё время, пока у них в гостях была бабушка.

— Бабушка устаёт от радио, — говорит мама, — голова-то у неё старая.

— Я тоже устаю от радио, — говорит Эльвис. — Хотя у меня голова совсем новая.

Но мама не слушает его. Ему хочется прокричать ей эти слова прямо в ухо, но он успевает одуматься.

Зачем кричать? Ведь ему за это попадёт.

Эльвис выбегает на улицу и идёт к дому Петера. Хорошо бы его встретить. Но вдруг Эльвис застывает на месте и поднимает руку. Сначала он загибает большой палец, потом — мизинец.

Всего три дня осталось до возвращения Юлии.

Папа вдруг решил, что Эльвис должен выучиться кататься на велосипеде.

— На это есть особая причина, — сказал он.

— Какая причина? — спросил Эльвис.

Но папа больше ничего не хотел говорить.

— Узнаешь потом, когда выучишься, — ответил он.

Мама насчёт этого не согласна с папой. Слишком рано, говорит она. Мал ещё Эльвис для велосипеда, можно и подождать.

Сам Эльвис, понятно, хочет кататься. Что может быть лучше: мчаться с Петером на велосипеде по лесным дорогам и тропкам…

Хотя… у велосипеда ведь только два колеса, на вид это небезопасно — того и гляди, — свалишься! А Эльвису страшно свалиться. Он очень боится падать. Не потому, что больно, а просто падать страшно.

Самое плохое — пока падаешь. А когда уже свалился и лежишь на земле, это уже не так страшно.

Когда папа вытащил старый мамин велосипед и позвал Эльвиса, у него от страха внутри все сжалось.